Снова звонок Уэстморленду. Тот будто ожидал его, так быстро отозвался.
— Что можете сообщить нового, генерал?
— Вызвал десантников. Через несколько минут они будут в посольстве. Думаю, господин посол, надо связаться с президентским дворцом и поставить президента в известность.
Банкер даже удивился своему спокойствию, будто все, что происходило здесь, — лишь нелепые кадры кино, настолько все чудовищно неправдоподобно.
— Президентский дворец тоже атакуют партизаны, а сам президент, кажется, перепуган до последней степени. Теперь вы, генерал, несете за все ответственность, — и повесил трубку.
Бой шел, кажется, на всех этажах. Здание, резонируя, гудело от стрельбы и взрывов. Партизаны взламывали междуэтажные двери, легко занимали новые позиции, продвигаясь все дальше и выше.
Банкер вытер лоб, покрывшийся испариной. Он понимал, что до его кабинета нападающим добраться невозможно. Он защищен стальными массивными дверьми, с которыми не справиться легкими зарядами взрывчатки. Еще труднее будет овладеть секретными отсеками, однако, если помощь не подоспеет в самое ближайшее время, посольство может целиком оказаться в руках нападающих, а выбить их из него будет не так легко. Но главное, что волновало посла, — какая завтра будет сенсация в мире и какой переполох в Вашингтоне.
— Господин посол, — доложили послу с базы Таншоннят, — партизаны взорвали емкости с горючим и помещение диспетчерской службы.
Обороняющиеся американские морские пехотинцы стали вызывать по рациям поддержку с других военных баз, но все крупные базы вокруг Сайгона сами подвергались нападению и не могли оказать помощи. Весь день 31 января бои продолжались с нарастающей силой. Командование американских и марионеточных войск оказалось неспособным организовать контратаку, по-
скольку наступающие перерезали дороги, вывели из строя связь, взорвали несколько мостов, лишили штабы противника способности маневрировать, свободно перебрасывать войска.
Посол Банкер направил в Вашингтон тревожную телеграмму. «Положение в Сайгоне критическое. Захват партизанами американского посольства, нападение на штаб наших вооруженных сил, дворец президента Тхиеу, взрыв радиостанции, разгром армейских и полицейских штабов наших союзников, серьезные разрушения на военно-воздушной базе Таншоннят и многие другие акты диверсии показывают, что противник хорошо подготовился к массированным атакам на важные объекты, располагает глубоко достоверной разведывательной информацией. Командование наших экспедиционных сил, как и командование наших союзников, не заметили этой подготовки, а когда наступление стало фактом, оказались неспособными отразить его. Все их действия были полностью парализованы противником. Только какие-то иные, пока еще неясные нам цели Вьетконга спасли город от полного захвата, хотя в пяти из десяти его районов администрация президента Тхиеу ликвидирована. По мере прояснения обстановки мы будем вносить свои предложения о том, какие шаги предпринять нам в Южном Вьетнаме. Сейчас же — я это делаю после обсуждения с военными — прошу министерство обороны в срочном порядке рассмотреть вопрос о доставке в эту страну дополнительного контингента войск, пока еще есть возможность спасти положение».
Через пять дней, когда обстановка прояснится, американский посол и штаб Уэстморленда увидят, Что выигранная «битва за Сайгон», как сообщил Уэстморленд министру обороны, хотя и нанесла Вашингтону огромный морально-политический урон, была лишь частью стратегического плана сил освобождения.
Несколько позже полковник Мэрфи в обстоятельном донесении директору Центрального разведывательного управления адмиралу Рейборну нарисовал более объективную картину происшедшего. «Новогоднее наступление сил Национального фронта освобождения, — писал он, — превзошло все предыдущие акции противника. Из сорока провинциальных центров было атаковано 37. Только в Сайгоне нападению и частичному разрушению подверглись 18 важных объектов, включая штаб генерала Уэстморленда. Было совершено нападение на 11 из 14 главных авиабаз и 30 аэродромов. К моменту новогоднего наступления произошло еще одно наше крупное поражение: полностью окружена, блокирована и подвергается непрерывным артиллерийским обстрелам база Фусань. Возможности для ее деблокировки минимальны. Если не предпринять срочных и решительных мер, база может стать добычей противника и окажется нашим настоящим Дьенбьенфу на Юге Вьетнама».
