— Я не служу. Я просто живу, как умею, — поправил жрец. — А время столь обманчиво, когда идешь по Дороге Жизни… Я не помню, государь.
— Почему Итани называют неугомонным?
— Это просто слухи, государь. Людям нужно чудо, вот и твердят невежды, будто Сам Итани до сих пор спускается на землю и бродит среди людей.
«Неверный ответ, жрец, — мысленно хмыкнул король. — Еще вчера я говорил, что так Его назвал Йоттей, а Смерть шутить не любит!»
— Хорошо, жрец. — Король поставил кубок с недопитым зельем и легко вскочил на ноги. — Когда придет время, мы продолжим наш разговор.
— Время, — усмехнулся Эстикар. — Время… Я уже говорил, государь, оно обманчиво. Никогда не знаешь, в какую петлю совьется…
Храм Равновесия Денхольм покидал в смятении. Но страх ушел. Не было больше загадок, была вполне определенная задача — присмотреться к жрецу. И извиниться перед Листеном, если тот окажется прав. В конце концов, король не помнил, чтобы его покойный брат искал путей в другие храмы. Правда, однажды он обмолвился о Саади и Его Драконе… Что ж, если Эстикар заманил Йоркхельда в ловушку, лживый жрец заплатит за все! Если Листен прав…
Мысли о Листене всегда приводили его к Ташью…
Прекрасная Ташка так и не пришла вчера на Холм. А с утра при виде короля поклонилась столь церемонно, что Денхольму свело челюсть. Но во Имя Роккора! Почему он должен оправдываться, будто виноват? Он поступил по совести, он поблагодарил за спасение. При чем же тут Ташью? Денхольм вспомнил обиженно поджатые губки, и под сердцем зашевелилось что-то склизкое и противное. Завтра же он поговорит со своей нареченной. И они раз и навсегда решат все вопросы. И больше никогда не будут ссориться. Никогда.
А сейчас короля вело слово. Слово чести, ради которого можно было забыть и о Ташью. Ради которого он через тайный ход выбрался из дворца, нарядившись купцом. И если б не странная рукопись, разве свернул бы он со своего пути, чтобы поболтать с Эстикаром?!
Король нес обещанные деньги. Мысленно он уже слышал недовольный вой Совета по поводу неразумных трат, он видел Листена, брызжущего слюной и приводящего сотню доводов в пользу разумной экономии… Он так хотел избежать ненужных споров, что сам нес деньги в Храм Тьмы. Деньги для тех, кто разделил с ним вчерашний праздник. Жрец воздаст по справедливости. Тот жрец не подведет!
Поворот за поворотом.
Длинна улица Священного Круга. Длинна и обманчива. Дома сменяют друг друга так незаметно, что кажутся единым целым. Теряется реальность, будто не пространство, а само время плывет тебе навстречу, и старится один большой дом, названный по чьей-то непонятной прихоти улицей.
Улицей Священного Круга…
Поворот за поворотом. И вдруг — мрачная громада Храма Тени оказалась предательски близко, стремясь поглотить все живое. Король вступил на Темную Сторону своей столицы. И жрец уже ждал его на пороге, улыбаясь сухой безжизненной улыбкой.
— Выходит, и короли держат слово, — еле слышно прошептал он.
— Я принес то, что обещал, — возразил Денхольм. — Ты знаешь этих людей, изгнанных под Крылья твоего храма. Ты поможешь им лучше, чем я.
— Пройдите в храм, государь, зачем стоять на пороге?
— Не стоит, жрец. Я не готов беседовать с Саади. А Йоттею успел порядком надоесть. Возьмите золото. В следующий раз я принесу больше. Ты можешь раздать его беднякам. А можешь построить школу. Или открыть мастерские. Нельзя всю жизнь зависеть от воровства и подачек сильных мира сего. Пусть живут своим умом…
— Я попробую, государь. Но денег мало. Слишком мало.
Нужно менять законы, с корнем выдирать устои Светлого Королевства!
— Я подумаю, жрец, — кивнул Денхольм. — Эй, Санди! Где мой шут? И во имя Роккора! Что происходит?! Кто зовет на помощь?!
