присутствием сверхъестественных сил, которые либо наполняют его тело, либо охраняют. Наоборот, всякого рода несчастья, болезни и неудачи объясняются отсутствием такой защиты. В молитвах и других текстах человек просит у великих богов, чтобы ''добрые'' духи находились возле него, заботились и защищали от врагов - людей, колдунов или демонов и тем самым обеспечивали бы физическое благополучие, успехи и удачу во всех предприятиях.
При молитвенном обращении к этим силам используется мифологическая терминология - они различаются по именам и каждому предназначается конкретная функция. При этом, когда в молитве фигурирует только одна такая сила, она именуется ilu (''бог''), а иногда lamassu (труднопереводимый термин - в качестве аналога можно было бы использовать слово ''ангел''). Ilu - мужского рода, lamassu - женского. Оба появляются часто с сопутствующими духами: ilu - с иштару (богиней), lamassu с шеду (духом мужского рода). Иногда все четыре духа защищают своего подопечного (или последний сам просит у них заступничества).
Все сказанное выше можно считать выражением психологического опыта в мифологических терминах. Для специалиста по сравнительной истории религии или культурной антропологии наличие нескольких духов-хранителей (если пользоваться термином, принятым в ассириологической литературе) - это еще один пример широко распространенной концепции о наличии множественных и внешних, т. е. существующих вне тела, душ. Четыре духа хранителя в Месопотамии - индивидуализированные и мифологизированные носители неких конкретных психологических аспектов основного явления восприятия себя, личности, связывающей и в то же время разделяющей ego и внешний мир. Для того чтобы установить специфические функции и основные значения ''душ'', называемых ilu , laniassu и т. д., необходимо более подробно рассмотреть эти термины. В филологическом плане определить их довольно трудно, так как они имеют дополнительные значения, которые свидетельствуют об их семантической нестабильности и запутанной предыстории. Наша основная задача, касающаяся изучения терминов, обозначающих душу, - это стремление показать читателю сложный характер этой концепции древних [32] .
Для всех четырех обозначений характерны две общие черты: все они так или иначе связаны с удачей (это весьма важный элемент в диапазоне их значений) и имеют какое-то отношение к миру демонов и мертвых. В аккадском языке о человеке, который избежал опасности или легко добился успеха, говорилось, что он ''имеет духа'', т. е. ilu, lamassu и т. д. Чаще всего в подобных формулировках фигурировал ilu, тот, у кого был ilu, - счастливец (соответствует греческому термину eudaimon - букв. ''имеющий доброго демона'') и назывался ilanu - букв. ''имеющий iki '', т. е. удачу. Труднее установить, какому аспекту субъективного опыта соответствует термин lamassu. Мы знаем несколько случаев, когда под этим словом явно подразумевается некое подобие, изображение, следовательно, можно считать, что lamassu воплощает внешние проявления тех существенных черт личности, которые выражаются совокупностью индивидуальных и физических признаков.
Обладание такими признаками делает их носителя индивидуумом. В этой функции термин lamassu близок к греческому eidolon (равно обозначавшему статую и призрак, имеющий сходство с определенным человеком) или к термину angelos в специфическом смысле, который мы встречаем в Новом завете (Деяния XII: 15). Там появляется ''ангел'' Петра. Его внешний вид и речь напоминают самого апостола. Включение слова lamassu в древне-вавилонские женские собственные имена фактически предполагает значение ''ангел''. Концепция внешней души, являющейся в обличье своего ''хозяина'', напоминает египетскую концепцию души - ka. В данном контексте эта параллель приводится лишь в подтверждение того, что представления о множественных и внешних душах были распространены на древнем Ближнем Востоке далеко за пределами Месопотамии, не говоря уж об аналогиях в античных цивилизациях. Правда, в последнем случае мы находим иные формулировки того же индивидуального опыта - упор делается на определенные аспекты и функции, а обилие подробно разработанных деталей решительно смещает акцент. Тем не менее такие сопоставления, хотя бы неточные, помогают лучше понять древние и устойчивые порождения доктрины о душе, столь не похожей на продукты западной ''психологии''.
