быть верным их клятве даже в течение двух часов. Сейчас, когда Акияма бросил ее, эта клятва представилась реальным шансом выйти замуж за Цутому, но если у нее, которая на пять лет старше Цутому, не будет и наследства, он даже и не подумает хранить верность этой клятве. Да нет, Цутому уже сейчас забыл ее, ведь он живет в реальном мире, а не в мире клятв. Два-три дня тому назад она послала ему фотографию без всякой подписи, ту фотографию, где Цутому положил руку на плечо Томико.
Митико подумала, что для нее все кончилось.
Всю ноябрьскую ночь лил дождь. Стучал по старому карнизу, из разорванных водосточных труб со всех четырех сторон дома струями текла вода, их звук перерастал в причудливый хор голосов. Дождь отгородил от мира старый дом «Хакэ».
Оставшаяся одна, Митико бродила по комнатам. Стены и пол, на которые падал ее взгляд, мебель, служившая еще умершему отцу — все было отсыревшее и мрачное, как думалось ей в отчаянии. Казалось, это чувство было знакомо ей и раньше. Среди того счастья, к которому она привыкла здесь, в «Хакэ», где она ни в чем не нуждалась, ей иногда чудилось нечто угрожающее. Вот и канул в бездну семейный уклад, просчитанный рациональным стариком Миядзи.
Старик Миядзи был неверующим и не поставил в доме буцудан.[52] Поэтому, когда Митико скучала по отцу, она садилась за стол из красного дерева, которым Миядзи пользовался при жизни, теперь это был стол Акиямы, в который он складывал письма и другие бумаги. Сейчас, когда муж бросил ее, она села перед этим столом, и воспоминания об Акияме снова всплыли в ее голове. Она давно перестала любить мужа, но все-таки он был частью того мира «Хакэ», который Митико так бережно старалась сохранить. На людях Акияма называл Митико женой — это положение лучше всего соответствовало ее возрасту. Только сейчас она почувствовала, насколько привычным стало для нее это положение.
Отныне ей больше пристало другое имя — «брошенная жена». Митико было нестерпимо больно ощущать это свое плачевное состояние. Она злилась, что сама себя считала несчастной.
Ей было нисколько не жаль, что Акияма увез с собой документы на дом. Это он десять лет подряд содержал ее на иждивении, это он заплатил налог на наследство — скорее она даже была рада, что документы достались именно Акияме. Не могла она простить только одного: он забрал их, чтобы сбежать к другой женщине.
Адвокат, когда выдавал доверенность, выписанную на имя Акиямы, на распоряжение имуществом, улыбаясь, обратился к Митико со следующими словами:
— Полагаю, что вы начинаете эту процедуру, основываясь на уверенности, что супруг не будет самовольно пользоваться предоставленным ему этим документом правом. Обладая свидетельством о праве наследования и настоящей доверенностью, он сможет продать дом.
— Будет ли действительна эта доверенность в случае, если умрет жена? — спросил Акияма.
— Нет. Но в то же время вы станете законным наследником указанного в ней имущества.
Когда Акияма сказал: «Если умрет жена», Митико поразилась. В комментариях к Гражданскому кодексу она уточнила, что две трети наследства могут перейти к лицу, которое она выберет, ей надо только указать, кто это будет.
Это из-за слов адвоката Акияма заплатил из своего кармана налог, а уходя из дома, забрал и доверенность, и свидетельство о праве наследования и теперь имел право распоряжаться домом. Вдруг Митико пришла в голову неожиданная мысль: чтобы предотвратить продажу дома, она должна умереть. Притом умереть до того, как Акияма продаст дом.
Дела по недвижимости не могут быть так легко улажены, но ни Акияма, ни Митико не знали этого. Они не знали правды жизни.
«Сейчас умереть? А смогу ли я умереть?» Дом окружали, становились то дальше, то ближе звуки дождя. После проведенной в тягостных раздумьях ночи под эти звуки, когда позднее ноябрьское солнце наконец-то осветило стекла коридора, Митико все-таки решила написать завещание. Содержание его было простым. Кроме доли, отходившей по закону Акияме, она завещала половину оставшейся доли Цутому, а вторую — Оно. «Вот умру я, а земли отойдут Оно, и с залогом все обойдется, так что Акияма не сможет ни в чем обвинить Оно» — так думала Митико, решив лишить себя жизни.
