Осторожно Катя приблизилась к неподвижному телу. Мужчина лежал ничком, положив голову на руки. Светлые волосы были спутаны и перепачканы кровью. На спине между лопатками тянулась высохшая рана — след от кинжала.
— Эй, — позвала девушка, — ты меня слышишь?
Мужчина в ответ невнятно застонал. Катя коснулась холодного плеча, потрясла, а потом с усилием перевернула оборотня на спину. Он был бледен до синевы. И молод — не старше самой Кати. Длинная, светлая, спутанная челка наискось закрывала лоб. Вылитый Леонардо ди Каприо — в том кадре из «Тита— пика», когда он навсегда уходит под воду. Его просто не могло здесь быть — а он был.
Широко распахнув дверь, Катя выскочила на крыльцо, сбежала по ступеням, плеснула себе на лицо холодной воды прямо из бочки. И только тогда огляделась, глубоко вздохнув. К усталому запаху отцветшей сирени добавился душистый аромат шиповника. Над спящим садом высоко плыла растущая луна. Серебряный крестик холодил грудь, а ночной воздух — обнаженные плечи. Глядя из темноты сада на дом, на освещенные окна веранды, девушка прислушивалась к стуку сердца. Вдруг обострились зрение и слух, и еще какое-то неведомое шестое чувство. И память ошпарила горячим воспоминанием: лет семь назад, такая же лунная ночь и предчувствие чуда, и влюбленность в кого-то… И строки стихотворения, подаренного той ночью:
По странной случайности стихотворение называлось «Оборотень»…
Далекий крик ночной птицы заставил вздрогнуть. Катя поежилась и пошла к дому. У нее была смутная надежда: а вдруг это все же игра фантазии? Сейчас она вернется, и веранда будет пуста. Она успокоится, и ей сразу станет тоскливо — чудо-то вновь не случилось.
Вместо этого она испытала смешанное чувство страха и облегчения: оборотень все так же лежал ничком на подстилке возле дверей. Собравшись с духом, девушка поволокла его в комнату. И как это в фильмах про войну медсестры вытаскивали раненых с поля боя? Бесчувственный человек тяжелее бегемота. Отбрасывая со лба мокрые от пота волосы, Катя взгромоздила оборотня на софу. Когда она накрывала его одеялом, веки оборотня дрогнули, и серые глаза бессмысленно скользнули по Катиному лицу; он прошептал что-то спекшимися губами и снова потерял сознание.
Морэф нетерпеливо постукивала сверкающими ногтями по каменной ступне Домгала. Ворон на ее плече сердито вторил карканью своих сородичей, круживших над шпилями Сварбора. Никто из придворных не рисковал приближаться к королеве, чье бледное лицо, обрамленное высоким воротником темно-зеленого блестящего платья, выражало крайнее раздражение.
Наконец стражники бросились открывать ворота, и Фаргит, бледный как смерть, бросил поводья взмыленного коня подоспевшему слуге.
— Ну! — Морэф не дала ему перевести дух. — Ты принес Ключ?
Фаргит опустился на одно колено, срывая с головы берет, и постарался улыбнуться как можно более обольстительно — обычно это помогало.
— О, моя королева, позволь рассказать тебе все по порядку…
Морэф схватила любовника за подбородок. Острые ногти впились в кожу так, что Фаргит страдальчески охнул. Черные глаза королевы пронзали насквозь. Демон опустил взгляд.
— Ты не принес, — простонала Морэф, отшатнувшись. — Негодяй. Жалкий мерзавец, ты обязан мне всем. Ты посмел мечтать об эликсире бессмертия? Мечтай лучше о спасении своей ничтожной жизни! Домэг филен штагвир!
Заклинание эхом отразилось от стен Сварбора. В руке волшебницы оказалась огненная плеть, и Морэф, что есть силы, хлестнула коленопреклоненного Фаргита. Тот попытался защитить лицо руками, упал на землю, обратился в демона, жалобно закричал, закрываясь крыльями, но от беспощадных жалящих ударов было не спастись.