Коварна Улица Священного Круга. Вроде бы длинна, а за три сотни шагов уже не увидишь ее каменной кладки. Новый поворот, новый виток…
Король, забыв о жреце, побежал на крик. Голос молодой, девчачий.
Еще несколько шагов… Городская стража! И оборванная девчушка, тщетно выдирающаяся из грубых лап.
— Но господа стражники! Я не украла эти деньги! Их мне отдал сам король! Он был у нас на празднике!
И Денхольм, всматриваясь до рези в глазах, узнал ее.
Робкий воробушек, набравшись смелости и краснея от смущения, подобрался к самым ступеням храма Тьмы, с отчаянным доверием заглядывая в лицо короля. Он приветливо кивнул девчушке и улыбнулся, на минуту оторвавшись от представления лицедеев. Дядя король совсем не страшный, девочка. Дядя король все понимает, он поможет. Воробушек приосанился и горделиво взглянул на товарищей. Вот так-то, трусы! Смеялись надо мной? А я буду смотреть артистов вместе с самим королем!
Денхольм узнал ее. Маленькую девочку, отчаянно сжимавшую в кулачке две золотые монетки. И одновременно увидел своего шута.
Санди шел к ним спокойно и буднично. И в то же время не шел, летел, стелился по каменной мостовой звериной яростной походкой, на ходу скидывая кафтан купца Второй Гильдии. Король хотел криком остановить безумца и не смог совладать с прерывистым дыханием. Он и сам, стиснув кулаки и зубы, стелился следом. Триста шагов их разделяло. Всего триста шагов. Много? Мало? Смотря какой меркой мерить…
Вот шут, не прерывая размеренной ходьбы, столкнулся с одним подонком, сбил с ног второго и с яростным рыком устремился к четверке, выкручивающей девочке руки…
Они не зря ели свой хлеб, стражники Городского Порядка. Мгновенно оценив ситуацию, они откинули девчонку, и трое стали плечом к плечу. Шут не сбавил шага, вскидывая руки, напрягаясь в предвкушении атаки…
…И король некстати вспомнил, что Санди не спал всю ночь, что он устал, что он слишком слаб, что Масхей настаивал на постельном режиме…
Как он раскидывал эту подлую свору, бывший оруженосец самого короля! Как упоенно крушил ребра, ломал руки, посмевшие избивать ребенка! Какой восторг читался в глазах девчушки, поверившей вдруг в спасение!
…Но король-то видел, что четвертый ведет подмогу, что еще девять, нет, десять стражей, перехватывая к бою легкие копья, торопятся изо всех сил. Вот они врезались в людское месиво. Вот накрыли собой яростно отбивающегося шута… Дальше Денхольм и не стремился рассмотреть. Он был уже близко. Он был уже на подходе! И в его изнеженных руках, не знавших до сей поры тяжелой работы, непонятным образом оказалась дровина, выломанная где-то по дороге. Одним прыжком разъяренного хищника влетел он в свалку — и первые, принявшие его удар, полегли, не успев даже вскрикнуть, предупреждая… предупреждая…
Король пробивал себе дорогу, спеша на выручку шуту, и уже не видел, как из всех щелей и подвалов, с крыш и чердаков, наводняя улицу, собирается обтрепанное полуголодное войско.
И не видел, как с другой стороны спешат закованные в доспехи лучники, как разворачивает свой знаменитый строй городская пехота…
Широка улица Священного Круга, в пять боевых колесниц…
Не жалели места древние мастера, не поскупились для святыни…
Лишь перестав ощущать сопротивление чужой воли и оружия, Денхольм понял, что смертельно устал. И звериная ярость отступила. По щекам его тек пот вперемешку с кровью, руки были покрыты ссадинами, ныло все тело. А перед королем лежал истерзанный, избитый, исколотый шут, сжимавший в окаменевших руках чью-то алебарду.
Король поднял на руки своего полуживого оруженосца и огляделся.
И увидел маленькую девочку, похожую на воробушка, испуганно жмущуюся к его ноге. Знакомая