Дух-хранитель всегда идет в паре с lamassu. Термин шеду неоднократно встречается в Ветхом завете этим словом обозначались идолы (интересно, что Сентуагинта переводит это словом daimon - ''демон''). В аккадском языке шеду также связан с духами мертвых. Очевидно, демонического происхождения и два других воплощения души - ilu и lamassu, причем последний термин, возможно, родствен Ламашту, грозному демону женского рода. Функция шеду, видимо, состояла в том, чтобы воплощать жизненную силу индивидуума, его сексуальную потенцию. Это подтверждается, в частности, тем, что аккадское слово башту, имеющее именно такое значение, иногда заменяет термин шеду. Шумерское соответствие аккадскому шеду - alad - подтверждает подобное истолкование; слово alad , по-видимому, происходит от семитского корня со значением ''производить потомство'' и может рассматриваться как аналог латинского genius в сходной функции - внешнее воплощение души [33] .
Труднее определить природу и функцию иштару (''богиня'') и соответствующего ей Ни (''бог'').
Чтобы получить представление о самом термине иштару, потребуется небольшой экскурс, отправной точкой которого может послужить другой термин - шимту, иногда употребляющийся в контекстах, где мы ожидали бы встретить именно иштару в значении ''богиня-защитница''. Хотя это несколько уведет нас в сторону, важный и интересный термин шимту заслуживает пристального изучения он может помочь истолковать значение иштару как одного из наименований внешнего воплощения души.
Слово шимту ассириологи обычно передают словами ''рок'' или ''судьба''. Такой перевод неточен и сбивает с толку, так как обоим этим словам присущи оттенки, отсутствующие в аккадском языке [34] . Оно означает распоряжение, исходящее от чего-то такого, что наделено силой действовать и распоряжаться. Это может быть божество, царь или любой человек, в определенных условиях и во имя определенной цели совершающий какие-то поступки. Это распоряжение мистическим образом наделяет привилегиями, исполнительной властью, правами (а если оно исходит от божества, то и постоянными качествами) других богов, людей или предметы. Боги придают царям силу, умственное превосходство, здоровье, успех; царь дарует храмам их доходы и жертвоприношения, городам - пастбища, чиновникам своего царства - исполнительную власть; рядовой гражданин распоряжается своим имуществом, оставляя его наследникам. Любая из этих акций есть осуществление шимту .
В некоторых религиозных контекстах, однако, под установлением шимту понимается особый акт, посредством которого каждому человеку предназначается (очевидно, при рождении, хотя это нигде прямо не сказано) индивидуальная доля счастья и несчастья. Она целиком определяет направление и характер его жизни. Значит, длительность жизни человека, природа и последовательность событий, которые должны с ним произойти, рассматриваются как определенные актом некой безымянной силы, создавшей его шимту. Само понятие шимту, индивидуальной доли, предполагает не вероятность, а необходимость осуществления. Это подтверждает отрывок в надписях царя Ашшур-нацир-апала II (883 - 859 гг. до н. э.). После краткого перечисления своих военных достижений царь говорит: ''Все это - шимту, произнесенная [для меня] великими богами, которые заставили это осуществиться как мою собственную шимту'' [35] .
О своих завоеваниях и победах он говорит как о доле, предначертанной ему от рождения, так же как и вся его жизнь и в конце этой жизни смерть. Таким образом, термин объединяет два измерения человеческого существования: личность как совокупность дарованного и смерть как завершение жизни; в словах ''рок'' или ''судьба'' сочетание двух названных смысловых моментов отсутствует. Чтобы лучше понять концепцию месопотамской шимту, вероятно, необходимо обратиться к двум греческим терминам - moira и physis, каждый из которых частично покрывает один основной аспект шимту. Если Гесиод, например, говорит, что moira Афродиты - ''любовь'', обозначая таким образом ее божественную функцию, власть и ''сферу действия'', в аккадском эпосе ''О сотворении мира'' говорится о первобытных временах, ''когда у богов еще не было имен и шимту каждого (т. е. функции и обязанности) не были еще определены''. Эпизод, когда Гермес объясняет Одиссею physis растения ''Моли'' - его особую природу и специфические качества, - можно сравнить с действиями бога Нинурты в каком-нибудь шумерском эпосе, когда этот бог объявляет шимту (шумерское пат) всех драгоценных камней, произнося для каждого формулу, перечисляющую - и тем самым дарующую этому камню - его особые свойства, ''атрибуты'', определяющие его природу
