Однажды со мной произошел весьма забавный случай. Когда я работал в Гонконге, моей коллегой и старшим лектором оказалась одна почтенная и очаровательно искренняя дама — кардиолог-педиатр с Тайваня. Она как-то спросила меня, вижу ли я разницу между убийством тигра ради его шкуры, костей и мяса и забоем скота. Этот вопрос не показался мне вздорным. Моя коллега подкрепляла свои убеждения тем, что отказалась от лекарственных препаратов, в состав которых входят кости тигра, ибо испытывала жалость к этим зверям, и сердце ее наполнялось скорбью при мысли, что убито такое красивое животное. Короче говоря, она была против промышленного убийства. Ей была чужда навязываемая Западом философия, внушающая, что акт убийства может рассматриваться как нечто недозволенное и аморальное в отношении одного крупного животного и не вызывать протеста в отношении другого. Она не могла осознать, какими законами логики и здравого разума руководствуются те, кто считают, что охранять крупных животных важнее, чем, скажем, грызунов, и почему лишь красивые млекопитающие признаются полезными для человека.
В поисках достойного и философски взвешенного ответа на поставивший меня в тупик вопрос я почесал затылок: мне не хотелось пускаться в обсуждение проблемы, вправе ли мы вообще распоряжаться жизнью животных, кроме того, сводить объяснение к эстетическому восприятию столь внешне привлекательных диких кошек мне тоже не хотелось. И вот, наконец, я подумал, не удастся ли мне убедить ее в том, что существует один важный объективный критерий, которым мы руководствуемся при выборе, какое крупное животное нам забить, отправив его мясо на консервный завод: дикое или домашнее, — и критерий этот — биологическое многообразие и вариативность, которые столь важно сохранить и поддерживать в природе.
В целом домашние животные сохранили очень немногое из унаследованного ими от предков (например, от зубров) разнообразия, которое было заложено в банке генных данных, а то немногое, что им удалось все-таки сохранить, существует теперь в миллионах копий. Одомашнивание животных приводит к утрате исходного многообразия форм, хотя и в подобных условиях может произойти мутация, в результате которой появится новая разновидность животных, наделенных каким-нибудь отличительным качеством — например, желательным для этого вида размером. Наоборот, генный набор каждого тигра — уникальная сокровищница, в которой хранятся генные богатства определенного вида. Поэтому один тигр представляет большую ценность, чем одна корова. На сегодняшней день в дикой природе сохранилось несколько тысяч тигров, и генный код каждого из них в значительной степени неповторим. Разнообразие типов («рас») тигров представлено в дикой природе разнообразием особей. Итак, даже если мы оставим на время в стороне тот факт, что над тиграми нависает непосредственная угроза исчезновения — чего не скажешь о коровах, — то и тогда убийство одного тигра трагичней убийства одной коровы, ибо наносит более серьезный ущерб видовому разнообразию жизни.
К семейству кошачьих относится еще один вид крупных кошек — гепарды, угроза исчезновения подступила к ним еще ближе, чем к тиграм. И это определяется не только малочисленностью популяции гепардов, но и тем, что в дикой природе не сохранилось естественного разнообразия видов и форм — все гепарды — близкие родственники, произошедшие, вероятно, от единственной пары особей, которой удалось выжить во время последнего Ледникового периода. Удивительно, но факт: если не считать Африки, все животные Земли по своему генетическому богатству и разнообразию ближе к гепардам и одомашненному крупному рогатому скоту, нежели к тиграм. Можно проследить родоначальные линии всех этих животных и выяснить, что все они произошли от нескольких мужских и женских особей, которые покинули Африку только 80 тысяч лет тому назад.
Итак, многообразие... Оставим в стороне эстетический аспект этого явления и подумаем, что заставляет нас придавать ему такую важность. Ответ на волнующий нас вопрос таков — выживание. Своеобразным источником энергии для эволюции и самого существования природы является хаотическое многообразие. Без основанного на случайности генного многообразия виды утрачивают необходимую для выживания гибкость и способность адаптироваться к жизни в условиях стресса. Прежде чем потомство единственной пары особей достигнет хаотического многообразия, сменится множество поколений. Итак, видам животных, которые прошли сквозь ледниковый перешеек, не удалось сохранить свое генетическое многообразие, и теперь настал срок собирать камни и восполнять утраты.
