Надеюсь, тебя не шокирует вид человека в костяной форме.
– Меня даже Лаанга не шокирует. Со своим некромантским чувством юмора.
– Вот и хорошо, – резюмировал Онго, накидывая свой плащ мне на плечи и оценивая вид критическим взглядом. – Иди, Мори. Встречай Эррет. Мы одного роста, в здании различие в пластике движений не так заметно, а на улице...
– На улице меня раскусят, – согласился я, чувствуя, как внутри разгорается азарт. – Живой, надевший плащ поднятого... что обо мне подумают?
– Что ты либо убийца, либо влюбленный, – ответил Онго, подавая мне маску. – Так было и так будет...
И вдруг застыл. Я, не уследив, неловко дернул маску из его рук.
– Мори, подожди.
– Что?
– Мои знаки начертаны на маске, – сказал Эрдрейари. – Но у тебя-то есть живая плоть. И перед тем, как выйти из дома, стоит написать хотя бы «исток».
Я невольно поднял руку к скуле.
Я действительно забыл нанести знаки.
И тут меня самого посетило дурное предчувствие.
Я шел по набережной Яневы навстречу течению.
Плащ Онго бился на ветру; выдайся утро чуть жарче, я бы вспотел, но на холоде мне гулялось вполне уютно. Немногочисленные прохожие не обращали на меня внимания, принимая за офицера Особых корпусов. Я намеревался снять плащ, когда отойду подальше от Данакесты: свернуть в безоконный проулок, сложить тяжелую ткань и припрятать где-нибудь. Но пока мое лицо скрывала маска поднятого, и свежие знаки горели под ней, точно на чернила внезапно открылась непереносимость.
Знаков много. Каждый выбирает те, что понадобятся ему сегодня. Но «исток» наносят все: с него начинается лицевая роспись. В старину человека без «истока» на скуле могли и поколотить: считалось, что пустолицый приваживает злых духов. Чужак так попросту рисковал жизнью.
У меня в кабинете на столе лежит роскошный подарочный альбом, энциклопедия знаков. Один из немногих удачных подарков моей матушки. Она любила подарки с намеком, и могла донамекаться до женских серег – с целью побудить меня искать супругу. Но за альбом я ей благодарен. Там сыскалась «ледяная чайка», усложненная модификация «чайки бесстрастия», и только мощный знак дал мне силы продержаться в день Весенних торжеств...
Я хорошо помню тексты-пояснения. «Знак, именуемый «истоком» – короткая, прямая вертикальная линия, пересекающая скулу под серединой левого глаза. К основному знаку могут примыкать дополнения: «небесный» – слегка выгнутая линия между левой скулой и левым нижним веком, начинается от центра глаза и заканчивается на виске, «земной» – прямая линия, проходящая по левой щеке параллельно линии подбородка. В упрощенном толковании «исток» означает бытие, реальность того, кто носит знак. По древнему поверью, призраки и злые духи не могут носить его, на их лицах он каждый час исчезает, и потому злой дух всегда имеет при себе склянку чернил. Если он не будет подновлять знак, то исчезнет сам»...
По правую руку от меня струила темные воды прекрасная Янева, дева-река. Старые кварталы столицы заканчиваются там, где она сливается с возлюбленным – Неи. Сказки об этой чете рассказывают няньки, школьники читают их в азбуках. Неи похитил призрак, а сам принял его облик, чтобы жениться на красавице. Янева не могла доказать, что перед нею не ее настоящий жених. Тогда она стала любезничать с призраком и добилась того, что бедняга забыл о времени, не успел подновить знак и исчез.
Думается, что Янева была похожа на Эррет.
«...высокое толкование мало отличается от обыденного. В магии «исток» – это первичное, аморфное тело заклятия».
Я, пожалуй, перестарался, выбрав оба «истока», «млечный лебедь» и «равноденствие», и под маской был расписан, как дамская шкатулка. Эррет позабавится... Но то, что я сумел забыть о знаках, вкупе со словами Эрдрейари о Лаанге, встревожило меня настолько, что недурно было бы в придачу написать «чайку». Для успокоения чувств.
Я отмахивал шаги по брусчатке набережной и размышлял.
