думал, как там Ортис? Я никогда не любил этого человека, однако сейчас, находясь среди чужого народа, невольно начал более снисходительно относиться к его недостаткам.
Спустя полтора часа мы наконец оказались на вершине перевала, и я увидел внизу головной отряд… А посреди него — Кларка Ортиса, который вовсе не бежал из последних сил, как я думал, а ехал верхом на коренастом рослом воине рядом с Го-ва-го!
Вскоре вождь объявил привал, и я поспешил вперед, чтобы повидаться со своим товарищем…
Но уж лучше бы я этого не делал. Сперва Кларк как будто меня не узнал, а потом процедил сквозь зубы, что вождь запретил нам разговаривать, и повернулся ко мне спиной.
Я так и остался стоять с открытым ртом, глядя, как Ортис отходит к Го-ва-го.
— Румит! — презрительно бросил Та-ван: я и не заметил, когда он появился рядом.
— Что? — переспросил я.
— Твой товарищ похож на румита, — ва-гас, стоя на двух ногах, изобразил рукой нечто извивающееся, и я понял, что он сравнивает Ортиса с каким-то ползучим гадом, не пользующимся уважением у но- вансов.
Мне было неприятно слышать, с каким презрением лунный житель отзывается о моем соплеменнике, но я ничего не смог на это возразить и только молча смотрел, как Кларк Ортис усаживается рядом с вождем.
На лице бортмеханика было до боли знакомое заискивающее выражение: еще недавно Кларк точно так же глядел на меня, а теперь снизу вверх преданно взирал на Го-ва-го, не обращая внимания на презрение и ненависть в глазах остальных лунных воинов.
— Пойдем, Джу-ли-ан, — сказал Та-ван, опускаясь на четвереньки, — надо найти еду!
— Да, — я кивнул и последовал за молодым но-вансом, ни разу не оглянувшись на Кларка Ор-тиса.
Думаю, Ортис тоже не стал провожать меня взглядом. Теперь его судьба зависела от повелителя четвероногих каннибалов, и бортмеханик делал все, чтобы добиться расположения нового начальства.
Глава седьмая
В наступивших «розовых сумерках» но-вансы продолжали путь через горы.
Каждый переход длился два-три земных часа, после чего следовал четырех-пятичасовой привал для сбора пищи и сна. Основную нашу еду составляли плоды, похожие на орехи с тонкой оболочкой, и грибы, напоминающие дождевики. Эти белые шары росли повсюду, даже на покрытых тонким слоем мха камнях, порой достигая размеров футбольного мяча. Маленьким детям их давали вареными, но все прочие ели лунные «дождевики» сырыми. В первый раз я попробовал их с опаской, но грибы оказались не только вполне приемлемыми для человеческого желудка, но и удивительно вкусными, напоминающими вареную телятину.
Однако такая пища не могла заменить но-вансам настоящее мясо, и они становились все более взвинченными и свирепыми.
Несколько раз во время привалов между воинами вспыхивали драки; все чаще я ловил на себе жадные взгляды голодных лунных жителей и слышал брошенное в мой адрес слово «унит»… Та-ван не захотел объяснить мне смысл этого слова, однако я прекрасно понимал, что ничего хорошего оно не означает.
Я уже начал всерьез задумываться о бегстве во время приближающихся «синих сумерек», но не успели еще закончиться «розовые», как произошло сразу два важных события.
О первом из них у меня нет желания подробно распространяться.
Скажу коротко: наши дозорные обнаружили небольшую группу ва-гасов из другого племени, и после короткого ожесточенного сражения чужаки были полностью перебиты. В этом бою Го-ва-го впервые опробовал карабин, зарядив его боевыми патронами, и правильнее было бы назвать происшедшее не боем, а бойней. При столкновении погиб всего один но-ванс, причем по нелепой случайности — женщина: она наблюдала за битвой с возвышенности и пала от вражеского копья.
Племя Го-ва-го получило вожделенное мясо, и полтора земных дня продолжался каннибальский пир, в котором приняли участие все, кроме меня и Ортиса Кларка… Впрочем, насчет последнего я не поручусь: думаю, в угоду своему новому покровителю бортмеханик смог бы сожрать не только инопланетное мыслящее существо, но и человека.
