В начале XVI века недолгое время существовал придворный обычай воспевать все составляющие женской анатомии в так называемых «блазбнах» [28]. Поэты тогда восхваляли женщину во всех подробностях, с головы до ног, и в целом и в мельчайших частностях, причем поэтические произведения посвящались не только отдельным частям женского тела, но и ее голосу, уму, добродетели, а также грации и изяществу.
Орган, однако, вокруг которого все это вращалось, в «Книге блазонов женского тела» назывался con [29], он оказался единственным органом, который воспет сразу в трех блазонах, причем один был посвящен плодородному органу именно девственницы. Его написал Клод Шапюи (?—1575), поэт и библиотекарь короля Франциска Первого (1494—1547), и в нем есть такие строки:
…и нет еще… пока что детская бороздка …о, мой восторг, мой нежный сад, в котором корни не пускал никто …красотка… с губками, что ярче киновари …лесистая, любимая ложбинка …с обводами мягчайшими холмов …что убраны в разгар сезона руном богатым, златовласым
[…]
Дела, и помыслы, и страсти — одним живем, одно лелеем: короновать тебя… молиться тебе, колена преклонив.
[…]
Желаю одного удела: служить тебе, чтоб быть как можно ближе — тебе, дарующей божественное счастье. [30]
Аналогичные восхваления раздавались и в последующие века. Федерико Феллини, создавая свой фильм о жизни Джакомо Казановы, попросил поэта Тонино Гуэрру, написавшего сценарий фильма «Амаркорд», сочинить для него стихотворение. Этот текст, к сожалению, не вошел в фильм, а ведь Гуэрра планировал вложить в уста Казановы нижеследующий панегирик «смоковнице» (или «фиге», как в Италии называют плод инжира). Надо только помнить, что итальянцы всегда воспринимали смоковницу как плод исключительной сочности, даже более сочный, чем слива. (Ведь это только на севере Европы инжир встречается почти всегда в сушеном виде… Поэтому всякий при виде сухого инжира, лежащего в магазинах в удлиненной упаковке, подсознательно скорее представит себе мошонку старика, нежели эротичный орган привлекательной молодой женщины.)
Еще более лиричны строки поэтессы Моник Виттиг [32]. В ее книге «Партизанки» (1969) ярким, поэтическим стилем описана героическая борьба первобытной женской орды, желающей бросить вызов угрожающим им представителям противоположного пола.
Говоря о женских органах, они, например, утверждают, что забыли смысл одной из ритуальных шуток. Они имеют в виду предложение «К ночи Венера птицей летит быстрокрылой». Писали, что половые губы можно сравнить с крыльями птицы, в связи с чем их и назвали «птицей Венеры». А вульву сравнивали с самыми разными птицами: ее называли и голубкой, и скворушкой, и ткачиком, и соловьем, и зябликом, и ласточкой-касаточкой. Они говорят, что разыскали древний текст, в котором автор, сравнивая вульву с ласточкой, замечал, что ему не известна больше ни одна птица, которая могла бы так стремительно и чудесно летать, так быстро трепеща своими крылышками. И тем не менее, когда к ночи Венера птицей летит быстрокрылой, они говорят, что уже не понимают, что бы это могло означать.
Меня однажды заинтересовало, какими словами пользуются нидерландские лесбиянки для наименования женского органа, и с этой целью я проштудировал целый словарь лесбийского сленга. По прочтении у меня создалось впечатление, что в лесбийской среде главное внимание уделяется языковым средствам, способным передать провокацию и вызов, но у них также можно найти и другие выражения: «сокровище», «коробушка», «слюнявка», «источник всего живого», «междуножница», «женская собственность», «киска», «тенистый ворс», «сочная подмышка», «присоска», «уста отрады», «губы удовольствий», «губы Венеры», «брызгалка», «дамба», «цветочек», «ромашка», «местечко», «тугоголовка», «кнопка любви», «кнопка щекотки», «жемчужина», «холмик», «шекспир», «таймс-сквер», «клит», «дорожка счастья», «ложбинка любви», «розетка» и «задняя дверка».
Этот список возвращает нас, видимо, в шестидесятые годы, когда в феминистском запале женщины начали придумывать собственные слова для обозначения предметов и понятий, относившихся к женской сексуальности, притом порой лишь с целью дистанцироваться от идеологии «сексуальной революции», которая сложилась в большей степени под влиянием мужчин. Это означало, что женщину воспринимали, прежде всего, как самку, которая должна была быть вечно доступной. Тогда же, в шестидесятые, возник термин «власть шахны»: «cunt power» [33]. Вспоминается в этой связи и Жермен Грир, которая с такой страстью выступила в нидерландском подпольном журнале «Suck» в защиту того, чтобы вновь отвоевать «власть шахны»:
ШАХНА ПРЕКРАСНА
Попробуй ее на вкус — и сама все поймешь. Если ты не настолько гибкая, чтобы дотянуться до нее своими губами, нежно введи в нее свой палец, а затем вынь его, оцени аромат, оближи.
Вот так-то. Не странно ли, что самые дорогие, изысканные блюда, которые по карману лишь богатым гурманам, на вкус точь-в-точь как твоя шахна. Разве нет?
Сядь на корточках над зеркалом или же ляг на спину, раздвинув ноги, подставив промежность лучам солнца, а сама держи зеркало в руке. Изучи ее. Пойми, каковы ее выражения. Ухаживай за ней, чтобы она всегда была мягкой, теплой, чистой. Не намыливай ее почем зря. Не замусоривай тальком. Если надо принять душ, пусть вода будет прохладной. Дай ей собственные любовные имена, а не клички из книжек по анатомии, не снисходительные словечки, которыми ее обзывают мужчины («киска», или «булка», или «ларец»), не эпитеты ненависти — «щель», «проран» или «скважина»… Нам нужна истинная, образная терминология, с помощью которой мы сами назовем наш, женский, орган.
ОТЧЕГО БЫ ВАМ НЕ ПРИСЛАТЬ НАМ В ЖУРНАЛ ФОТОГРАФИЮ СВОЕГО ОРГАНА, С ТЕМ ИМЕНЕМ,
