славился как охотник, а кто — как мудрый судья. И тут Ин Бай, как-то само собой ставший во главе объединенного отряда, оказывал неоценимую помощь. Он, кажется, знал не только свое племя седанг, но и людей банар, чамрэ, эдэ и еще многие другие, со всеми находил общий язык, подсказывая Фам Ланю, кого ставить командиром, кого заместителем, кому доверить разведку, а кому дерзкие налеты на гарнизоны марионеточных или даже американских опорных пунктов. Ин Бай гордился, что Фам Лань с почтением обращался к нему как к командиру сводного отряда, но понимал своим острым, практичным умом, что такого отряда никогда бы не создать, если бы не Фам Лань. Именно он учил деревенских парней, как надо воевать. Смелые, отважные, закаленные в походах по охотничьим тропам, парни легко, с видимым удовольствием воспринимали новую науку. Они быстро овладели даже автоматическим оружием, научились метко стрелять, обращаться с гранатами. Но особенно ревностно относились к своим обязанностям минометчики. После одного налета на опорный пункт горцы притащили в свой лагерь три шестидесятимиллиметровых миномета, уж очень они им понравились по внешнему виду, и попросили Фам Ланя научить их пользоваться новым оружием. Но не было ни одной мины. Что такое мины, горцы не понимали. Тогда Фам Лань выстругал из куска дерева образец мины и показал, как, опущенная в трубу миномета, она летит на любое расстояние, в зависимости от угла наклона трубы. Парни загорелись достать мины. Отряд из десяти человек снова пошел на разгромленный опорный пункт и, к своему счастью, нашел ящики с минами нетронутыми. Захватив с собой семь ящиков с минами, смельчаки вернулись в лагерь и получили по всем воинским правилам перед строем всего отряда благодарность Фам Ланя. Гордости их не было границ. Они же и стали минометчиками. Фам Лань, восхищаясь сообразительностью горцев, в течение нескольких дней обучил их азбуке минометной стрельбы и разрешил каждому расчету выпустить по одной мине по ранее оборудованным целям. Восторг был написан на лицах всех бойцов отряда, увидевших, каким оружием они обладают.
Когда партизанские отряды были хорошо подготовлены и в боевом отношении, и морально, Фам Лань решил, что пришло время ставить им настоящие боевые задачи. Он собрал всех командиров и рассказал им, ч!о сейчас самое главное в боевой жизни.
— Хорошо бы, конечно, потрепать базу в Митхане, — сказал Фам Лань, — она давно как бельмо на глазу. С нее марионеточные отряды под командованием американских инструкторов совершают карательные налеты на сельские районы, угоняют с собой ваших парней и заставляют их насильно служить своим врагам.
— Сейчас там четыре тысячи горцев, — сказал Ин Бай, — правда, не у всех есть оружие. Сайгонских солдат полторы тысячи и двадцать американцев, — эти сведения были известны и Фам Ланю, их принес один рекрут, сбежавший с базы Митхань. — А если нам послать на базу нескольких наших бойцов, — вопросительно глядя на Фам Ланя, сказал Ин Бай, — пусть они поговорят с горцами и уговорят их помочь нам захватить базу, а?
— И надо обязательно захватить Хыу Нгока, — добавил кто-то из командиров, — пора с ним кончать, а то житья от него не стало. Предупреждали его, посылали ему бумагу, а он как бешеный тигр мечется, и где появляется— там горе.
Хыу Нгок — бывший полицейский начальник, ему действительно послали на базу предупреждение, что добром его проделки не кончатся. В освобожденной зоне жил его отец, старый почтенный учитель. Он написал сыну письмо с родительским приказом вернуться домой или прекратить бесчинства, но и это на него не подействовало.
— Ладно, Хыу Нгок от нас никуда не уйдет, — сказал Фам Лань, —а вот предложение Ин Бая надо обдумать. Мне кажется оно очень мудрым, если, конечно, найдутся смельчаки в отряде, которые попробуют пробраться на базу.
— Об этом не надо беспокоиться. Когда прилетят американские гости и рекрутов выведут для охраны аэродрома, наши ребята смешаются с ними — и никто не заметит, ведь у горцев пока нет формы, ходят в чем попало.
