— Я бы сказала, что он на человеческий манер обаятелен…
— Мне как ксенологу видеть это печально, — вполголоса замечает Ценкович. — Он очеловечен до уродства. Ну, Тишенька, ты же видела старых учёных, искалечивших себя до психического состояния, скажем, анкайи?
Местра Надеждина отводит взгляд, на лице вспыхивает и меркнет страдальческая гримаса. Кто мог подумать когда-то, что ксенология, точно ядерная физика, таит в себе угрозу для исследователей?
— Вот так это и выглядит на самом деле, — заканчивает Элия. — Несчастная раса, если смотреть беспристрастно. Но, боюсь, в альтернативном будущем людей бы не было вовсе, ни несчастных, ни счастливых… Сесть и заплакать. Так что жалость здесь ни к чему. А о том, почему они так привязаны друг к другу, я тебе одно скажу. Оба они хищники, один по природе, другой по призванию. С этого всё началось, а прочее вторично.
Лайсан, секретарша Алентипалны, вносит поднос.
Плавными домашними движениями Тиша льёт в кофе сливки, мажет масло на хлеб.
— Элик, — говорит, пока Ценкович раздумывает, не позавтракать ли ему вторично: очень уж заразителен пример, — а о чём вы говорили после банкета?
Элия прикусывает ус.
В неофициальной обстановке Люнеманн споро сменил королевский белый костюм на нечто менее пафосное. Традиция родилась во времена Яльнемаэ, и тому хватало оттенка люминесцентных нитей, привычных лаэкно. С тех пор обычай трансформировался под обыкновения каждого нового Начальника. Не прими в своё время Терадзава правил этой бесцельной игры, Рихард с радостью прервал бы её.
Увы.
Светится старый коньяк: золотая солнечная смола.
— Земля год за годом пророчит вам экономический спад, стагнацию и потерю позиций. — Люнеманн катает в бокале маслянистый, исполненный высокомерия и лени напиток. — Но вы её до сих пор ни разу не радовали.
Кхин усмехается.
— Видите ли, местер Рихард, — бархатным голосом поясняет Ценкович, — их аналитики постоянно совершают одну ошибку.
— Какую?
— Они думают, что мы русские.
— Ты у нас самый русский, — беспардонно замечает подвыпивший Михалыч.
— Да и ты тоже русский, — парирует Элия.
Пират добродушно смеётся. Он понимает язык, хотя почти не говорит, и он в курсе основных обстоятельств. При весе, которым обладает Урал, иначе нельзя.
— Впрочем, это неплохо, — продолжает Ценкович. — От нас ждут масштабных экспериментов, а мы просто делаем своё дело. Блюдём свои интересы.
Кхин хмыкает; с его басом это звучит по-медвежьи, и Элия иронично думает, что имидж премьера тоже чудо как хорош.
— Выпьем за общность интересов, — предлагает он. — За взаимовыгодное сотрудничество… за союз.
— За союз, — кивает Начальник Порта.
…Ценкович посмеивается, вспоминая, как оно было.
Люнеманн.
Союзничек.
У Седьмой Терры три союзника — её бизнес, её наука и её армия.
«Армия…» — думает триумвир. Никакая планета Ареала не может сравниться с Землёй по части людских ресурсов. Качество этих ресурсов — вот в чём загвоздка. Даже при политике искусственного занижения цен на колониальные товары заработки вне Земли были выше. Десятилетиями лучшие специалисты улетали с материнского мира… даже не лучшие. Просто способные работать. Оставался балласт, кормящийся жирными субсидиями.
Земля, пожалуй, набрала бы оккупационную армию. Но такой абсурд, как попытка оккупации колоний, не придёт в голову даже деятелям в Объединённом Совете.
Тем более, что никаких оснований на то нет.
Никто не делит Ареал, не пытается отмежеваться от Земли. Где сепаратисты, где противоправные действия?
Всё в рамках закона.
А что касается космического флота, то даже на анкайский саммит земная делегация прибыла на судах уральского производства. В начале эры экспансии, во время Великой войны лунные и марсианские верфи ещё окупали себя — за неимением более выгодных вариантов. Но ушли в прошлое гигантские заатмосферники. Гиперы собираются прямо на поверхности планеты. Сравнить стоимость чего-либо, произведённого на планете с кислородной атмосферой и комфортным климатом — и без них…
Землянам стоит посмотреть правде в глаза.
— А всё-таки я беспокоюсь за Светочку, — задумчиво говорит Тиша. — Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками…
— Да какие они взрослые, — бурчит собеседник, — тридцати ещё нет.
— Но по сравнению!
— Да что ты в них страшного-то нашла? — Элия смеётся.
— Страшные! — упрямо повторяет она.
— Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? — сделав брови домиком, спрашивает Ценкович.
— Просто непередаваемо ужасные.
— Но ты же нами рулишь?
— Так мне и не семнадцать лет! — не всерьёз сердится Бабушка.
Элия улыбается.
Меняет тон.
— На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, — сухо говорит он. — А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли — и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил своё, и теперь выполнит свою часть обязательств.
Алентипална молчит.
Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело.
И всё же приходится.
Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили её в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, — говорил обычно Иван. — Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад — это не боевая организация. Это средство сохранения мира».
Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым.
«Хорошо, — убито соглашалась она и договаривала едва слышно, — но вы всё-таки, пожалуйста, не воюйте…»
Прозванивают одиннадцать тяжёлые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь чёрного кофе во рту.
Всё возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику.
