мишени, какие могли найти. Всё было кончено в считаные секунды. Мы рванули по коридору дальше в следующие четыре комнаты.
Мы двигались из комнаты в комнату, зачищая пространство. В первой — никого, то была лаборатория.
Вторая. Один бандит еле продрал глаза, но тут же навсегда их закрыл. Двое других так и не успели вскочить со своих кроватей. Из последней комнаты сквозь двери по нам уже садили из автомата. Я дал знак Дуплету и Фрукту, чтобы занялись проблемой.
Мы с Бекасом ворвались в третью из комнатушек на первом этаже. В комнате было двое. Один боевик пытался открыть огонь по нам из своего автомата. Он был одет только в штаны. Его босые ноги были широко расставлены, трясущимися пальцами он уже снял автомат с предохранителя. Бекас срезал его попытки выстрелом в голову. У меня на прицеле был другой. Свой автомат он бросил на пол и застыл, положив руки на затылок. В его всё ещё сонных глазах застыла готовность сотрудничать.
В соседней комнате громыхнул взрыв, затем наступила тишина. Всё было кончено. Наверху послышался неясный шум, и с лестницы, ведущей на второй этаж, выпала фигура боевика и растянулась на полу. Это Коршун сработал. В наушнике раздался его голос:
— Второй этаж чист, спускаюсь вниз.
— Принято, — ответил я.
Бекас связал нашему пленному руки за спиной пластиковыми стяжками и вывел его наружу. Мы прошлись по комнатам, делая контрольные выстрелы.
— Фагот, займись разминированием заложников, — поручил я.
— Есть, уже на пути, — ответил Фагот.
— Глеб, вам надо будет заняться людьми, как только входы будут разминированы, — продолжил я говорить в микрофон.
— Есть, — почему-то, по-военному ответил Микульский.
Я вышел на улицу и полной грудью вдохнул воздух. После дыма и пороховой гари помещения, которое мы только что разгромили, воздух был опьяняюще свеж. Туман начал рассеиваться и в разрывах его можно было видеть небо. Большие яркие звёзды мирно мерцали на небосклоне, мало беспокоясь тем, что происходило внизу.
Я устроил перекличку. Убедившись, что все живы и невредимы, сел на траву под стену ближайшего дома. Всё хорошо. Задание выполнено, всё прошло, как планировалось, потерь нет, заложники освобождены. Микульский — молодец! На меня стала наваливаться усталость. Так бывает, когда дело сделано и можно немного расслабиться. Что-то ещё . . . Озадачивало, что главаря среди трупов не было. Не мог же он стоять на часах — не по чину! Да и мои бойцы дали бы знать, если бы ухайдокали его. Значит, не всё сделали . . .
Вышедшие из здания женщины представляли собой жалкое зрелище. Ободранные и в синяках они смотрели на всех затравленно, не зная чего ожидать. Смотреть на них без боли было нельзя.
Я поднялся с земли и двинулся по направлению к ангару. Из его широко распахнутых дверей выходили испуганные люди. Они косились на убитых бандитов, лежащих неподалёку, переводили взгляды на нас, ожидая неприятностей. Так бывает. Люди, хотя и ненавидящие своих мучителей, всё же попривыкли к ним, а тут появились другие с не слишком добрыми лицами. Микульский тихо говорил с ними, объясняя, что произошло, что они свободны и в безопасности, что мы — друзья, пришедшие им на помощь.
Похоже, что радостной встречи с цветами не будет, что вполне понятно — они ещё в шоке. К тому же, для них люди с оружием на настоящий момент мало чем отличались от боевиков. Ладно, оставим публику на попечение местного специалиста, их земляка Пана Директора. Лучшее, что мы могли сейчас сделать — это уйти отсюда.
Я повернулся к моим бойцам и указательным пальцем покрутил в воздухе, показывая им, что мы сворачиваемся.
Из ангара вышел пожилой мужчина и, приблизившись к Микульскому, обнял его. Они начали говорить, мужчина стал размахивать руками, что-то объясняя. Профессор ещё раз кивнул головой и, повернувшись, быстро подошёл ко мне.
— Это были не все бандиты, — начал он. — Вчера был послан караван. Сегодня ночью его ожидают назад. С караваном ушёл и главарь. Мой коллега должен открыть переход.
— Время и место известно? — поинтересовался я.
— Да, как и в прошлый раз, — ответил профессор. — Но я узнаю детали, если интересует.
— Очень интересует, — быстро сказал я. — Вы откроете проход, а мы их встретим.
Я был прав — расслабляться было рано. Микульский вернулся к своему коллеге. Чем больше переходов боевики совершают туда и обратно, тем сильнее восстанавливаются их связи, тем труднее выкорчёвывать этот репей, тем труднее сохранять всё в тайне. Операция не закончена, пока хотя бы один из них будет находиться в этом мире.
Мы сложили всё собранное оружие, взрывчатку и боеприпасы в довольно глубокую канаву за посёлком. Я установил дистанционный взрыватель в пакет с пластитом и отошёл подальше. Лёгким нажатием большого пальца правой руки на кнопку я дал радиосигнал взрывному устройству. Вся груда трофейного имущества взлетела на воздух.
По дороге, извивавшейся вокруг больших валунов, мы отошли подальше от Каменки. Где-то здесь бандиты сегодня вечером около четырёх утра планировали вернуться. Предстояло разыграть всё, как по нотам, чтобы ни один не вырвался из ловушки.
Я повернулся и сошёл с дороги в неглубокий овраг, дав остальным приказ продолжать движение. Следом за мной последовали двое моих бойцов с пленным боевиком, единственным оставленным нами в живых в башне. Остальные из нашей группы с Паном Директором и освобождённым местным специалистом по переходам продолжали следовать по дороге в сторону места встречи делегации. Нам предстояла неприятная, но необходимая процедура допроса пленного в полевых условиях.
Не обременяя никого деталями, скажу только, что боевик не долго упирался. Чуть погодя, уступая нашему методу убеждения, дал очень интересные сведения. Я сверил данные с уже имевшейся информацией. Пока всё сходилось. Я задал ещё несколько вопросов, прямо не относящихся к настоящему делу. Это, скорее, касалось их прошлых 'подвигов'.
Неожиданно он назвал несколько фамилий, от чего у меня неприятно пробежали мурашки по коже. Допрос продолжался. Я задавал всё новые и новые вопросы. На некоторые их них он ответить не мог, но и того, что я узнал было не мало, чтобы серьёзно задуматься.
Наконец наш подопечный выдохся. Больше из него ничего стоящего вытянуть было уже нельзя. Теперь он был совершенно бесполезен для нас. Его никчёмная жизнь упала в цене до ноля. Он понимал, что возможен только один исход и пытался продлить минуты своей жизни, неся какой-то вздор об общечеловеческих ценностях.
Я достал свой верный АПБ и выстрелил ему в голову, заканчивая сеанс откровения. Мы поспешили наверх. Через пятнадцать минут мы нагнали группу. Ещё немного, и мы пришли.
Это было своеобразное плато, место, открытое со всех сторон, ни растительности, ни камней, за которые можно было бы спрятаться. Что ж, место выбрано для перехода удачно.
Мы привычно взялись за дело. Расположились так, чтобы можно было максимально использовать наши огневые возможности и не попасть под обстрел своих же. Заминировали подходы к нашим позициям, а так же возможное направление отхода боевиков. Если боевики рванут на нас, попадут на мины, если от нас на противоположную сторону дороги — опять на мины. Теперь нам оставалось слиться с местностью насколько возможно там, где это сделать очень и очень трудно. Нашим союзником была темнота.
Ждать оставалось не так уж долго, всего двадцать семь минут.
Наконец час настал. Микульский сосредоточился и воздух над дорогой стал быстро мутнеть, потом засеребрился. В центре этого пятна образовался разрыв, который постоянно увеличивался в размере, и я увидел сквозь него пейзаж другого мира. Это была какая-то неширокая горная дорога, уходящая неизвестно куда. На дороге показался 'Уазик' с зажженными фарами, за ним басовито гудел 'Урал'.
Я затаил дыхание, наблюдя за караваном. Когда 'Урал' поравнялся с небольшим камнем у дороги, помеченным пучком травы с белой тряпкой, я подал команду начинать.