Фам Лань улыбнулся, представив себе, как его боевые выученики будут занимать место в охранной цепи. А охранять надо было важных гостей. Три-четыре раза в неделю на посадочную площадку базы прилетали вертолеты, и из них на зеленую траву аэродрома высыпали важные визитеры: американские сенаторы, конгрессмены, отставные генералы, видные журналисты. Но самым ярким всегда было появление известных кинозвезд, которых солдаты и офицеры видели не на экране, а живыми, расточающими ослепительные белозубые улыбки, отпускающими шутки на пределе дозволенного. Американские офицеры были обязаны показывать красоту гор, «дикарей джунглей», серебряные водопады, потрясающую прелесть горных ущелий, но при этом не забывать об охране, чтобы со знатными гостями не случилось чего-нибудь неприятного. Любознательные однодневные туристы возвращались домой и рассказывали, как прекрасно это вьетнамское плато, что никаких партизан там нет и в помине и что американским парням хорошо живется в таком здоровом горном климате.
В деревнях, прилегающих к базам и опорным пунктам, американским инструкторам с огромным усилием удалось создать отряды самообороны. Роздали тысяч десять винтовок и автоматов, а через некоторое время обнаружили, что больше половины их исчезло, часть даже вместе с владельцами. Как доносят агенты, оружие оказывается у Вьетконга, против которого оно предназначалось. А теперь вот на базе собрали четыре тысячи рекрутов. Их, оказывается, надо учить владеть оружием, воевать.
— Научим на свою голову. Этот сброд дикарей, — говорили американские офицеры, не скрывая презрения к горцам, — надо держать за колючей проволокой да под усиленной охраной.
Но еще больше поразило американских инструкторов, когда они узнали, что горцы, получившие у американцев оружие, часто отдавали его как бы взаймы партизанам, которые давали слово, когда американцы решат проверить, все ли оружие на руках, — о таких проверках местные жители узнавали почти сразу, как только принималось решение об этом, — возвращать винтовки и автоматы людям, за которыми они записаны.
— А на кого записаны?! — возмущались американ-
ские офицеры. — Ни фамилий, ни имен, ничего не разберешь, как у американских индейцев. Вот полюбуйтесь, автомат М-16 выдан человеку, который, как выяснили через переводчика, носит кличку Ободранная Голова. Оказывается, во время охоты на него когда-то напал тигр и едва не снял скальп. Попробуй найди эту_ Ободранную Голову. Сам голову потеряешь.
План партизанских командиров удался. Двум десяткам бойцов разных национальностей удалось внедриться на базу. Правда, один из верных слуг, сайгонский капрал, мечтавший отличиться и выслужиться, стал слишком подозрительно присматриваться к посторонним, новичкам, которых ранее не замечал, расспрашивать их, как они попали на базу, что думают здесь делать. Рвение предателя было оценено по достоинству: его нашли мертвым на дорожке, которая вела в домик представителя сайгонской контрразведки. Впрочем, это не вызвало ни особой тревоги на базе, ни переполоха: дикари не поделили добычу, решили офицеры штаба.
Переполох вызвало восстание на базе. Две с лишним тысячи рекрутов, часть которых была с оружием, окружили штаб базы. Они перебили офицеров, давно вызывавших возмущение горцев, предупредили сайгонских солдат, что их ждет такая же участь, если они попробуют сопротивляться, и что лучше будет, если они уберутся с базы вообще. Солдаты не заставили себя уговаривать, покинули базу и направились в более надежное место.
Но прежде чем их отпустить, восставшие по совету вновь прибывших партизан разыскали среди сотен солдат Хыу Нгока. Куда подевались его заносчивость, презрительный взгляд, высокомерие. Он лебезил, падал на колени, просил простить за прошлое. Теперь он понял, что принес много бед. Отца не послушал, а он правильный совет давал. Предупреждениям не внял, а они были серьезные.
Сен Бай, руководивший допросом полицейского, испытывал отвращение, глядя на его лицо с большим, будто имбирный корень, носом и огромным жабьим ртом, в котором неприятно торчали большие и неровные желтые зубы. Прыщеватая кожа лица была покрыта нездоровым румянцем, переходившим на скулах в багровый цвет.
Он просил пожалеть его родителей, которых ему надо кормить в старости.
— А почему ты не жалел людей? — спросил его Сен Бай. — Ты сколько расстрелял и ни у кого не спрашивал, надо им кормить родителей или нет.
Полицейский подполз к нему на четвереньках. По его дряблым щекам текли слезы.
