смешной.
— Мало мне этой дуры!
Света отмахивается.
— Я не в том смысле.
Синий Птиц вздыхает. Закатывает глаза, падает на одолженную подушку. Думает.
— Ну… — цедит он. — Как-то так вышло… у меня больше никого нет. То есть…
— К тебе все хорошо относятся, но всерьёз ты никому не нужен.
— Именно. — Птиц ерошит волосы. Вытягивает длинные ноги в обычных — в кои-то веки — синих джинсах.
— Нервные мы твари… — повторяет Флейта его слова и снова укладывается поперёк кровати. — Ди- им!
— Чего?
— А пошли, — наигранное кокетство в её голосе почти артистично, — себе настроение поднимать?
— Наслышан, — докладывает с ухмылкой Птиц, — как ты орков строить умеешь.
— У меня с орками сложные отношения, — смеётся Света. — Я их люблю, а они меня нет.
Это самое опасное и предосудительное корректорское развлечение. На Диком Порту Димочка тоже играл в «построй орков», подзабыв, правда, после акары и алкоголя, что по правилам нельзя доводить «орка» до увечия или смерти. Так, по крайней мере, он понял из скупых и мрачных объяснений Шеверинского.
Выбираешь типчика попротивней, желательно пьяного и агрессивного, можно нескольких — вопрос твоей рисковости и присутствия рядом энергетика. Дразнишь. Орк атакует — и внезапно падает, скрученный кишечной коликой. Можно использовать головную боль или диарею. Случайные вывихи сложнее, но тоже вариант, особенно если орк близко, в ярости и простым приёмом его не удержать. Строго говоря, чем лучше знаешь анатомию, тем больше выбор.
— Но я сегодня, — говорит Света, — насчёт орков не в настроении. Мы же играть так и не сходили, помнишь? Наряжаться наряжались, но не пошли. А ты, между прочим, обещал.
— Это преступление! — пафосно отвечает Димочка, — против здравого смысла — не разорить казино, если ты можешь это сделать.
Тихорецкая заливается смехом.
Над расправленным на столе браслетником плывёт озарённый иллюминацией Райский Сад. Открытая сцена белеет в ночи, она сама по себе огромна, но шоу-голограмма, кажется, достигает звёзд… действительно достигает, потому что чудесно яркие звёзды в небе — тоже её часть.
Алентипална, подперев щёку ладонью, смотрит запись. Выпускной вечер прошлого года. На Седьмой Терре сейчас весна, и скоро очередной. По традиции, она приедет в гости. Ребята готовят новый праздник, ещё краше, конечно, и ни на что не похожий… Светочка сказала, что договорилась с Димой. Синий Птиц — сложный человек, но они, кажется, ладят. Это хорошо, очень хорошо. Бабушка больше всего боялась, что они повторят несчастье старшего поколения. Данг-Сети даже в честь праздника не уступит ни пяди: вновь откажется садиться в присутствии высокочтимой местры Надеждиной, взвалит на себя задачу слежения за порядком и ни разу не улыбнётся. Что за горе с ней…
Алентипалне приходит в голову, что постановочные дела могут помочь Диме развеяться. Он так долго переживает расставание с Леночкой. У корректоров нередки психологические проблемы, но Птиц — тот ещё упрямец, не разрешает себе помогать. Элик обещал с ним поговорить самолично, Бабушка очень на него надеялась — и вот, навалились дела, не до того стало премудрому Бороде…
И у Светы не всё в порядке. Из-за детской болезни она на два года опоздала со школой, из-за беспрецендентной одарённости в старших классах больше работала, чем училась. Соберётся ли в институт? И куда? Надо спросить.
Обычно Бабушке хватает вязанья, чтобы отвлечься во время работы. Но когда она встревожена всерьёз, становится очень трудно отогнать мысли о деле. И тогда Алентипална думает о своих детях, певчих птицах родного рая.
…Сейчас даже это — не помогает.