Боясь, что завещание может попасть в руки Акиямы, который, конечно же, уничтожит его, Митико зашагала по дороге, омытой дождем, к дому Оно, чтобы оставить бумагу у него на хранение.
Оно, запаздывая на службу, ждал телеграмму из Осаки. Сейчас Митико было понятно, что Томико не поехала в Осаку, но она решила не говорить Оно о своей догадке. Если она покончит с собой, вряд ли Акияма будет жить с Томико, опасаясь мнения окружающих. Если это так, когда-нибудь и Томико вернется домой. Митико подталкивала себя к смерти: «Если я решусь умереть, в «Хакэ» все мирно уладится».
Зайдя к Оно, Митико застала истерику Юкико. Со слезами на глазах она повторяла: «Пока мама не придет, не пойду в школу!» Лишь после того, как девочку удалось выпроводить обманом, пообещав: «Пока тебя не будет, мама вернется!», Митико положила на стол перед Оно завещание.
— И раньше хотела попросить тебя хранить его у себя, открой его, если я умру.
— Что это ты, ни с того ни с сего? Не лучше ли передать завещание Акияме?
— Такие бумаги лучше хранить у кого-нибудь стороннего.
— Вот как? Но все-таки странно…
Вид Митико, не спавшей всю ночь, испугал Оно.
— Что-нибудь случилось? Ты плохо выглядишь…
— Это ты плохо выглядишь… Все беспокоишься из-за Томико.
— Да, женщина, с которой ничего не поделаешь. Видно, Осака ее разбаловала.
— Это ты ее разбаловал!
— Да, наверное, это так. Возможно, и ты слишком носилась со своим Акиямой!
— Ах, да не носилась я с ним! Он всегда был себе на уме!
— Да ведь и Томико такая же, себе на уме. Вот Юкико жалко…
— И вправду…
Митико, у которой не было своих детей, любила племянницу. Она подумала: «Раз Акияма останется с Томико, то мне лучше, как на это намекает Оно, переехать к нему в дом, и все уляжется, успокоится, наверное». Она тут же отвергла такую идею. Было невозможно представить существование двух отверженных супругов под одной крышей.
— Скажи, а ты не забыл, что собирался устроить будущее Цутому?
— А-а, ты про то, чтобы взять его в нашу фирму после того, как он закончит университет? Я сейчас занимаю не слишком высокий пост, поэтому не в силах оказать ему большую помощь, но посодействовать насчет его приема в какую-нибудь фирму смогу. Впрочем, не похоже, чтобы Цутому рвался работать, не находишь?
— Все равно, надо подыскать ему приличное место.
— По нынешним временам приличных мест непросто найти. А на зарплату довольно трудно прожить.
— Но ведь у тебя все наладилось!
— Что наладилось-то? А сейчас с нами что? — усмехнулся Оно.
Он подумал о том, как странно совпали хлопоты Митико о Цутому и ее просьба сохранить завещание. Однако чуть позже Оно услышал, как Митико расспрашивала старушку, помогавшую по хозяйству, насчет продуктов, отпускаемых по карточкам, и успокоился. Когда она собралась уходить, Оно опять удивился тому, как пристально и печально смотрела на него Митико. Но он уверил себя, что, раз она думает о карточках, вряд ли до завтра что-то изменится. Он все равно был занят поисками Томико.
Телеграммы из Осаки все еще не было. Если Томико поехала туда, то наверняка была уже на месте и телеграмма вот-вот должна была прийти. Он попробовал прокрутить в голове текст своего сообщения и подумал, что, если Томико там нет, беспечная свояченица могла и не ответить на его телеграмму. Он пошел на почту и послал еще одну телеграмму: «Томико приехала или нет? Жду ответа».
Покинув дом Оно, Митико торопливо направилась через Ногаву к кладбищу Тама, туда, где покоились ее родители и братья. Митико еще неясно представляла себе, готова ли она покончить с собой или нет. Не так-то легко решиться на подобный поступок. Многие люди, задумавшие покончить с собой, в конце концов осуществляют задуманное, но большей частью все зависит от случая.