Придворные и стража сгрудились у дверей замка. Морэф они боялись как собственной смерти, а Фаргита ненавидели, потому, что королева безгранично доверяла ему. Теперь они могли вдоволь злорадствовать, глядя на унижение фаворита. Несчастному Фаргиту это добавляло мучений.
— Домэг филен фазвул!
Королева бросила плеть на землю; та извивалась змеей, пока не растаяла, рассыпавшись искрами. Ушат холодной воды обрушился на неподвижного демона. На его обожженном теле не осталось живого места. Он с трудом поднял голову, повел истерзанными крыльями.
— Вставай, — велела ему королева. — Постарайся привести себя в порядок побыстрее. Я жду твоих объяснений.
Морэф резко развернулась. Незадачливому рыцарю, оказавшемуся слишком близко от входа в замок, она без всякой магии отвесила оплеуху. Побитым псом Фаргит поплелся следом за ней.
— Я не собираюсь тебя жалеть, — сказала Морэф, когда двери ее комнаты закрылись, пропуская демона. — Ты заслужил трепку. Ты разочаровал меня, герцог Фаргит. Наверное, зря я возилась с тобой столько времени. Отвечай, что тебе помешало?
Стараясь сохранить остатки достоинства, Фаргит придал лицу выражение мученика. Он сменил изорванную одежду, но тело саднило даже от нежного шелка нижней рубашки.
— Моя королева, клянусь Домгалом Всемогущим, я ничего не мог сделать! Я ранил оборотня, но ему удалось сбежать. Он знал, что я не должен показываться перед обитателями Бекелфела, и прямиком бросился к людям. Они вытащили кинжал раньше, чем его действие стало неотвратимым. Прежде чем я снова напал на его след, он обернулся волком и окружил себя многими свидетелями. Людей было слишком много, я не мог убить всех!
В наступившей тишине тревожно прокаркал ворон. Морэф побелела от злобы.
— Глупец, — прошипела она, царапая ногтями подлокотник кресла. — Сейчас уже не время осторожничать. Если бы не твоя трусость…
— Я не струсил! — оскорбился Фаргит.
— Если бы не твоя трусость, — гневно продолжила Морэф, — Ключ сейчас был бы у меня, а жалкий народец Бекелфела чуть раньше узнал бы о королеве Морэф из Фенлана! Ты самый жалкий слуга из всех, кого я когда-либо приближала к себе. Даже поваренок на кухне вернее служит своей госпоже! Но на этот раз у меня были основания ожидать от тебя большего усердия: ведь ты жаждешь бессмертия! По-моему, ты мне лжешь, Фаргит… Хотелось бы знать, почему. Что же произошло на самом деле? Неужели какая-нибудь красотка из Бекелфела вскружила тебе голову?
Если бы Фаргит был человеком, он бы покраснел от смущения или побледнел от страха разоблачения. Но демон лишь удивился: откуда такая проницательность?
— Моя королева, прекрасная Морэф, ты же знаешь, что моя любовь навеки принадлежит тебе, — как можно убедительнее сказал он.
Морэф саркастически рассмеялась.
— Навеки? Увы, мой милый Фаргит, никакого «навеки» для тебя не будет. Твоя жалкая жизнь через пару столетий подойдет к концу, а через триста, через пятьсот, через тысячу лет я, по-прежнему молодая, прекрасная и могущественная, и не вспомню о тебе. Ибо бессмертия ты не получишь. Убирайся! Ты мне больше не нужен. Я все сделаю сама.
Дверь распахнулась, но Фаргит не спешил уходить, возмущенно дыша. Терять было нечего, и это придало ему дерзости.
— Что ты будешь делать одна со своим бессмертием, моя королева? — насмешливо поинтересовался
