повествовать…
Почти три месяца назад он, Василий Александрович. Фалалеев, покинул одно из учреждений исправительно–трудовой системы МВД, где провел три года. В ИТК под Красноярском Кактус сидел за мошенничество и насмотрелся всякого. В его отряде были самые разные люди: и растратчики, и хозяйственники, и простые работяги, получившие срок за банальную драку, и классические, заматеревшие блатные, просидевшие за колючей проволокой большую часть жизни. Но лучше всего жилось не им, а «бывшим спортсменам, а ныне рэкетсменам», иначе говоря, осужденным членам организованных преступных группировок. Бандиты получали самые богатые передачи, их слова имели значительный вес, но самое главное — даже на зоне у них всегда водились деньги. Последнее обстоятельство позволяло не только мотать срок с относительным комфортом, но и выходить на свободу по условно–досрочному освобождению.
И если уж за колючей проволокой все решали деньги — что говорить про волю!
К концу срока Кактус, имевший на зоне статус «стремящегося», то есть мужика, желавшего примкнуть к блатным, задался естественным вопросом: что делать после «звонка», как обустраивать собственную жизнь? Хотелось всего и немедленно: дорогую тачку, престижную квартиру, свору красивых длинноногих блядей — как у сидевших вместе с ним бритоголовых уродов, этих комиссованных по черепно–мозговой травме спортсменов! Тем более что он, Фалалеев, считал себя куда умней и изворотливей «быков» из организованных преступных группировок, хотя и не имел таких физических кондиций.
Однако тогда Кактус так и не принял конкретного решения. Освободился, вернулся в Москву, целыми днями бродил по центру города, осматривался, удивлялся, как изменилась столица за время его отсутствия: умопомрачительные тачки, дорогие магазины, реклама заморских курортов.
«И кто себе может такое позволить? — спрашивал сам себя недавний арестант и, вспоминая знакомых по зоне бандитов, отвечал на собственный вопрос: — Ясно кто».
Вскоре Фалалеев встретил друга юности Колю Артемова. Тот также успел побывать на зоне, правда, по наркоманской статье, за что и получил погоняло Шмаль. Друзья весь вечер просидели в кафе, и когда вторая бутылка водки подошла к концу, незаметно перешли к главному вопросу бытия: что делать?
Удивительно, но Шмаль уже приблизительно представлял, как можно заработать деньги. Буквально за несколько дней до этой встречи в его руки попала забавная книжечка из жизни Москвы бандитской. Хроника криминального беспредела 80 — 90–х годов, состряпанная по материалам уголовных дел и муровским ориентировкам, она тем не менее наводила на любопытные размышления. Биографии российских «крестных отцов» впечатляли: бывший тракторист Сергей Тимофеев, известный как Сильвестр, ставший одним из самых влиятельных московских мафиози; недоучившийся студент Мансур, сколотивший одну из самых сильных столичных бригад.
«А мы что — хуже?» — спросил тогда Шмаль приятеля и по выражению его глаз увидел, что понят правильно.
Таким образом, способ заработать много был найден; задержка была лишь за рядовыми исполнителями, или, как их еще называют, «быками».
Впрочем, и эта проблема решалась достаточно просто.
В микрорайоне Сабурово, где жили друзья, находилась школа олимпийского резерва. Наиболее перспективных выпускников и решено было рекрутировать во вновь создаваемую банду. Боксеры, борцы, тяжелоатлеты, не обладавшие иными достоинствами, кроме крепких бицепсов, и должны были составить, по мнению друзей, костяк будущей бригады. Вскоре в микрорайонную банду влилось и несколько демобилизовавшихся из Чечни военнослужащих, вроде Валерика: по мнению Кактуса, опыт боевых действий и карательных акций против мирного населения пришелся бы как нельзя кстати.
Лютый слушал не перебивая и, когда говоривший закончил, поинтересовался:
Ну и как успехи?
Пару барыг выставили, чуток капусты подгребли, — попыхивая сигаретой, подхватил Шмаль, — правда, закончилась быстро… Ну, несколько киосков нам уже платят «за охранные услуги». Но это так, мелочевка. Пацаны четыре машины на запцацки угнали. Ничего, сошло.
