реальность, они тем самым дегуманизировали историю и политику, лишая их человеческого, субъективного измерения. Отметим, однако, что первые последователи марксизма, в частности Г. В. Плеханов, выделяли данные моменты: «Нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы… и за которым не следовало бы известное состояние сознания» (Плеханов, 1956). Недооценка этого наблюдалась позднее.
Как уже говорилось, во многих работах в рамках данного методологического подхода дан вполне реалистический анализ феноменологии — различных сторон деятельности значительных масс людей, побуждаемых определенными настроениями. Признание того, что именно массы людей являются главным субъектом развития, всегда было краеугольным камнем для этого направления. Так, в частности, связывая реальную политику с действиями масс и противопоставляя это элитаристскому подходу, В. И. Ленин подчеркивал: «…политика начинается там, где миллионы; не там, где тысячи, а там, где миллионы, там только начинается серьезная политика» (Ленин, 1967–1984).
Признание сферы материального производства в качестве определяющей все остальные формы жизнедеятельности людей характеризует массы не только как главную производительную силу общества, как создателя материальных ценностей, но и как активную силу политических процессов, как решающий фактор исторического развития. В истории, согласно данной точке зрения, действует объективный закон возрастания роли масс, согласно которому «вместе с основательностью исторического действия будет… расти и объем массы, делом которой оно является» (Маркс, Энгельс, 1951–1984). Особенно выделялась мысль о том, что «увеличение глубины захвата исторического действия связано с увеличением численности исторически действенной массы» (Ленин, 1967–1984).
Разумеется, с этим можно спорить, стоя на других методологических позициях. Однако согласимся с тем, что данные положения были реализованы с практической точки зрения. Они позволили подготовить и осуществить государственный, политический и социальный переворот 1917 г. Как известно, одним из упреков победителей по поводу принципиальных недостатков иных, «предшествовавших марксизму» теорий общественного развития было то, что все они «не охватывали как раз действия масс населения, тогда как исторический материализм впервые дал возможность с естественно-исторической точностью исследовать общественные условия жизни масс и изменения этих условий» (Ленин, 1967–1984).
Здесь также можно спорить. Однако данная точка зрения, при условии ее демистификации и деабсолютизации, все-таки имеет право на существование — хотя бы как отражающая одну из сторон сложного феномена социально-политической жизни.
Сказанное касается и отражения условий жизни в психологии масс. Тем самым становится понятно, что историко-материалистические позиции дают определенные возможности для достаточно адекватного анализа влияния субъективных состояний, охватывающих значительные массы людей, на ход исторического развития вообще и политической жизни в частности. Как указывали все те же основоположники марксизма, при исследовании «движущих сил» истории «надо иметь в виду не столько побуждения отдельных лиц, хотя бы и самых выдающихся, сколько те побуждения, которые приводят в движение большие массы людей…» (Маркс, Энгельс, 1951–1984).
Эти положения можно считать достаточно продуктивными для понимания роли феномена массовых настроений в истории, а также для осмысления их роли и значения в современных условиях.
Динамика политических процессов в XX веке, сопровождаясь все большим вовлечением широких масс в политику, подтвердила в общем виде основные подходы, выработанные на основании обобщения хода предшествующего развития. Однако современные условия ставят новые вопросы, ответы на которые не вытекают из трудов классиков. Дело заключается в том, что в сегодняшнем мире налицо не просто количественное нарастание и умножение роли масс, а значительные качественные изменения масс как субъекта социально-политических процессов. Как тонко заметил X. Ортега-и-Гассет, «…то, что раньше воспринималось как количество, теперь предстает перед нами как качество; оно становится общим социальным признаком человека без индивидуальности, ничем не отличающегося от других, безличного «общего типа»» (Ортега-и-Гассет, 1989).
