…я похолодела.
— Дитрих!
Легче было бы вырвать руку из лапы Малыша. Потому что Малыш бы меня отпустил сам.
— Дитрих, прекрати! — шёпотом крикнула я.
Он смотрел на меня неотрывно. И мне это совсем не нравилось. Совсем. Мне было страшно. Потому что карие глаза Дитриха, всегда такие спокойные, сейчас были похожи на заклёпки. Тёмные металлические кругляшки.
— Всё, — сказал он невыразительно. — Никаких войн. Никаких заданий. Тебя уволят по ранению. Слушай меня, Янина. Они. Все. Обойдутся. Без. Тебя.
Он сжимал мне запястье так, что у меня кровь застаивалась в кисти!
Малыш. Где мой Малыш? У оператора безусловный рефлекс — звать нукту на помощь, но это же Дитрих! Мастер! Малыш скорее послушается его, чем меня…
Меня трясло.
— Мне станет хуже, — тихо, торопливо заговорила я, заставляя себя смотреть прямо в чёрные заклёпки. — Я буду выздоравливать гораздо дольше. Ты этого хочешь?!
Железный лёд дрогнул.
Биопластик, мой биопластик, успевший едва ли не третью своей массы перетечь на кожу мастера, направился обратно ко мне. Сердце колотилось жутко. Закружилась голова — так, что я не могла сфокусировать взгляд. Упала на подушку. Казалось, что сейчас провалюсь сквозь кровать прямо на пол.
— Я слишком испугался, — едва слышно летел мне в уши шёпот. — Ты не можешь представить, как я испугался. Ты с ума сведёшь меня, ты можешь себе представить, что такое мастер в ужасе, Яна?
Значит, меня можно пугать… больную и раненую… в отместку.
Дитрих хихикнул. Это так не вязалось с его образом, что я снова открыла глаза.
— Меня Нитокрис послала нахрен, — сообщил он.
Может, мне тоже послать? Я ведь тоже некоторым образом глава нуктового прайда. Из одного мужа. Бедный Малыш, тоскует…
— Янина, Яночка, прости меня…
— Дитрих, зачем ты это делаешь?
— Я хочу, чтобы ты уехала со мной.
— Зачем?
Молчание.
— Хочешь сказать, что тебе необходим ассистент?
Он смотрел на меня. Почти изучающе. Словно впервые увидел.
— А ты, — наконец уронил слова, тяжёлые, как его железные браслеты, — ты… уже не хочешь завязать со всем этим? Яна, неужели тебе был нужен только стандартный сертификат? Я поражён.
— Я не о том говорю…
— Знаешь, кто ты? Ты крылатка, — он помолчал. Я смотрела на него, ожидая продолжения. — Ты была на Маргарите?
— Была.
— И не видела крылаток? Их всем туристам… — он оборвал себя. — У тебя было задание?
— Да.
— На Маргарите?
— Именно. Там химические заводы, Дитрих, военные, закрытые. А не только туризм и купание в сгущённом воздухе.
— Да, верно, — мастер вздохнул. — Так вот, на Маргарите водятся крылатки. Это такие птицы… ну, не птицы. В общем, твари с крыльями. Они всю жизнь проводят в полёте. Едят, спят. Рожают детёнышей. У тех сразу расправляются крылья, и они отправляются в собственный полёт. Вскоре суставы перерождаются в костную ткань, и крылатка уже не может сложить крылья, даже если захочет. Лап у них нет, и передвигаться по твёрдым поверхностям они не могут. Если крылатка сядет на какую-нибудь скалу, то просто соскользнёт с неё. Ей нечем цепляться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты говорила как-то, что мечтаешь вернуться к нормальной жизни. Ты не сможешь. Тебе нечем цепляться.
— Спасибо.
— Я не хочу тебя обидеть… — он сел в изножии кровати, опустил голову так низко, что почти уткнулся лицом в колени. — Всё к одному. Да. Я не помню, когда в последний раз так ошибался. Все… Правильно говорят, что человек… иногда не видит того, что под самым носом. Да. С самого начала… Вот скажи, зачем ты сбежала?
— Сбегают из тюрьмы.
— Из дома тоже сбегают, — он посмотрел на меня. — Яна, ты же взрослый человек. Почему ты поступила как сумасшедшая девчонка — никому ничего не сказала, угнала машину?
— Мне было бы очень тяжело расставаться с вами. И ещё тяжелее доказать вам, что мне нужно уйти. Объяснить, почему я должна.
— Объясни, почему ты должна.
— Дитрих, ты не поймёшь. Ты никогда не носил погон. Извини.
— Хорошо, — он закрыл глаза. — Что мне сделать? Что мне ещё сделать, Яна?
— Я не помешал?
Я чуть не подскочила.
В открытых дверях палаты стоял Ценкович. Элия Наумович, звёздный шумер-психиатр. Дитрих уставился на него через плечо. Я видела, как закаменело лицо мастера — пугающе, до белизны губ.
Они играли в гляделки так долго, что я растерялась.
— Молодой человек, — наконец изрёк ассириец, — можно с вами поговорить?
Дитрих бесшумно поднялся. «Молодой человек», которым его осчастливили в четыре десятка лет, не очень ему понравился. И сам Элия Наумович ему не понравился тоже, но во всём облике сквозило — он понимает, что незнакомец достоин уважения. Я помню, похожие ситуации встречала в нескольких даже книгах. И говорилось там, как взглянули друг на друга два исполина, каждый в своём величии и праве, как вожак волчьей стаи с могучим быком, или ещё кто-то… ещё что-то в том же духе.
Но эти люди не были похожи на животных.
Никоим образом.
…Гильгамеш повстречал Зигфрида.
Говорили они тихо, но переборка была слишком тонкой, и до меня донеслось:
— Знаете, местер Вольф, я тоже в своё время… вкусил крови Фафнира. Только я всё больше по людям, а не по зверям лесным и птицам небесным… пойдёмте, пойдёмте…
Я ещё долго вслушивалась, но так ничего и не разобрала. В конце концов, откинулась на подушку, замученная переживаниями, и сама не заметила, как уснула.
Отключилась.
3
Ты не помнишь этого дня.
Помнишь всё, что предшествовало ему. Как вас учили летать на кораблях х’манков. Как в глазах старших день ото дня разгоралось пламя, прибитое некогда кровавым дождём. Помнишь совет, на котором послы чийенкее свидетельствовали о верности. Рождённый от семени великого вождя минувшей эпохи, ты уже принял высокий ранг, тебе предстояло стяжать славу, и тебя допустили. О, как болезненно светлы были лица всех, кто говорил о войне.
Вера.