И далее, отбрасывая в сторону свои личные отношения с командующим американской- армией, полковник Мэрфин давал свою оценку всему происходящему: «По масштабам поражения главной пострадавшей фигурой надо считать генерала Уэстморленда. Имея в своем распоряжении более миллиона прекрасно вооруженных солдат, современную авиацию, неограниченное количество артиллерии разных калибров и разного назначения, мы проиграли сражение крестьянской армии. Генерал Уэстморленд вынужден был перебрасывать соединения с одного участка фронта на другой, ведя войну фактически без стратегического резерва. Переброска 25-й дивизии из Сайгона под Локнинь обнажила оборону самого Сайгона, что привело к столь драматичным последствиям. Только ценой резкого увеличения военной мощи, пересмотра не отвечающих нынешнему этапу концепций ведения войны можно достичь спасения администрации президента Тхиеу, оказавшейся на грани полного краха, и нашей собственной политики в Южном Вьетнаме».
Радикальные меры, а главное, политические оценки, данные полковником Мэрфи, не понравились в Вашингтоне. Однако пройти мимо того, что произошло в феврале — марте, было невозможно. В Вашингтоне не прекращались совещания на самом высоком уровне. Линдон Джонсон, в настроении которого произошел какой-то сдвиг, то впадал в апатию, то в гнев, который он обрушивал на всех — на Макнамару, Раска, Рейборна, своих союзников, обвиняя их во всех смертных грехах. Совершенно аналогично повел он себя, когда Макнамара пришел к нему с подготовленным приказом о замене Уэстморленда и Фрэнсиса Райтсайда другими, более подходящими для нынешней стадии войны генералами.
— Ты, Боб, — сердито говорил Джонсон, — ищешь легкий путь для оправдания нашего поражения. Ты можешь поручиться, что, если я пошлю тебя командовать нашей армией во Вьетнаме, ты выправишь положение или спасешь базу от захвата ее Вьетконгом?
Макнамара счел нетактичным этот вопрос президента и не ответил на него.
— Вот видишь, не можешь ты сказать этого. А ведь я помню, что Уэстморленд все время обращался к нам с просьбами увеличить наши военные силы во Вьетнаме, а мы, в том числе и я, не без твоего совета, ограничивали ему помощь.
— Господин президент, — решился Макнамара перебить Джонсона, — обстановка сейчас такова, что мы не можем позволить себе посылать во Вьетнам слишком большие контингенты войск. Мы и так находимся под огнем конгресса, подвергаемся критике со стороны наших союзников в Европе. Печать раздувает наши неудачи до космических размеров, что накаляет общество, вооружает наших противников. Массированное наступление ведет оппозиция, стали расти акции ’ Ричарда Никсона, а ведь он будет главным соперником на президентских выборах. Мы стоим на пороге сложных внутренних и внешних испытаний, и нам сейчас необходимо выработать такой курс, который позволит нам устоять на ногах.
Президент посмотрел на Макнамару так, будто увидел его впервые, с каким-то растерянным выражением на лице, и надолго замолчал, обдумывая услышанное. Нельзя сказать, что он не знал того, о чем говорил Макнамара. Знал, но думал, что это не так страшно. Макнамара все предельно обострил и породил в его сердце предчувствие, что дорога, которую он всю жизнь так старательно для себя прокладывал в историю, не останавливаясь ни перед чем, свернула в тупик. Под сердцем разрасталась тупая, ноющая боль, лишавшая способности действовать с той же безоглядной решимостью, как он делал это, заняв впервые кресло президента. Он понимал, что в мире вокруг него и вокруг Америки произошли какие-то не замеченные им ранее перемены, которые лишают его как президента врученной ему силы.
Макнамара не прерывал раздумий президента, но своим жестким, рационалистическим умом понимал, что президент надломлен и вряд ли будет способен вести тяжелые бои, которые ему предстоят.
Джонсон неожиданно вскинул голову и с прежней,
хорошо знакомой Макнамаре манерой, с оттенком иронии спросил:
— Ну, и что же предложит для решения проблемы мой министр обороны, а? Надеюсь, Боб, в твоей знаменитой папке, кроме проектов распоряжений о снятии нескольких генералов, есть более радикальные предложения. Не подумай, Боб, что я не согласен с тобой, но снятие с поста сейчас двух — или сколько ты