Если раньше усиление роли масс трактовалось как количественное нарастание влияния организованных, объединенных социально-политическими требованиями сознательных представителей социально-классовых групп, то сегодняшняя ситуация далеко не соответствует такой трактовке. Эволюция капиталистического общества, особенно очевидная в 30-е, а затем 50-е гг. XX века, привела не к ужесточению, а напротив, к смягчению социальных водоразделов. В результате этого не мог не замедлиться рост социально-политического сознания масс. На первые места стали выходить иные признаки, по которым происходило формирование масс неклассического типа.
Принято считать, что К. Маркс открыл особый феномен «массовизации» всех сфер общественной жизни, возникающий в связи с развертыванием промышленной революции и появлением массового промышленного производства. Действительно, новый тип производственных отношений порождал особый тип субъекта общественной жизни. «Усреднение» условий труда и жизни, потребностей и возможностей их осуществления превращало в достаточно однородную массу тех людей, которые становились участниками такого производства. Говоря о создании «новой производительной силы», Маркс подчеркивал, что она «по самой своей сущности есть массовая сила» (Маркс, Энгельс, 1951–1984).
Как справедливо отмечал Б. А. Грушин, этим было показано, что «сходной предпосылкой и одновременно основной базой массовизации, начинающейся со становлением промышленного капитализма, служит определенный уровень развития производительных сил, а именно промышленная революция, возникновение принципиально новых средств труда — машин; что крупное капиталистическое производство представляет собой типичный случай собственно массового производства, наконец, что, зарождаясь в сфере экономики, указанные процессы постепенно распространяются на все остальные сферы жизни общества — политику, культуру и т. д.» (Грушин, 1987).
К сходным выводам приходили и другие авторы. Так, X. Ортега-и-Гассет писал: «Цивилизация XIX века автоматически создала тип человека массы» (Ортега-и-Гассет, 1989). Однако дальше развитие процессов массовизации трактовалось почти всеми лишь как прямое отражение сознанием общих жизненных проблем, из чего должны были вырастать общие интересы и устремления. Так бы и произошло, если бы процессы массовизации ограничились лишь производственной сферой. Однако как раз там, под влиянием научно- технической революции, они с течением времени стали ослабевать: возрастание роли творческого труда в современном производстве, появление гибких технологических линий, компьютеризация и т. д. — все эти факторы постепенно разрушали ту неизбежную усредненность рабочего, которую порождал первоначальный капитализм. Научно-техническая революция способствовала новому, неклассовому расслоению трудящихся, а затем и появлению значительных маргинальных слоев, лишенных стабильного места в общественном производстве и живущих на пособие по безработице. Заметной стала не просто дифференциация участников производства как результат разделения труда, но и индивидуализация эт. ого труда. Тот тип сознания, который должен был бы расти под влиянием производственного объединения людей, стал, напротив, уменьшать свое влияние.
И наоборот, те сферы жизни, которые трактовались как вторичные и «надстроечные», стали приобретать все большее влияние. Оттолкнувшись от машинной техники и технологии, массовизация стала захватывать сферы нематериального производства, общественной жизни, духовного потребления, досуга, быта, политики. Стали развиваться новые факторы, влияющие на сознание и психику масс, формирующие принципиально другие, не социально-классовые типы психологии людей, основанные на доминировании неосознанных представлений, а совсем иных моментов[24].
В частности, важнейшими составными частями и одновременно катализаторами, усиливающими названные процессы, стали специфические формы массовой культуры, стандарты духовной жизни, связанные с возникновением и функционированием в обществе различных видов массовой информации. Многие исследователи указывали на роль телевидения[25]. Напомним в этой связи о пророческих прогнозах М. Мак-люэна. Он предсказывал наступление такого времени, когда «мы сможем запрограммировать на двадцать часов больше телевизионных передач для Южной Африки на следующей неделе, чтобы снизить температуру настроений племен, которая поднялась из-за радиопередач на предыдущей неделе. Целые культуры могли бы программироваться так, чтобы их эмоциональный климат
