Мачюлис внимательно осмотрел «жучок», взвесил его на ладони.
Без проблем! А для чего тебе это нужно, мне знать совершенно неинтересно, — подмигнул Витас. — Но один вопрос все?таки есть.
Спрашивай.
Как скоро я должен это сделать?
Чем раньше, тем лучше, — признался Савелий.
Витас наморщил лоб и задумался.
Ну, в «Ореанде» у меня приятель сантехником работает. У него ключи от всех номеров. Так что проникнуть в апартаменты этого американца — не проблема. Он там вроде бы постоянно не живет — в последнее время «мистер Морозофф» обитает на какой?то правительственной даче. Но туда, как ты понимаешь, я попасть не смогу.
А в машину? — коротко спросил Говорков.
Не знаю. Я ведь не автомобильный взломщик, никогда этим не занимался. Ладно, ты мне все это оставь и отправляйся к своей девушке в гостиницу, она заждалась, небось. А вечером я тебе позвоню. Договорились?
Мачюлис позвонил сразу же после ужина, и по тону приятеля Бешеный понял, что все у него получилось.
И, конечно же, не ошибся.
Привет, это я. Все в порядке, — послышался из трубки неторопливый голос Витаса. — Нашпиговал его гостиничный номер, как хозяйка кусок мяса чесноком. Один — в салоне под тумбочкой, другой — в ванной, третий — в прихожей, четвертый — в спальне.
Не найдут?
Что ты! Я их так запрятал, что ни американец, ни горничная ни за что не заметят.
Ну спасибо, удружил, — облегченно вздохнул Бешеный. — Честно говоря, я и не думал, что все у тебя так гладко выйдет.
Обижаешь, — ответил Витас, — как ни крути, а в Афгане я все?таки разведчиком был. И, как говорят, неплохим.
Ладно, не хвастайся, — заметил Савелий. — А вообще?то спасибо огромное, с меня причитается.
Это с меня причитается, — возразил Витас.
Разберемся, пока. — Савелий положил трубку и повернулся к Веронике. — Извини, милая, но сегодня вечером нам не придется пойти в ресторан, — виновато сказал он.
Милый, я все прекрасно понимаю. — Она приложила палец к его губам. — Я найду чем заняться: пойду на набережную и попишу немного.
Вот и отлично! — облегченно сказал Савелий: он?то ждал одних упреков.
Тем же вечером Говорков, вооружившись приемником, занял позицию неподалеку от гостиницы. Но черный «Зил» так и не появился. Проторчав на лавке до часу ночи, Савелий решил, что ждать дольше бессмысленно, и отправился в гостиницу.
15
«Мы будем истинными хозяевами России!..»
Несмотря на несомненные успехи сабуровской преступной группировки, Василия Фалалеева не устраивало положение второго человека в структуре. Кактуса безжалостно жрал червь тщеславия — так хотелось стать полноправным лидером, ни от кого не зависеть, принимать все решения абсолютно самостоятельно, без оглядки на Лютого!
Кактус очень надеялся на Петрова, точнее, на компромат, который бывший майор «конторы» обещал накопать на Нечаева. А в том, что Петров накопает, Фалалеев ни минуты не сомневался. Да и слова Вадима Андреевича запали глубоко в душу Кактусу:
«Компромат хорош уже тем, что при желании его можно накопать на кого угодно, даже на самого Господа Бога».
Но прошла неделя, а от Петрова не было никаких известий, и это сильно беспокоило Фалалеева. Он несколько раз звонил бывшему комитетчику и на мобильный, и домой, но телефоны упрямо молчали. Кактус даже не поленился съездить к Вадиму Андреевичу на Новочеремушкинскую улицу, где тот обитал, но дверь ему никто не открыл.
Все это наводило на тревожные мысли.
Возможно, Максим, человек, несомненно, проницательный и опытный, заметив слежку, ликвидировал соглядатая.
А может быть, и похуже: собрав компромат, Петров посчитал выгодным для себя передать документы и видеозаписи не ему, Кактусу, а самому объекту слежки!
Фалалеев заметно нервничал, и нервозность эта передавалась людям его окружения. Теперь он, нисколько не стесняясь, повышал голос и на бригадиров, дававших еженедельный отчет о проделанной работе, и даже на Шмаля, которому доверял гораздо больше других.
Послушай, Васек, — сказал ему как?то Артемьев, — никак в толк не возьму: какая собака тебя укусила? Все ништяк: капуста на нас дождем падает, врагов на Москве почти никаких не осталось, менты не лютуют. А ты психуешь, дергаешься.
Беседа проходила в загородном коттедже Кактуса на Рублевском шоссе.
Все вроде бы путем, — продолжал Шмаль и, закурив, бросил пустую сигаретную пачку в стоявшую на полу китайскую вазу эпохи династии Мин. Антикварная вещь, тянувшая на пятьдесят штук баксов, заменяла Кактусу пепельницу.
Да ничего ты не понимаешь. Это одна видимость, что ништяк. А на самом деле хреново все, — возразил хозяин виллы и, взяв мобильный телефон, набрал номер. Приложил трубку к уху, послушал, торопливо нажал «отбой» и мрачно пробормотал: — И куда же этот сучонок запропастился? Столько времени не звонит.
Ты о Петрухе? — догадался Шмаль.
А то о ком же еще? Я уже и пацанов к нему посылал, и сам поздно вечером ездил.
Окна не горят, будто он вообще не бывает дома.
На физиономии Артемьева нарисовался неподдельный интерес.
Вот как? А когда ты его в последний раз видел?
Тогда же, когда и ты. Когда я ему Лютого заказывал.
Так ведь ты ж ему целых полтора месяца дал. Или что?то вроде того. Забыл? — напомнил Шмаль. — Может, уехал куда. По делам.
Да куда он уехать мог?! — в сердцах воскликнул Кактус. — Я ведь ему за что деньги платил? Чтобы он Лютого пас. А Нечаев теперь в Москве и ехать вроде бы никуда не собирается. И концы все тоже тут. — Фалалеев немного помолчал, а затем добавил сумрачно: — Знаешь, чего я боюсь?
Чего?
Боюсь как бы Петруха на его сторону не переметнулся, вот чего!
То есть? — не понял тот.
Ну, накопал он, например, на него что?нибудь такое. Дикри… дестри… — пытался выговорить он трудное для себя слово.
Дискредитирующее, — подсказал Шмаль, втайне гордясь своим интеллектом.
Вот–вот. — Фалалеев хотел было повторить мудреное слово, но в последний момент раздумал, заменив на более понятное: — Что- то типа такого позорного, косячного. И решил Лютому это продать.
Так ведь ты ему и аванс дал! Как сейчас помню — двадцать косарей баксов.
Думаешь, Лютый не может нам масть перебить? Или у него ста косарей баксов не будет? — резонно предположил Кактус. — Представляешь, если эта сука Петруха Нечаеву продался. Что тогда Максим со мной сделает? Да и с тобой, кстати говоря, тоже, — добавил он.
А я?то тут при чем? — заметно забеспокоился Шмаль.
