– Когда Гентереф и Истефи ответят? – пробормотала она.
– Тени Аллендора никак не могут ускорить их ответ.
Лириния глянула исподлобья.
– Воздержитесь впредь от подобных сентенций, Эмерия.
– Да, принцесса.
«Император, – думала Лириния. – Рескидди наверняка кинулись к нему. Император должен сделать свой ход. Пусть он поторопится. И пусть поторопится Мерау! Надеюсь, этот жирный юнец в самом деле так хорош, как о себе мнит».
Зеркало помутнело; Лонсирем встряхнулся, как мокрый пес, и потер виски.
«Славная игра, – сказала бесконечность. – Смотри еще».
...Ветер дико свистел снаружи; ледяной холод хозяином входил в глубь пещеры, огонь костра в страхе метался и прятался под поленья. Шкура черного пещерного льва застилала невероятно засаленные кожаные подушки. На шкуре, привалившись спиной к набитому мешку, полусидел бледный немолодой горец. Он кутался в тяжелый меховой плащ и время от времени бездумно нащупывал рукоять меча. Черты его лица заострились от давней усталости и недоедания, кости его болели, и ни костер, ни звериные шкуры не спасали от холода. Как ни крути, тридцать шесть лет – старость...
Веки горца приподнялись. Глаза его показались Лонси болезненно знакомыми – светлые, прозрачные, сиренево-голубые.
«Арияс», – понял Лонсирем, Маг Выси.
Арияс не думал словами, как Лириния: в воображении ему представали смутные меняющиеся картины, связанные со множеством обстоятельств, смыслов, перспектив, в нем загоралось эхо давнего гнева или предвкушение радости. Потревожь кто каманара в тот миг, когда мысли его обращались к напастям и неудачам, – встретил бы беспричинную неприязнь.
Разворачивался свиток...
Если выйти из пещеры и оборотиться на запад, на горизонте предстанет в окружении меньших гор неизмеримо огромная Амм-Лациат. Ее нужно обогнуть. За нею начнутся изобильные земли камана Уруви – сладкие ручьи, виноградники, кипарисы... Там будет отдых. Дзерасс ближе. Усилиями Наргияса Дзерасс когда-то склонялся к союзу, но все погибло из-за красивой девки. Проклятый Итаяс предсказывал, что зимой склонится Ора. Выйдет ли так? Мертвец больше не лезет в Аррат, но сам Аррат выпивает из людей силы, как упырь. Урувийцы не склонятся перед Таяном никогда – они склонятся перед Аллендором. Аллендор по- прежнему шлет оружие, но выступать не торопится. Ходят слухи, что Лиринне ударит по Уарре с юга. Здесь, в снегах, Таян будет стоять один.
Кес, любимый жеребец, пал... он долго кашлял, и сам каманар теперь кашляет – больно, тяжко, самым нутром. В груди клекочет.
Отчаяние, как лошадь, дышало в затылок, смеялось в лицо, как враг, и все сильней, все истовей каманар ненавидел своего сына. Лишившись мудрой дружеской поддержки Наргияса, он без особой радости, но рассчитывал на Итаясову демоническую силу и странный провидческий дар. Итаяс предал отца и отчизну. Он вел себя как человек без роду и племени, он отправился на юг, равнодушный к бедам родной земли. Убить императора? Очередное безумство. Дзерасская девка не родила ему сына, Демон обманулся в ней, и ни о чем не упредило его предвидение. «Не дотянуться до императора, – думал каманар. – Ничего не выйдет. Мертвецы убьют его, как пса... Он отправился в Рескидду».
Рескидда, город легенд. Рескидда, вечное лето, золотые крыши, мраморные полы.
Арияс зашелся в приступе кашля.
