Я не сразу поняла его.
— Вы можете погибнуть, — уточнил старик.
Я усмехнулась.
— Знаете, это вы можете сказать всем, кто здесь сидит.
— Конечно, — согласился он. Помолчал. — Неужели вы не боитесь погибнуть? Я боюсь.
И это признание старика с чётками подкупило меня.
— Боюсь, — сказала я. — Но знаете, я хотя бы могу что-то сделать. Когда ничего не можешь и только ждёшь, пока что-то сделают другие, это гораздо противней.
Рядом сидящие прислушивались к нам.
— Я не о том, — мягко сказал он. — Вы не боитесь того, что вас ждёт за гранью?
— Какой гранью?
— Жизни и смерти.
Я немного оторопела и потому молча выслушала продолжение его слов. Сухие узловатые пальцы старика застыли на самой крупной бусине, даже, пожалуй, деревянном диске с какой-то неразборчивой резьбой. Свесилась красная кисточка шнура.
— Люди совершают много дурных поступков, — сказал он чуть громче. — Лишь малая часть получает воздаяние при жизни, но оно неизбежно. Оно ждёт нас после. Сейчас, когда близится исполнение пророчеств святых, все мы должны задуматься о содеянном и покаяться. За гробом получим мы воздаяние за все наши грехи!
— Откуда вы знаете? — спросила я.
— Я верю, — ответил он театральным голосом, низким и мистически-бархатным.
Имя его меня не интересовало. И учение тоже. Клятый проповедник, язви его. Почему я так ошибаюсь в людях? Нашёл время загонять овец. Это сектант. Ортодоксы не лезут к людям в летних кафе. Обрадовался, что встретил экстрим-оператора, отправляющуюся в армию, и в нашу беседу вслушиваются десятки людей… обрадовался, что война и все перепуганы.
Наверняка их сейчас много повылазило. Привет, а у нас тут конец света.
— Можно знать точно, — сказала я. — Или не знать. Или прикидывать вероятность. Всё.
— Вы не верите в Бога?
— А вы верите в то, что ррит уничтожат Землю?
Это подействовало. Он вздрогнул. Все вздрогнули, даже те, кто не слушал нас.
Когда в пределах видимости обнаруживается вполне реальный конец света, лучшее, что ты можешь сделать, если не в состоянии помочь, — это не нервировать окружающих. Но если началась истерика, то порой невредно бывает отвесить оплеуху.
— Кто может это знать? — тихо проговорил он. Тут же нашёлся и добавил: — Если на то будет воля Божья!
Но этой торжественной ноте мне, наконец, принесли мой омлет с томатами, сосиски и кофе.
— Спасибо, — сказала я официантке.
— Что-нибудь ещё?
— Простите, забыла. Можно пирожное к кофе? Любое, только не безе.
— Конечно, — кивнула девушка, поедая меня глазами, и робко добавила, — а… хозяин спросил, не нужно ли покормить вашего зверя. Не волнуйтесь, это за счёт заведения…
— Нет, спасибо, — я улыбнулась ей и снова глянула на проповедника. Тот явно недоумевал. — То есть вам всё равно?
— Всё, что мы можем — это молиться, — ответил он, приподнимая подбородок и одновременно — свои чётки.
Я начала резать сосиски.
— Как найти мобилизационный пункт?
— Что? — чуть растерянно переспросил он.
— Как выйти к управлению флота?
— По Морскому бульвару к центру города, — ответила за него вторая официантка, мулатка с фантастически тонкой талией. — Пройдёте чуть дальше по набережной, сразу увидите — самая широкая улица. Площадь видна уже от моря. А здание ни с чем не перепутаете, знаете, одно время такие странные строили…
— «Космический ампир», — подсказал кто-то с соседнего столика.
Хром, зеркальное стекло, разные синтетические материалы, дающие хитрый визуальный эффект, и куча постоянных гравигенераторов: «космический ампир» — это когда непонятно, на чём держится. Когда начиналась застройка Земли-2, он как раз был на пике моды. Летающие балконы, летающие платформы с деревьями и фонтанами; титаническая стальная лента, обвивающая три узкие, как ножи, башни, нигде не закреплённая… Я, увидев это чудо архитектуры, ещё подумала, что для особняка миллиардера слишком масштабно, должно быть, представительство банка из молодых, которые ещё не могут кичиться древностью и потому кичатся размахом. Что это ГУФ, я не могла даже заподозрить. Хотя, в принципе, логично. Одно из первых зданий на захваченной чужой планете, космический ампир…
— Спасибо. Милейший местер, помолитесь за нас, пожалуйста. Надеюсь, вы будете делать это молча, а я пока поем.
— Вы гоните от себя мысли о смерти, — с сожалением сказал он.
То ли я слишком вежливая, то ли просто нервы себе щекочу.
— Зато я направляюсь прямо к ней в лапы.
— И не заботитесь о том, что после?
— Я узнаю, что там после, когда это случится.
— То есть вы всё же верите, что там что-то есть?
Вот теперь я разозлилась.
— Слушайте, вы дадите мне позавтракать или нет?
— Телесная пища волнует вас больше духовной?
Ха! Его определённо занесло. И это с его стороны большой промах, потому что уважения к сединам во мне нет. Вспомнишь Иннза и Хейнрри, и всякое уважение пропадёт.
«Малыш, ко мне!»
Нукта обрадовался, что я о нём вспомнила, и мягко перетёк через декоративную оградку из хлипких реек.
— Как по-вашему, — спросила я, — он похож на ангела-хранителя?
— Послушайте, — он с неудовольствием поморщился, — всё же животное…
— Сейчас вы встанете, выйдете отсюда и задумаетесь о том, что делают с паникёрами в военное время. Если вы этого не сделаете, то выйдете отсюда вместе с креслом. Я с удовольствием компенсирую хозяину убыток.
Он поднялся с видом оскорблённого благородства.
— Мне жаль вас, — сказал он. — Я помолюсь о вашей душе.
— Спасибо. Всего вам хорошего.
Проповедник ушёл. Мне улыбались, и настроение у меня поднялось.
Отличный был омлет. И пирожное — объедение. Это кафе «Зелёная лента», третье, если идти по набережной от Морского бульвара направо. Рекомендую.
Бульвар до самой площади был почти безлюден и тих. Только где-то в переулках играла музыка. Неведомая поп-группа, из тех, что меняются каждый сезон, слабеньким, но слаженным квартетом выводила скороспелый хит. Или не скороспелый? Мне показалось, я уже слышала эти простенькие слова. В фильме о Первой войне?