У Лаанги дурное предчувствие... знать бы, с чем оно связано. Магов такого уровня предчувствия попусту не беспокоят. Но Лаанга – не верховный маг, не член Комитета, он старше всех государственных институтов, и, если быть честным, судьба страны ему безразлична. Падет эта империя, встанет новая, а Лаанга останется Лаангой. Мне трудно предположить, что могло встревожить его настолько, чтобы это ощутил Онго. Что-то сугубо магическое? Эрдрейари умнейший человек, но я могу в первом приближении восстановить ход его мыслей. Если у Лаанги возникли проблемы в недоступных простому человеку высях и безднах, зачем об этом знать мне – знать и тревожиться? Какая связь между заботами Лаанги и убийством моих родителей?
Увы, безнаказанно явиться к Лаанге с вопросами может одна лишь Эррет.
«Нужно будет поговорить с ней об этом», – постановил я, а потом поморщился и мысленно отложил разговор – по крайней мере до завтра. Эррет взяла на себя дом Улентари. Бесчеловечно немедля по возвращению из Улена навязывать ей новое дело, к тому же столь щекотливое. Конечно, Эррет принадлежит государству даже в большей степени, чем я. Но некогда она позволила мне выбирать между двумя своими ипостасями, и я сделал выбор: сначала она приходится мне возлюбленной, и только потом – первым советником.
Словно одобряя мои слова, впереди негромко прозвенели колокольчики. Среди их журчания томной кошкой протянулась мелодия флейты, а той нежным переливом отозвалась лютня. Голос струн сливался с шумом фонтана. Слишком рано для бродячих музыкантов, в такое время они отсыпаются после ночного труда, да и мелодия звучала непривычная – не уличные куплеты или новомодная ариетта, а старинная северная песня.
Не веря своим ушам, я ускорил шаги.
Какая странная и редкая удача... Их всегда было немного, теперь и вовсе почти не стало. Северное княжество Меренгеа становится промышленным, отступают леса, гигантские волки уходят все дальше к ледяному океану и реже отзываются людям. Им противны фабрики на окраинах и улицы, заполненные паровиками. Трудно представить, что они захотели прийти сюда, в среброкаменное сердце столицы, но они здесь и собираются танцевать.
Доброе предзнаменование.
До прихода арсеитства северяне поклонялись Великим волкам и до сих пор почитают прежних богов. Народы Меренгеа упрямы как камни, они готовы были пролить кровь за веру предков, но не изменить ей. Есть легенда о добром ваятеле, который зажег свет в их сердцах. В ту пору, когда меренцы жгли церкви и убивали священниц, в одном селе пахари приходили к храму охотно и мирно. Изучив обстоятельства, князь обнаружил, что ваятель, присланный вырезать статую Арсет, поставил рядом с нею кумиры Великих волков – так, будто бы звери защищали ее. Тогдашний князь Мереи был мудр и послал спросить совета у Младшей Матери, прежде чем запрещать и карать. Теперь в Меренгеа исповедуют разрешенную ересь: северяне верят, что рядом с Арсет в вечной битве сражаются Великие волки.
Выйдя на площадь, я остановился в стороне, под арочным сводом, боясь потревожить их. Старший танцор сидел на краю фонтана и брызгал водой в крохотных волчат, игравших в бассейне. Шкура зверенышей еще не успела приобрести знаменитый серебряный отлив: волчата были молочно-белыми. Самый большой волк дремал, вытянувшись на солнечной стороне. Литые из серебра ивовые ветви с подвешенными колокольчиками трепетали в руках молодой танцовщицы, которая плавно ходила по кругу, изредка всплескивая тонкими обнаженными руками. За ней, вытягивая морду, следовал другой волк. Чуть поодаль, на скамейке, сидели рядышком флейтист и лютнистка. Кажется, началось с музыкантов, которые захотели сыграться, а юный волк с азартом отозвался и увлек в танец подругу...
Серебряные ветви взлетели как крылья и скрестились над ее головой. Сильные ноги переступили, плеснула широкая юбка, открывая колени. Волк поднимался на задние лапы, опускался, ритмично поводил головой из стороны в сторону. Танцовщица кружилась, закрыв глаза, а он ходил вкруг нее – громадный, умный серебряный зверь, достававший ей головой до плеча. Перескочив бортик, прибежали волчата и сунулись девушке под ноги. Она ловко переступала через них, прыгала и уворачивалась, грациозная как