Но-вансы еще не закончили пиршество, когда с вершин неожиданно налетел холодный пронизывающий ветер, который почему-то очень встревожил всех взрослых ва-гасов. Пожитки были собраны в мгновение ока, недоеденное мясо брошено в сумки, и все племя по приказу Го-ва-го устремилось из ущелья на гору, поросшую высокими деревьями.
На этот раз не соблюдалось никакого подобия походного строя; мужчины, женщины, дети, смешавшись в одну толпу, в страшной спешке карабкались вверх.
Мы еще не успели добраться до деревьев, как из плотных фиолетово-черных туч хлынул дождь, и по склону потекли потоки жидкой грязи. Теперь мне пришлось пустить в ход не только руки, но и ноги, уподобившись четвероногим братьям по разуму. Я не понимал причин, заставлявших но-вансов с такой лихорадочной поспешностью взбираться на гору, но всеобщее смятение невольно передалось и мне.
Все вокруг пихались, спотыкались, падали, снова вставали, матери подталкивали перед собой детей, а когда племя наконец достигло деревьев, с небес хлестал уже не дождь, а настоящий ливень.
Однако это было только началом лунной бури!
Едва мы с Та-ваном нырнули под одно из деревьев, как ветер перерос в ураган. С диким воем он пытался оторвать но-вансов от стволов, за которые те цеплялись, и швырнуть к подножию горы. Ливень все усиливался, вода забивалась в рот и в нос, почти не давая дышать… И вдруг раздался такой оглушительный грохот, какого я еще не слышал ни разу в жизни.
Темные тучи распорола ветвистая молния, потом вторая, третья, четвертая…
— Та-ван! — с трудом перекрикивая рев бури, крикнул я. — Нам опасно оставаться под деревьями! Лучше спустимся вниз, а не то…
Та-ван, прижимавшийся к стволу рядом со мной, замотал мокрой головой:
— Нет! Только здесь мы сможем спастись! Ущелье скоро затопит!
Он оказался прав. Вода потоками бежала с гор, и несмотря на то, что глубина ущелья достигала сорока-пятидесяти футов, спустя полчаса оно превратилось в бурную реку. Если бы кто-нибудь остался внизу, он неминуемо бы погиб: вождь Го-ва-го руководствовался в своих действиях отнюдь не слепым ужасом, а опытом многих пережитых лунных гроз.
Буря продолжала бушевать, ва-гасы в ужасе цеплялись за стволы, содрогающиеся от ударов грома. Многие деревья падали, не выдержав единоборства с ураганом или пораженные молнией, — и отважные но-вансы отзывались на каждое такое падение воплями ужаса. Кажется, я тоже кричал: впервые мне приходилось испытать на себе гнев Повелителя Грохочущего Неба, и я не мог не содрогаться от неистовой мощи лунной грозы.
Но даже если мне с моей огромной, по здешним меркам, силой, едва удавалось сопротивлялся порывам бешеного ветра, как же их тогда выдерживали ва-гасы?
Не успел я об этом подумать, как мимо прокатилось маленькое, отчаянно вопящее существо, которое кувыркалось среди грязи и вырванной с корнем травы, напрасно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Сделав бросок в сторону, я поймал малыша за ногу, но вернуться обратно под дерево не сумел: ветер швырнул нас обоих вниз по склону. Почти сразу мы врезались в другой ствол, и я вцепился в него, что было сил.
Маленький но-ванс, зажатый между мной и деревом, тонко испуганно скулил…
И, услышав этот скулеж, я вдруг понял, что буря стихает. Ураган ревел уже не так оглушительно, молнии вспыхивали все реже, дождь почти перестал, и вскоре среди разошедшихся туч мелькнуло полотнище красного неба.
Лунная буря закончилась так же внезапно, как началась.
Но-вансы один за другим стали выходить из-под деревьев; матери, во время урагана прикрывавшие собой детей, выпрямлялись, встряхиваясь всем телом…
Я сделал то же самое, понимая, до чего нелепо выгляжу с маленьким ва-гасом подмышкой. Я ощупал малыша, убедился, что тот ничего себе не сломал, и подтолкнул его вверх по склону:
— Беги!
Но мальчишка продолжал жаться ко мне, мокрый, грязный и перепуганный.
