«Постерёжешь? Я буду спать здесь».
Дельта, не отвечая ни одним из возможных способов, отошёл и свернулся в кольцо у стены. Лилен улыбнулась и последовала его примеру, укрыв плечи собственным детским одеялом. Ногам в джинсах было тепло и так.
Проспала она недолго.
Майк шёл по лесу. Бездарно шёл. Запинался о корни, нервно шарил здесь и там лучом слабого фонарика и оттого ещё больше слеп. Ругался. Он разбудил Лилен за минуту до того, как Дельта тронул её мордой между лопаток, сообщая, согласно уговору, что кто-то идёт.
Лилен беззвучно выругалась. Додумался же… кто ему сказал, где она может быть? Не иначе родители.
Тьфу.
— Лилен! — позвал Майк. — Лилен, ты здесь? Ты в домике?
«В домике я, в домике, — с нутряным смешком подумала та. — Чур, не играю». Выглянула, скорчила раздражённую гримаску.
— Кто тебя привёл?
— Никто, — быстро сказал Майк.
Лилен нарочито громко вздохнула. Скрылась на миг в чернильной темноте и вынырнула под днищем гнёздышка, спускаясь вниз по канату.
— Ты зачем пришёл?
— А ты зачем ушла?
— Погулять. — Лилен подумала, что сейчас вполне может прийти в ярость.
— Ночью?
— Люблю гулять ночью.
Майк опустил глаза. На виске темнела царапина: днём, шарясь по кустам с камерой, налетел на шип. Злополучный творец вздохнул, сунул большие пальцы за пояс брюк, вытащил.
— Лилен, — сказал он. — Я тебя люблю. Ты только, пожалуйста, помолчи.
Возлюбленная гневно раздула ноздри, но повиновалась. Больше из любопытства, чем из уважения, и всё же не сказала ни слова.
— В общем, так, — Майк проглотил комок в горле. — Прости, что я не сказал насчёт Урала. Я собирался. Долго. Я просто… понимаешь? Ну, я боялся. Боялся. Что ты… не захочешь. Я не знаю, как я буду там без тебя. Понимаешь, у меня девять сюжетов, я им представил — для полнометражек! — им интересно, два уже пошли в работу на сценарий, но они все для тебя! Я не смогу это снимать без тебя. Ты понимаешь?! Ну да, я псих, я чокнутый, я ничего не вижу, кроме своей студии, но я не могу без тебя!
Лилен молчала. В темноте её глаза были совершенно чёрными, а волосы лунно светились. Майк не смог удержаться от мысли, что кадр бы вышел немного сладкий, но очень красивый, особенно с таким выражением лица, как у неё сейчас — устало-льдисто-бесстрастным, как у лесного духа…
И проклял всё.
— Лилен.
Ресницы, длинные и густые, точно у анкайи, медленно взмахнули.
— Ну скажи что-нибудь!
— Что-нибудь.
Майк застонал, дёрнувшись.
— Что я должна сказать? — очень спокойно спросила Лилен. — На какой вопрос ответить?
— Ли…
Она оборвала его, подняв ладонь.
— Подсказываю: ты хочешь, чтобы я поехала туда с тобой или поехала туда сниматься?
Майк смотрел на неё несчастными глазами.
— Я хочу, чтобы ты поехала туда со мной, чтобы сниматься у меня.
— А если я буду у тебя сниматься и всё, тебя это устроит?
Майк зажмурился. Запустил пальцы в длинные волосы. Лилен отстранённо подумала, что посоветовала ему хороший шампунь, и теперь хоть пряди не слипаются. Уставилась в землю, пнула носком кроссовки лысый терранский кактус. Макферсон оскалился, всхлипнул и выговорил:
— Нет. Не устроит.
Лилен пожала плечами.
— Но я всё равно хочу, чтобы ты поехала, — сказал Майк.
Заухала ночная птица. Лучились крупные терранские звёзды.
— О-кей, — сказала Лилен.
В детстве Лилен от дома до гнезда на дереве носили нукты — минут за двадцать; могли и быстрее, но берегли всадницу. Отчаянный Майк шёл сюда часа три, петляя по ночному лесу. Он вымок от росы и пота, потом замёрз, несколько раз упал, исцарапался насмерть, был с головы до ног искусан мошкой и дико устал. Прочти Лилен о чём таком в романе про любовь — восхитилась бы преданным парнем. Но Майка ей даже не хотелось жалеть.
Она много раз пыталась проникнуться к нему хоть какими-нибудь чувствами. Ей это даже удавалось — ощутить благодарность, нежность, умиление, словно над щенком… лишь до того, как она снова видела Майка вблизи.
Съёмки. Ещё он нравился ей на съёмках, — злой, безжалостный, в ауре ясного необыденного огня. Но он не умел быть таким всегда, и оттого повседневный Майк казался ещё противней. «Почему к его мозгам не прилагается нормальная внешность?», — с тоской думала Лилен, но тут же мелькала мысль, что даже если Макферсон пострижётся, подкачается и вправит уши, быть с ним она всё равно не сможет.
Подсознание. Физиология.
…Он как-то спросил, откуда взялось её имя. Лилен машинально ответила «Не знаю».
— У тебя оба родителя немцы, и ты не знаешь, почему тебя зовут Лили Марлен? — изумился Майк.
— Мама хотела назвать меня Лили, а папа — Марлен. Вот и всё, — сказала Лилен и мрачно добавила, — я плохо говорю по-немецки.
— Я знаю немецкий, итальянский, французский, испанский, основной нкхварный и прим-лаэкно, — улыбнулся Макферсон.
— А я говорю по-русски, — отрезала Лили Марлен. — Второй родной.
— Заслуживает уважения, — согласился Майк; непонятно, с подначкой или всерьёз.
И вдруг запел. Голос был тихий и глухой, но чистый. Макферсон в детстве ходил в музыкальную школу и имел привычку импровизировать на рояле блюз, когда размышлял. Из слов Лилен понимала едва половину, только припев повторялся и не оставлял сомнений.
Лили Марлен смотрела на светящееся изнутри лицо Майка, и ей было противно.
В нём горел огонь не той природы. Он был гений, а она хотела — воина.