Лонсирему казалось, что он сам стал зеркалом и отражает предстающие ему картины. Но осознавал он намного больше, нежели мог увидеть глазами. Каждое видение заключало в себе полную амплитуду маятника – предысторию и итог, причины и следствия, мысли и чувства всех вовлеченных в события. Маг Выси видел, как Лириния косится на Атергеро – брезгливо, но с долей жалости, которой трудно было ждать от нее, и с долей страха, которого в ней вовсе нельзя было предположить. Маг понимал истоки этих чувств: картина проваливалась в прошлое, атомник падал на скалы Лациат, черное глянцевитое тело дракона струилось в небе... Маг видел Господина Выси, которому грозила смерть от воспаления легких; перед внутренним взором Лонсирема все недолгие годы горца собирались словно бы в один цветной шар. Честолюбивые мечты, радость молодой власти, короткая пора ликований и начало конца... Авилер Кеви в тридцать шесть лет только женился, а таянец к этому возрасту успел прожить жизнь и стать стариком.
«Смотри еще. Решай. Играй же!»
...Не было ветра.
Ни единого движения воздуха, ни единого звука... За огромным окном колыхались темные кроны; стекло так и манило разбить себя, но маятник уходил вперед – в будущем не было сонма осколков, летящих во тьму, только расшибленная рука ныла.
Лонсирем встрепенулся, почуяв еще один маятник.
Амплитуда этого чужого маятника была короче: она уходила в прошлое всего на несколько десятков лет, а в будущее – и того меньше. Но в то же время маятник подчинялся хозяину, как хорошо выезженная лошадь; он не увлекал с собою человеческое сознание, растягивая его во времени и мешая мыслить, он был лишь инструментом. «Так гораздо лучше», – подумал Маг Выси. Собственный его маятник ушел вперед на пару столетий, и Лонсирем облегченно вздохнул: ему предстояло подчинить его в той же мере...
Пару столетий?
Маг Выси?
Лонси снова бросило в холод. Все эти ужасные, огромные мысли он думал с таким спокойствием! Да он ли это?..
«Не важно, – сказала бесконечность, посмеиваясь. – Смотри и играй. Не отвлекайся. Получай удовольствие».
Восток светлел. Расширенными глазами пленник смотрел вдаль. Теперь Лонсирем видел его со стороны. Обладатель маятника был как две капли воды похож на Арияса, только моложе. «Итаяс, – понял маг. – Воин». Он ждал, когда повторится чувство всеведения, начнет разворачиваться свиток, но Демон Высокогорья не пускал в свою душу так легко.
Итаяс не думал ни о чем. Он хорошо знал, что произойдет в ближайшие часы, и был вполне доволен будущим. Хищные инстинкты его раздражала несвобода: он торопил время, желая поскорее услышать, как проносится за оградой сада уаррский паровик.
Больше маг ничего не узнал.
Таянец, утомленный ожиданием, повернулся к окну спиной. Всякое выражение исчезло с его лица, правильные черты его стали неподвижны, словно у статуи. Взгляд прозрачных пустых глаз устремлялся в пространство.
Светло-сиреневые глаза эти заставили Лонсирема вспомнить о еще одном человеке.
И маятник пошел вспять.
Лонси замотал головой и с усилием зажмурился.
– Госпожа, – пробормотал он, – так выходит... выходит... все совсем иначе? И Атергеро – не Воин Выси, и принцесса – не Госпожа? Тогда получается, что Аллендор...
Он совсем смешался. Бесконечность не отвечала. Подождав немного, Лонсирем продолжил рассуждения, пытаясь привести мысли в порядок:
– Получается, что Аллендор – не Королевство Выси, и нечего было бояться нападения Уарры и посылать поддельных... то есть не поддельных? Что же, – маг встрепенулся, пораженный, – выходит, мы – настоящие?!
Ответа не было.
– Я ничего не понимаю, – жалобно сказал Лонси. – Ведь они все знали. Они делали это нарочно. И говорили, повсюду говорили, во всех газетах писали, что не хотят войны...
Голова пухла. Лонси, уже не думая, нашарил на комоде стакан. Теперь в нем оказалась белая аленза. Страшная собеседница мага по-прежнему безмолвствовала. Он не ждал ответа: мало-помалу он осваивался с маятником и близкое будущее видел ясно. Странное было ощущение. Нет, сознание, что скоро он встанет, походит по комнате, а потом снова посмотрит в зеркало, вовсе не удивляло. Странно было предсказывать собственные чувства. Сейчас Лонси не знал, что и думать, разрывался между собой-прежним и собой-
