силах скрыть свою радость.
Понравилась? Не то слово! Она просто прекрасна! Ты действительно очень талантливая, Ника!
А как бы ты ее назвал? — спросила девушка.
Я? — Савелий не ожидал такого вопроса и несколько растерялся, но потом вдруг выпалил: — «Икар»! Я назвал бы ее «Икар»!
Господи, как это здорово! — воскликнула Вероника.
Чему ты так радуешься? Словно получила хорошую новость.
Ты почти угадал, — улыбнулась она и нежно коснулась его щеки. — Дело в том, что я загадала одну вещь.
Какую?
Если ты назовешь мою картину так же, как я, у нас все будет хорошо.
Глупенькая, какая же ты у меня глупенькая! — Он обнял ее за плечи. — У нас и без твоих детских загадалок все будет хорошо.
Я тоже так думаю, но когда еще и провидение на твоей стороне, это просто прекрасно. — Вероника тряхнула головой. — Посмотри на обороте картины.
Что? — спросил Савелий и осторожно повернул картину. — «Икар», — с удивлением прочитал он и воскликнул: — Здесь еще что?то написано: «Вызволение из плена»… Ты просто прелесть! А провидение здесь ни при чем! Просто ты очень талантливая и можешь передавать свои мысли так, чтобы они были понятны и другим людям.
Спасибо, милый: все это только благодаря тебе. Если бы не ты, у меня бы ничего не получилось.
Не преувеличивай мои заслуги: я только подтолкнул тебя. Кстати, как родители? Не забываешь их?
Ну что ты, милый, звонила чуть ли не три раза в неделю, а сейчас они уже десять дней на гастролях в Австрии и сами звонят мне.
А как Виктор?
О, у тебя чудесный друг! — горячо произнесла Вероника и стала рассказывать…
Все это время Витя Мачюлис, добровольно взявший на себя роль телохранителя девушки, не отходил от нее ни на шаг. Не обошлось и без эксцессов: недели две назад на улице Рузвельта скучающие хулиганы показали девушке нож.
Казалось, Витас только и ждал этого — спустя минуту один из мерзавцев валялся на грязном асфальте, выплевывая половинку зуба, другой, держась за промежность, орал на всю набережную, а третий поспешил ретироваться и позорно бежал без оглядки, но Мачюлис, обрадовавшись редкому случаю немного поразмяться, гнал негодяя пинками метров двести и, загнав на причал, столкнул в море.
Ой, какие же мы с тобой… — испуганно перебила сама себя Вероника и, не найдя более подходящего слова, закончила: — Нехорошие.
Что такое? — всполошился Бешеный.
Виктор ждет нас в кафе на интуристовском пляже. — Взглянув на часы, девушка ужаснулась. — Вот уже целых десять минут! У него к тебе какой?то важный разговор.
Ну, пошли. — Говорков пружинисто поднялся со скамейки. — Нехорошо заставлять ждать таких людей, как Мачюлис.
Спустя несколько минут все трое уже сидели за белым пластиковым столиком.
Рад видеть тебя. — Мачюлис сдержанно, с достоинством поздоровался — так, словно бы они не виделись с Савелием не несколько месяцев, а расстались всего час назад. — Ну, как в Москве? Навоевался?
Слышал, что и ты тут воюешь, — не желая вдаваться в подробности столичных приключений при девушке, произнес Говорков.
А пусть не лезут! — ответил Витас своей коронной фразой.
Какие у тебя еще новости?
Да знаешь… Особо новостей?то и нету. Какие в Ялте новости? Вот, сезон скоро начнется. Так разве это новость?
Как поживает мистер Морозофф? — осторожно поинтересовался Савелий.
Черт его знает! Я?то с ним лично не знаком. По слухам, собирается уезжать. Вроде бы, не договорился насчет своих инвестиций. Или развернуться не дают. Или еще что?то. Ничего, столько времени Ялта жила без этого заморского бизнесмена и еще столько же проживет.
Это уж точно! — Обернувшись к Веронике, Бешеный произнес: — Дорогая, пожалуйста, возьми нам с Виктором кофе.
Что — опять от меня секреты? — всполошилась девушка, вцепилась в локоть Савелия и со всей категоричностью заявила: — Никуда я его больше не отпущу! Все, хватит!
Да послушай… — Витас понял, зачем друг отправляет девушку в бар. — Нам действительно нужно поговорить.
О чем же? — Вероника недоверчиво взглянула на Мачюлиса.
Тот округлил глаза:
О том, чтобы сесть и выпить вдвоем. Как полагается нормальным мужчинам.
Виктор, ты же не пьешь!
Ничего, раз в год можно. Тем более по такому случаю.
Ну ладно, Бог с вами: оставляю вас наедине, так и быть.
Едва Вероника ушла, Савелий, благодарно кивнув находчивому товарищу, произнес:
Помнишь те прослушивающие устройства, которые ты поставил в «Ореанде»? В апартаментах мистера Морозоффа?
Еще бы!
Там наверняка элементы питания подсели. Ты не мог бы их заменить?!
Когда это нужно сделать? — Лицо Виктора в одночасье сделалось очень серьезным.
Как говорится, еще вчера, — невесело ответил Бешеный — он понимал, что означает отъезд Рассказова. — К завтрашнему утру сможешь?!
Постараюсь.
Аркадий Сергеевич продолжал начатую им игру, о которой не рассказывал даже своему верному помощнику, но не потому, что не доверял ему, а потому, что и сам толком не знал, чем эта игра закончится: пока наметились только общие контуры.
Красавчик–Стив был настолько удивлен поведением босса, что однажды не выдержал и спросил:
Шеф, вы что — действительно собираетесь помочь этим ублюдкам перевести за рубеж такую огромную сумму?
Красавчик–Стив выразительно взглянул на Аркадия Сергеевича, и тот, мельком скользнув по физиономии своего порученца, вдруг подумал, что и у недалеких людей иногда бывают умные лица.
Наверное, потому, что им слишком легко думается, — произнес Рассказов вслух, и порученец взглянул на него в явном недоумении:
О чем вы, Хозяин?
Да нет, это я так… мысли вслух, — уклончиво ответил неудачливый инвестор.
До их отъезда из Ялты оставалось несколько дней. Уже были уложены чемоданы, куплены билеты на теплоход до Стамбула — было решено возвращаться в Сингапур самолетом из Турции.
Настроение Аркадия Сергеевича упало до нулевой отметки. Какие надежды возлагал он на сабуровских, какие планы лелеял!
А что в итоге?
Растраченные силы и время, горечь несбывшихся надежд.
Вот и оставалось — сидеть в опостылевшем гостиничном номере, потреблять спиртное в русских дозах да вздыхать о несоответствии желаемого и действительного, реального и умозрительного.
Впрочем, у Рассказова оставался один–единственный шанс — если не удовлетворить собственные амбиции, то хотя бы, уходя, громко хлопнуть на прощанье дверью. Именно эту идею он и пытался выносить и довести до ума.
Время, как известно, деньги, и Аркадий Сергеевич желал хотя бы частично вознаградить себя за его потерю.