А почему бы вам к какой?нибудь сильной бригаде не примкнуть? — последовал естественный вопрос.
Ну, Максим, ты, видно, не знаешь, что теперь на Москве творится, — хмыкнул Кактус.
А что такое творится? — с интересом спросил Лютый.
Ну, смотри… Допустим, подфартило нам: рванули какого?нибудь жирного бизнеснюгу, — начал объяснять Фалалеев. — Один раз удачно, второй, третий… Поднялись, значит, так хорошо. А затем, рано или поздно, какая- нибудь серьезная бригада на нас сама выйдет. И вопрос будет один: пацаны, вы в какой общак лавье собираетесь сливать? Скажем, в наш, люберецкий, или в подольский? Если в наш, можете называть себя люберецкими, если в подольский — будете подольскими.
А может быть и не так, — деловито вставил Шмаль. — Те же солнцевские теперь просто продают право таковыми называться. То есть делаешь разовый взнос, покупаешь, так сказать, товарный знак и — вперед, ищи тему, работай как солнцевский. Главное, чтобы бабки в общак сливались. Все контакты с основными — только через одного человека, никого из старших даже в лицо не знаешь. И все.
Так в чем же вопрос? — поинтересовался Максим.
Мы, в общем, сами не дураки, — с едва заметным высокомерием произнес Кактус. — Деньги как?нибудь сами сумеем сделать. Что, те, кто теперь при деньгах и при власти, как?то иначе начинали? Школьные кореша, дружки по спортсекциям, армейские сослуживцы… Послушай, Максим, — говоривший понизил тон до доверительного, — мы сегодня на тебя посмотрели, и ты нам очень понравился. Нормальный пацан, никого не боишься, стреляешь, как бог, сидел, с понятиями, все такое. Не хотел бы с нами работать?
Нечаев и бровью не повел.
В смысле? — безразлично спросил он.
Ну, в нашей бригаде.
Да у вас по большому счету и бригады?то никакой нет, — бесстрастно констатировал Лютый. — Ну, машину угнать, ну, торговок семечками копеечным налогом обложить. А дальше что?
Скоро все будет, — успокоил Шмаль и, желая польстить собеседнику, добавил поспешно: — Если такие, как ты, с нами работать захотят. Так что скажешь? Да — да, нет — нет. Не хочешь, жмем друг другу руки и расходимся своими краями.
Сказал и выжидающе, напряженно взглянул на Максима.
Тот достал сигаретную пачку и, неторопливо закурив, произнес со значением:
Спасибо вам, пацаны, за теплые слова. Но ответить теперь не могу. Подумать надо.
Подумай, — произнес тот, радуясь, что Максим не отказал сразу, а значит, есть надежда, что согласится.
…Нет, Максим Александрович, можете не волноваться: никто из наших людей не пострадал. — Дойдя до края аллейки, Прокурор встал против ветра, прикуривая.
Встреча с руководителем совсекретной структуры КР происходила в подмосковном охотничьем домике, бывшей номенклатурной даче ЦК КПСС. Сырой весенний ветер надул на ртутное небо рваные комки облаков, лужи и грязь немного подсохли, и это позволяло прогуливаться по аллейкам, не рискуя испачкать обувь.
Прокурор продолжал:
Я читал рапорт оперативников, выполнявших в операции по вашему внедрению роль сотрудников милиции. Вроде бы никаких проколов. Правда, в милиции до сих пор недоумевают, почему вчера экипажи всех патрульных машин в Сабурово были заменены. Впрочем, этот технический момент вас волновать не должен — это наши проблемы. — Заметив, что Нечаев достал сигареты, Прокурор предупредительно щелкнул зажигалкой. — За оперативников КР, находившихся в расстрелянной вами «пятерке», можете не волноваться: живы–здоровы. А как вы сами себя чувствуете?
Лютый едва заметно улыбнулся:
Как обычно.
Операция по внедрению Максима в мелкую микрорайонную группировку, а по сути — в компанию дворовой шпаны, тщательно просчитывалась аналитиками. Они разработали и эффектную завязку — драку у торговых ларьков, и кульминационный момент — расстрел милицейского автомобиля. У оперативников
