Я тоже не знал, как ей помочь, но готов был молиться всем богам, чтобы они сохранили жизнь моей жене и облегчили ее долгие муки.
Однако час шел за часом, а ничего не менялось.
Неела охрипла от криков и молитв и уже не запрещала мне богохульствовать.
Она была гораздо сильнее меня в тот миг, когда велела принести траву с красно-зелеными острыми стеблями. Все прочие снадобья ей не помогли, и совсем без надежды я разыскал и принес ей эти проклятые листья. Уверен, что воспитанница святилища Интара знала, на что шла, разжевывая «траву Лаисы».
Через несколько минут наш сын, наконец, испустил свой первый крик, но Неела даже не смогла приподнять головы.
— Дай мне… ребенка… — прошептала она, и я положил захлебывающийся плачем комочек у ее груди.
— Мальчик, Неела! — я стоял рядом с ней на коленях, и она перевела с сына на меня сияющие неземной голубизной глаза.
— Я хочу… чтобы… ты назвал… нашего сына… Джу-лианом…
Она улыбнулась мне и с тихим вздохом закрыла глаза.
Джейми был прав — за твердым небом во-наа нет никаких богов.
Если бы не настойчивый крик сына, я бы не двинулся с места, оставшись навсегда рядом с Не-елой на заросшей фиолетово-красными цветами лужайке. Но громкий жалобный писк малыша заставил меня пошевелиться.
Я вырыл могилу кинжалом Джейми и закутал Наа-ее-лаа в одеяло, служившее ей постелью на протяжении всего нашего путешествия. Теперь ее путь пришел к концу, но я должен был двигаться дальше. Ради ребенка, которому она дала мое имя.
— До свидания, Неела… Встретимся в следующей жизни.
Я поцеловал ее и закрыл ей лицо. Не каменная гробница в святилище Интара послужила местом последнего успокоения нонновар Лаэте, а поляна в диком лесу за Свободным Горами.
Джулиан-младший во все горло негодовал на негостеприимство этого мира, и, завернув его в одеяло, я двинулся дальше.
Только-только начались «розовые сумерки», но мне казалось, что весь мир окутала непроглядная темнота.
Раз за разом я пытался накормить ребенка разжеванным мякишем единственной оставшейся у меня лепешки, но малыш неизменно выплевывал эту гадость, с негодованием глядя на своего никудышного отца. Глаза у него были ярко-голубые — в точности, как у его матери…
И у дяди.
Наткнувшись на маленькое озерцо с теплой водой, я выкупал сына и обнаружил у него на спинке родимое пятно в форме трилистника. Кровь от крови дома ямадара, Владыка меня побери!
Дальше я нес Джу-лиана уже завернутым в свою куртку, и его голодный писк становился все тише, пока не умолк совсем.
Я сам ел в последний раз неизвестно когда, меня шатало, но я двигался вперед с упорством оставшегося без управления автомата. Надо было переставлять ноги: шаг, другой, третий. Потом снова: шаг, еще шаг… Мне было безразлично, куда я иду. И я не сразу остановился, услышав крик впереди.
Ко мне бежал унит в какой-то странной одежде, с «гремящим оружием» за спиной.
Держа одной рукой сына, другой я выхватил кинжал.
— Джулиан!
Это был не унит, а человек.
Дэвид Вест, в такой же одежде, в какой я покинул «Челленджер» столетия тому назад.
Я наконец остановился.
Он остановился тоже, увидев кинжал, но тут же подскочил ко мне вплотную и схватил за плечи.
— Ты жив! Ты вернулся! Я так и знал, я же им говорил…
Растревоженный криками ребенок снова подал голос, и Дэвид сразу заткнулся. Но ненадолго.
— Господи боже, что это у тебя?
— Мой сын.
Он испуганно взглянул на меня.
— Да… Хорошо… Ты… Ты сможешь идти?
— Конечно.
Но я сумел только передать Дэвиду отчаянно горланящий сверток.
А потом «розовые сумерки» внезапно перешли в ночь.
Я проснулся в каком-то странном месте и долго пялился в потолок, прежде чем понял, где нахожусь.
Это была каюта на «Челленджере». Моя капитанская каюта. И рядом сидел Томас Нортон.
Увидев, что я проснулся, он улыбнулся мне своей обычной доброй полуулыбкой, которую я успел позабыть.
— Как ты себя чувствуешь, Джулиан? — спросил он, и я удивился тому, как отрывисто и быстро он произнес мое имя.
— Нормально, — я сел, потирая лоб. — Чем ты меня накачал?
— Просто немного успокоительного и пара укрепляющих уколов. А еще кубиков триста глюкозы. Похоже, в последнее время ты забывал завтракать и обедать, не говоря уж о том, чтобы ужинать… Верно?
— Может быть, — равнодушно согласился я. Меня слегка покачивало от снотворного.
— Так как насчет завтрака? Ты должен набраться сил перед стартом.
— Перед стартом?
— Да, — Том приглядывался ко мне, соображая, способен ли я сейчас адекватно воспринимать окружающее. — Подожди, я принесу тебе поесть…
— Стой! — я удержал его. — Ты что-то сказал насчет старта?
— Да, — Нортон снова сел. — Они все-таки нашли нас, наши ангелы-хранители из НАСА. Резервуар «Челленджера» с «восьмым лучом» теперь в полном порядке, мы могли бы стартовать еще месяц назад… Но Дэвид выпросил месячную отсрочку, уверяя, что ты жив и обязательно вернешься к кораблю. Честно говоря, я в это ничуть не верил. Ведь мы с Дэви прочесали все окрестные горы вдоль и поперек, пытаясь найти тебя и Ортиса, но…
Он резко замолчал: видимо, у меня что-то произошло с лицом.
— Ортис погиб? — после недолгого молчания осторожно осведомился Нортон.
— Нет, — мне стало больно от впившихся в ладони ногтей, я разжал кулаки. — Он жив, и когда-нибудь я обязательно с ним встречусь!
Я тряхнул головой и окончательно очнулся.
— Где мой сын?!
— Что? — Томми вконец растерялся. — Джулиан, успокойся…
— Где ребенок?! Он не…
— Томми, пест… — Дэвид осторожно просунул голову в каюту, но, увидев, что я не сплю, отодвинул дверь на всю ширину. — Джулиан, ты наконец проснулся! Слушай, где ты раздобыл этого огольца? Он орет, как резаный, требуя того молока, которое получил в прошлый раз. А новой смеси не хочет ни в какую! Заплевал весь комбинезон капитана Динка. Томми, может, ты сумеешь его урезонить?
Бросив на меня последний озабоченный взгляд, Нортон покинул каюту, а Дэвид сел рядом со мной.
— Ну… Как ты, Крошка?
— Нормально, — ответил я и даже сумел улыбнуться. — Если мой сын заплевал весь комбинезон капитана Динка, значит, все должно быть хорошо.
Сутки на Марсе в отличие от лунных длятся почти столько же, сколько на Земле.
Утро уже давно сменилось днем, но в гостиничном номере с затененными стеклами по-прежнему стоял зеленоватый полумрак.
В последнее время Джулиан Баском как будто вообще забыл о моем присутствии: он рассказывал свою невероятную историю, словно обращаясь к самому себе — или к кому-то, находящемуся на расстоянии