Возможно, вы будете удивлены, узнав, что живете в условиях постоянного эволюционного стресса. Самым ярким примером эволюционного стресса являются вездесущие и изменчивые инфекции. Бактерии и вирусы эволюционируют значительно быстрее нас. В организм каждого из нас встроена иммунная система, позволяющая распознавать множество новых вариантов вирусов, которыми кишит наша плоть, бороться с ними и воздвигать на их пути специфическую защиту. Способность организма распознавать многообразных возбудителей различных инфекционных заболеваний и бороться с ними определяется генетическим кодом человека. Реакции иммунной системы весьма разнообразны, но ее возможности ограничены и отчасти определяются опытом борьбы с теми возбудителями, которые в прошлом были распространены в обществе.
Генном человека определяет многообразные механизмы сопротивления заболеваниям, которые приводятся в действие при помощи адаптивной иммунной системы. Некоторые народы обладают стойким иммунитетом к заболеваниям, которые перенесли их предки. В качестве примера приведу тот факт, с которым я столкнулся, когда работал в Гонконге, где дети этнических китайцев почти никогда не страдают менингококковыми заболеваниями (менингитом и/или септицемией). У них выявлена хорошо развитая уникальная особенность иммунной системы — способность сопротивляться менингококкам в крови, но в отличие от европейцев и других этнических групп китайцам удается избегать этих заболеваний и даже не становиться носителями их возбудителей. Наоборот, наиболее распространенным возбудителем менингита у китайцев, живущих в Гонконге, являются бациллы туберкулеза, которые крайне редко вызывают менингит у других развитых народов. Этот пример свидетельствует, что между разными народами существуют серьезные различия в эффективности приобретенного иммунитета к специфическим заболеваниям.
Что касается других видов инфекционных заболеваний, таких, как малярия, то наша врожденная сопротивляемость им носит не только иммунологический характер. Так, некоторые генетические нарушения, распространенные в тропиках и являющиеся результатом эволюционной селекции, прямо препятствуют успешному размножению малярийных паразитов. Этот механизм генетической защиты против болезни, в конкретном случае малярии — одного из самых грозных убийц человека, — обусловлен наследственными расстройствами в структуре красных кровяных телец, к которым паразиты проявляют особый интерес. Такие генетические нарушения, большая часть которых определяется общим названием «талассемия»[463], являются общераспространенными в тех районах, в которых малярия широко распространена сейчас или была распространена в прошлом. Название этой болезни — талассемия — происходит от греческого слова talassa, что означает «море», поскольку на таких островах Средиземного моря, как Кипр, отмечается высокий уровень заболеваемости этими недугами. Кроме того, эти болезни встречаются и в тропических и субтропических регионах.
Так, у носителей развивается защита от паразитов, однако паразиты обладают способностью приспосабливаться к ней и преодолевать новые средства защиты. Главная беда здесь заключается в том, что их эволюция протекает куда более быстрыми темпами, чем наша. Лучшие шансы выжить имеют те паразиты, которые не убивают своих хозяев. К сожалению, далеко не все насекомые знают это. Эволюционная гонка вооружений между инфекционными заболеваниями и животными— носителями их часто принимает для носителя дурной оборот, когда паразиты перебираются с одного вида на другой. Некоторые из наиболее острых вирусных и бактериальных болезней человека, включая бубонную чуму, мы получаем от животных, живущих в девственных районах, куда эпизодически вторгается человек. Другой грозный хакер (взломщик) нашего иммунитета — знаменитый вирус иммуннодефицита человека (ВИЧ), более известный как СПИД, который в наши дни обогнал по уровню смертности такие традиционные бичи человека, как туберкулез и малярия.
Сегодня можно слышать утешительный миф о том, будто СПИД, эта чума и роковая кара, является суперсмертоносным, ибо поражает иммунную систему, и когда ее носители вымрут, на Земле более не возникнет аналогичных болезней. Это не так: СПИД — грозное предупреждение о комплексной