Президентский номер отеля «Кайссар». Полная изоляция от внешних систем слежения. Собственные профессионалы проверили помещение на «жучки»; круглосуточно работает система «Вуаль», выдаёт чужим наблюдателям ложную информацию. Алентипалне приходится послеживать за вероятностями: Мультяшка при всём старании может не справиться.
Бабушка боится, что не справится и сама.
Потому что Элик нервничает. А если нервничает амортизатор — значит, плохи дела.
На корабле, когда Настя рассказала о том, что случилось со Светой, он встрепенулся так, будто ожидал чего-то подобного. Алентипална ждала, что он объяснит, поделится подозрениями, как бывало: в конце концов, она может поправить что-нибудь, хотя бы неприцельно позвать удачу. Но Элик не стал раскрывать душу. Только нахмурился, сунул руки в карманы, и сказал сухо: «Значит, так. Ситуация круто меняется. Что там Ивану пират наплетёт, не суть важно. Прости, Тишенька, не буду много рассуждать — соврать боюсь. Сам половины не понимаю. Одно точно знаю — охрану надо усилить и время визита сократить от греха. Вот когда пожалеешь, что с телепортацией пролетели, как же свои спецы нужны и взять неоткуда… С одной стороны, митинг этот недоделанный на пользу — можно у губернатора экстренных мер требовать. С другой стороны, побаиваюсь я местных СБ-шников. Сам Лауреску наш, но ниже всякие люди могут быть».
Страшно.
И самое горькое и страшное, что в этом году к больным детям не приедет Волшебная Бабушка.
Алентипална тихо вздыхает.
Элик и Ваня снова спорят.
— Это выглядит крайне нелепо, — говорит Ценкович. — Вот что мне не нравится.
— Наумыч, не все глупости люди делают под птичью диктовку. Бывают и просто глупости.
— Но не с росписью Терадзавы! — ксенолог ударяет кулаками по столу, встаёт, озираясь, раздувая ноздри. — Ваня, ты лучше меня знаешь, что это за человек. У таких не бывает старческого слабоумия. Мне всё это чертовски не нравится. Уже две пустых ячейки. Лаэкно. Теперь Сигэру.
— Погоди… — бурчит Кхин. — Давай разберёмся… Что тебя в лаэкно смущает?
— Их отношение. Хейальтаэ намекнул, что организовал покушение не Центр, прекрасно зная, что мы всё обернём против Земли.
— В результате, — плавно договаривает Батя, — Земля подозревает, что мы эту сказку инсценировали, но вынуждена отбрыкиваться и признаёт Порт. В итоге мы с барышом.
— И в Центре твёрдо уверены, что «москит» запустили наши. Дальше. Мы налаживаем контакт с Землёй-Два. Что происходит?
— Нападение на особиста.
— Раньше. Убийство мастеров питомника.
— Ты считаешь, это не отдельная операция?
— Боюсь, что нет. Она имела хоть какой-то смысл как отдельная операция, потому я так раньше и думал. Но то, что сделали с Флейтой, нелепо до абсолюта.
Батя потирает шею под воротом. Кривится. На нём любимая неофициальная форма одежды — старый, стираный, выцветший камуфляж, в котором премьер-министр похож на полевого командира.
— Ничего нелепого не вижу, — ворчливо говорит он. — Сам глянь — «скептики»-то после убийства Вольфов здесь остались! Кто верещал, что Ксеньке-Тройняшке дезу слили? Что они теперь и корректорам мозги выжигать умеют? Где им, скажи мне, корректора взять для опытов? Случись что с любым из наших агентов на Земле, мне на стол сейчас же документы лягут по «войне теней». И я их подпишу. А тут, глянь-ка, ни при чём гады.
— Ладушки, — разводит руками Ценкович. — Ответь тогда, при чём тут японец, и я успокоюсь.
Иван Михайлович озадаченно сопит.
Он имел долгую беседу с патриархом Фурусато и ещё дольше размышлял над докладом Этцера, после
