После обеда проф взглядом пригласил меня к себе в кабинет.
— Энрик, мне сегодня звонил отец твоего приятеля Гвидо. Он считает, что твое общество дурно влияет на его сына.
— Э-э, что он имеет в виду?
— Ну он говорит, что раньше мальчик не дерзил учителям и не получал замечаний, да еще в самом начале учебного года и два дня подряд. Последние два месяца вы провели вместе, так что в определенной логике ему не откажешь.
Летучие коты! Откуда мне знать, как я на кого-нибудь влияю? А если отец Гвидо пожаловался еще и отцу Алекса, то это катастрофа! Не знаю, как он там управляет своим заводом, но дома, судя по всему, особенной терпимостью не отличается. Хорошо, хоть Лео в безопасности — отец Гвидо наверняка не знает его фамилию. Ох-ох-ох, с логикой у этого родителя все в порядке: сначала ему не нравится, что единственный сыночек ведет себя как девчонка, а потом он начинает вздыхать о прежних временах.
— Я постарался его успокоить, — продолжил проф, — заметил, что все мальчики в определенном возрасте начинают вести себя подобным образом. Но я надеюсь, что ты как-нибудь решишь эту проблему, особенно учитывая твой собственный не такой уж давний опыт.
Я усмехнулся, а потом засмеялся, хватаясь за ребра.
— Да уж, я решу. — Отсмеявшись, я серьезно добавил: — Мне надо сегодня же выбраться в центр.
— Конечно, — ответил проф.
Я нажал кнопку на коммуникаторе:
— Алекс, привет! Нам надо срочно собраться. Без девчонок.
— Понял, сейчас договорюсь. Где?
— На свежем воздухе, разумеется.
— Хм. Ладно. Сейчас перезвоню. До связи.
— До связи.
— Диоскурами ты тоже так командуешь? — спросил проф.
— Не-е, их надо все время гладить по шерстке, они еще маленькие. По-моему, я никем не командую.
— Кстати, всякие Каникатти пока отменяются. Не до них. Ты не очень разочарован?
— Не надо меня гладить по шерстке.
— Ну да, тебя — только против, ты уже такой большой и серьезный! Охранник, реющий в отдалении, тебе очень помешает?
— Пожалуй, да.
— Понятно. Но до зоны тебя довезут и подождут там.
— Угу.
Через час я уже поджидал своих друзей (плевать я хотел на то, что это слово значит в этна-эсперанто, в древних языках Земли оно значило нечто совершенно другое, гораздо более ценное и важное) в воротах Центрального парка. Гвидо пришел последним, правильнее сказать, приплелся. А пока он не появился, я старательно игнорировал удивление, написанное на лицах Алекса и Лео.
— Пошли, — сказал я и повел ребят на террасу нашего с Ларисой любимого кафе: там есть несколько столиков, стоящих совершенно на отшибе.
По дороге Лео обратил внимание на мои кошмарные конечности.
— Во что это ты влип? — поинтересовался он, присвистнув.
— Расскажу, — пообещал я, — но собрал я вас не поэтому.
Мы дошли до кафе и сели за столик, только Гвидо замешкался.
— Гвидо, сядь, — велел я твердо.
Он закусил губу и осторожно опустился в кресло напротив меня. Его отец что, совсем с ума сошел? Подумаешь, дерзит учителям! Слова — это всего лишь слова.
Алекс посмотрел на меня с явным неодобрением:
— Ты чего?
— Не факт, что тебя не ожидает то же самое сегодня вечером.
— Ты даже знаешь за что? — спокойно спросил Алекс.
— Дурно ты влияешь на бедного ребенка. Помнишь, сам говорил, такой был пай-мальчик.
— Я не жаловался! — возопил Гвидо.
Да у него уже слезы на глазах, допек я его.
— Я и не думал, что жаловался. Но это не имеет значения. Последствия могут быть те же.
— Сходи, умойся, — сжалился над Гвидо Алекс, — а мы пока подумаем, что нам делать.
Гвидо кивнул и ушел.
— Тебе влетит? — забеспокоился Алекс.
— Нет, и Лео тоже, не найдет его разъяренный родитель «испорченного Гвидо». А на тебя он вполне может пожаловаться.
— Ну что ж, в конце концов, это я в прошлый раз вышел сухим из воды. — Алекс у нас настоящий фаталист.
— Какой прошлый раз? — заинтересовался Лео.
Я вкратце рассказал Лео историю спасения Бутса, предупредив, что это до сих пор страшная тайна.
— Ясно, — ухмыльнулся Лео, — ты его действительно испортил. Перестал парень дрожать как заячий хвост. Безобразие!
— Это не я и не тогда. Дрожать он перестал еще на Липари.
— Значит, это объединенный флот Джела, Трапани и Кремоны, — закончил мою мысль Алекс, — на него и свалим.
— А всерьез? Что мы будем делать? — спросил Лео.
— Предупредим храбреца о возможных последствиях; думаю, ему хватит, — ответил я, наблюдая за тем, как несчастный Гвидо бредет к нашему столику.
Ребята согласно кивнули: Гвидо еще маленький — двенадцать лет — и глупый, к тому же ему сейчас очень плохо. И он наш друг!
— Тогда пошли отсюда, — предложил Лео.
И мы удалились на поиски подходящего английского газона.
На травке Гвидо аккуратно устроился на животе, а я сел по-турецки: встать из лежачего положения без посторонней помощи я не могу — больно. Гвидо смотрел на меня со страхом и надеждой.
— Прежде чем что-нибудь сказать, — наставительно начал я, — особенно в школе на уроке, подумай! Потому что цена может оказаться такой, которую ты не захочешь платить, например ты можешь остаться один. Если твой отец захочет тебя изолировать, он это сделает. И помочь тебе в такой ситуации будет очень сложно. Я, во всяком случае, пока не знаю, как это можно сделать.
— Угу, — прошептал Гвидо, — я понял, а сейчас?..
— А сейчас — проехали, — твердо заявил Алекс. — А ты во что влип? — обратился он ко мне.
Я вздохнул и начал рассказывать. Умолчал я о заговоре, это не моя тайна, и о Контакте: наплел, что в комме сработал сигнал тревоги, когда его с меня снимали.
Особенно сильно всех развеселило, как я сам следую своему же, только что данному Гвидо, совету.
— В данном случае это не имело значения, — заметил я.
— Но ты же не знал об этом заранее.
— Кто-то очень древний и очень умный, кажется Отто фон Бисмарк, как-то сказал: «Пусть дураки учатся на своих ошибках, я буду учиться на чужих». Гвидо, ты все понял?!
— Да, а кто такой Бисмарк?
Я пустился в объяснения. Лео и Алекс до девятнадцатого века еще не добрались (сейчас оба увлечены Древним Египтом, так же как я когда-то), так что слушали все.
Мы расстались потому, что непобитым членам нашей компании пора было идти на тренировку. Причем Лео мы с Филиппо подбросили на элемобиле прямо к дверям его зала, иначе бы он опоздал.
Вечером мне позвонил Алекс и сообщил, что отец Гвидо на него пожаловался, но, по счастью, обошлось без репрессий, дело в том, что главным и практически единственным грехом Алекса является непобедимая страсть к компьютерному взлому. Его спросили, учил ли он Гвидо взламывать. «Нет», — честно ответил
