Тайна невидимки

— Оригинальное украшение комнаты, не правда ли? — сказал он. — А в нем заключается главная техническая тайна всех чудес. Узнаете эту штуку? Впрочем, таких вы еще не могли видеть, — это моя конструкция. В общем, это репродуктор в середине которого вмонтирован микрофон. Вот он. Они связаны между собой чисто механически. Таким образом, эта комбинация может служить и излучателем звука и приемником его. Нечто вроде искусственной головы, имеющей уши и голос… Однако посмотрим, что делается наверху, в моей гостиной. Он подошел к небольшому распределительному щитку, укрепленному на стене, и щелкнул одним из многочисленных включателей.

Я не успел заметить, что он сделал там еще, потому что в этот момент Марина, молча сидевшая на диване в трех шагах от меня, ни с того ни с сего громким мужским голосом вдруг вскричала:

— Новая эра! Поймите!… — и испуганно вскочила с места.

Я бросился к ней…

Никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы Маэстро хохотал так безудержно, с таким откровенным, искренним увлечением.

— Простите, на этот раз я не виноват. Чистейшая случайность, — сказал он наконец, успокоившись. — Не мог же я знать, что он сидит как раз на этом самом месте!

— Да кто это он?

— О-о… занятный человек. Я вас сегодня познакомлю. Композитор Имбирцев. Они с Ныркиным там беседуют в ожидании меня. Он увлечен одним моим предложением, касающимся музыки. Я ведь теперь, как вы знаете, стал музыкальным!… — Он снова засмеялся. — Однако не буду вас больше мучить. Подойдите сюда… Этот щиток — пульт управления моей таинственной системой. Я только что включил сразу все «уши», то есть микрофоны, установленные в той комнате, где мы с вами вчера пировали, и все репродукторы, находящиеся здесь. Но пришлось сейчас же выключить. — Он сдержал новый приступ смеха. — Теперь снова включаю эту систему.

Голос композитора тотчас возник около нас. Он с жаром рассказывал о каком-то симфоническом концерте в Америке, обращаясь к невидимому слушателю, очевидно, Ныркину. Мы с интересом слушали. Невидимый композитор возбужденно двигался перед нами, мягко шагая по столь же невидимому ковру.

— Выключить? Или хотите послушать еще? — хитро спросил Маэстро.

— Интересно, конечно, — ответил я, — но… он, повидимому, не знает, что его слушают. Мы, собственно, подслушиваем…

— А-а… в самом деле, это не совсем удобно. Получается нечто вроде того, как у вас там, в замке. Ну что же, тогда давайте обнаружим свое присутствие, познакомимся… Включаю другую систему.

Тут он щелкнул другим включателем и сказал:

— Сергей Андреевич, добрый вечер!

Композитор, продолжавший свой рассказ, замолк на полуслове.

— А?.. Что?.. Кто это?.. Маэстро, конечно?

— Собственной персоной, — ответил тот. — Опять напугал вас?

— Никак не могу привыкнуть… Ну, здравствуйте. Пришли, значит?

— Да, и не один. Тут у меня двое друзей, которые…

— Простите, Маэстро, — перебил его голос Ныркина, — есть срочное дело. Вам придется извиниться перед друзьями… Полчаса назад звонили и просили немедленно прибыть на экстренное заседание комиссии, о которой вы знаете. Просили также передать, что кандидатура Волохова провалилась и что комиссия вылетает завтра.

Мы с Мариной почувствовали, что наши надежды узнать наконец тайну «невидимки» снова рухнули.

— Что это значит? — спросил я.

Маэстро обернулся ко мне.

— Это значит, что сейчас мы поднимаемся наверх, я вас познакомлю с Сергеем Андреевичем Имбирцевым, и вы проведете интересный вечер. А я… — он развел руками, — сейчас поеду в наркомат, а завтра в шесть утра буду на аэродроме. Ничего не поделаешь!

— И надолго? — спросила Марина упавшим голосом.

— Думаю, месяца на два-три.

— Три! Ну, это невозможно! Как же… с разоблачениями?

Маэстро улыбнулся своей теплой, ласковой улыбкой.

— Да, это, конечно, невозможно. Вот что! Есть выход. Вы узнаете все через несколько дней. Завтра у меня будет часа четыре совершенно свободных во время полета. Вот я и напишу вам обстоятельное письмо, в котором все объясню. Выход найден?

Я повторил жест Маэстро, разведя руками: «ничего не поделаешь!» Через несколько минут Маэстро уехал…

(Окончание следует.)

3

ОТ РЕДАКЦИИ. В предыдущем номере нашего журнала повесть Юрия Долгушина «Тайна невидимки» оканчивается тем, что знаменитый Маэстро (изобретатель, великий знаток, кудесник техники) дал обещание сообщить разгадку многих непонятных, удивительных вещей. Кто был таинственный «невидимка» в старом польском замке? Отчего он внезапно появлялся и исчезал? Как мог сам Маэстро превратиться в «невидимку» и проделывать изумительные фокусы в новогоднюю ночь? Какая существует связь между всеми этими странными явлениями и тем необыкновенным кино, которое изобретатель показал на прощание героям повести?

Маэстро выполнил свое обещание. Он дал ответ на эти вопросы, прислав с пути пространное письмо. Писатель Юрий Долгушин переслал его нам и любезно разрешил напечатать в журнале полностью.

Вот это письмо.

Дорогие друзья!

Вы, конечно, ждете от меня немедленных объяснений. Изволь раскрыть перед вами сразу всю тайну «невидимки»! Но я этого не сделаю. Пеняйте сами на себя. Ведь вы, оказывается, невежды, вы не знаете самых азов современной техники. Стыдно, товарищи! В наше время, когда техника окружает нас со всех сторон, когда мы пользуемся ею буквально на каждом шагу, вы, наверное, не представляете толком, как устроены и работают такие простые вещи, как телефон, радиоприемник, репродуктор, даже выключатель?! Я сердит на вас.

В наказание вам придется подождать немного с «невидимкой» и предварительно ознакомиться с другим предметом. Но предупреждаю вас, это необходимо. Иначе вы ничего не поймете в этой самой тайне, которая вас так смущает.

Задумывались ли вы когда-нибудь, зачем природа наделила нас двумя глазами? Представьте себе, в каком трудном положении оказался бы человек, впервые познающий окружающий его мир, если бы у него был один только глаз. Ведь он прежде всего был бы лишен непосредственного чувства расстояния. Он не мог бы сразу понять, что — далеко, а что — близко. А потому и размеры незнакомых предметов ему пришлось бы познавать чуть ли не ощупью. Но посмотрите в окно, сначала закрыв один глаз, а потом открыв его. Как будто ничего не меняется, все остается попрежнему на своих местах: здания, трубы на крышах, деревья. Это потому, что мы видим обычные для нас предметы, их размеры, расстояние до них — все нам уже известно, и когда, смотря одним глазом, мы лишаемся чувства расстояния, то наше воображение легко дополняет это утраченное чувство. И все же, когда вы смотрите двумя глазами, окружающая обстановка кажется более ясной, живой, приобретает отчетливость, выпуклость. Вы полнее