Михаил попытался улыбнуться, чтобы подбодрить Машу.
– Я верю, мы встретимся с тобой на небесах, но ты не спеши за мной. Поклянись, что не сделаешь с собой ничего!
Маша только стонала и мотала головой, не в силах произнести ни слова.
– Поклянись! – Он попытался приподняться и тотчас же поник.
– Клянусь! Клянусь любить тебя вечно! Только ты, только с тобой! Но не уходи, не уходи!
– Хорошо… – Глаза Михаила застыли. На губах по-прежнему светилась угасающая улыбка.
Маша прильнула к этим губам, пытаясь навсегда запомнить этот прощальный поцелуй.
Глава тридцать седьмая
Елизавета Дмитриевна Стрельникова пребывала в необычайном волнении. Ни от Маши, ни от Колова из Выборга не было никаких вестей. А уж давно пора бы, если все прошло удачно. Мысль о том, что и второй побег не удался, приводил Стрельникову в ужасное состояние. Сама идея изначально не вызывала у нее одобрения. Когда она пришла к Колову с мольбой помочь Маше, единственное, что пришло ему на ум, это побег. Правда, Елизавета Дмитриевна попыталась еще раз добиться помощи полиции в лице следователя Сердюкова, который, как ей показалось, проникся семейным несчастьем Стрельниковых. Но Константин Митрофанович сразу дал ей понять, что он хоть и сочувствует бедной Маше, но пока у него нет никаких данных, которые могли бы оправдать вмешательство полиции в частное дело. Безумие барона неочевидно, намеки на убийство отца очень глухи. Единственное, что он обещал твердо, так это то, что полиция не будет очень усердно искать беглецов. И закроет глаза, даже если бы они находились прямо перед его, Сердюкова, носом.
Зимой побег дочери не удался, и Колов бесполезно прождал Машу до глубокой темноты. Елизавета Дмитриевна металась по квартире, не находя себе места, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Вдруг это они? Но, увы! И вот снова то же самое, те же метания, страхи, тревожное ожидание. Сердце ноет, в голове проносятся картины одна страшней другой. В означенный день беглецы не появились. Наутро Стрельникова уже поджидала следователя на улице. Ей не хотелось заходить в полицейское управление.
Сердюков не слишком обрадовался, узрев просительницу еще издалека. Опять слезы, стенания, всякие глупости, предчувствия и все такое! Сердюков оказался абсолютно прав. Елизавета Дмитриевна действительно не удержалась и уже с первых же слов начала всхлипывать. Она сбивчиво поведала о первом неудачном побеге и о том, что теперь условленный срок вышел. Она боится, что сумасшедший зять совершил нечто ужасное. Материнское сердце все извелось от тревоги. Сердюков слушал и размышлял. Будучи в Выборге, он убедился, причины смерти Теодора Корхонэна никто толком и не выяснял. Ограничились рассказами сына и дворового человека, бывших при этом. Тело не нашли, и дело было закрыто. Но разговор с Кайсой Byори породил многочисленные подозрения и вопросы. Что ж, может быть, именно теперь их и задать молодому человеку и его матери? Уж слишком многие их проблемы разрешились со смертью старшего Корхонэна! Особенное, если предположить, что Генрих был действительно не в себе и ему грозила лечебница, а Аглае Францевне развод с мужем. Следователь вынырнул из своих размышлений и понял, что Стрельникова все еще стенает, полагая, что он внимательно слушает собеседницу.
– И ведь надо же, ведь нынче у Маши именины! – всхлипывала Елизавета Дмитриевна.
– Именины! Замечательно! Вот вам и повод оказаться в поместье. Кто осмелится не пустить родную мать, прибывшую на именины дочери! А заодно вы и меня пригласите, как старого доброго друга семьи. Может иногда полицейский позволить себе немного простых радостей?
Он засмеялся, потер руки, как делал частенько, когда ему приходила в голову хорошая идея, и, взяв Стрельникову под локоток, увлек прочь.
И вот они уже около старого дома. Навстречу с громким злым лаем бежит огромная черная собака.
– Лайен! Ты не узнал меня? – Елизавета Дмитриевна переминалась с ноги на ногу. Вот-вот появятся хозяева, и все прояснится. – Вы не бойтесь, он пес разумный, он вас не укусит.
Сердюков опасливо подтянул ногу обратно в коляску, из которой собирался выпрыгнуть. Из дома поспешно вышла Аглая Францевна.
– Душенька, Елизавета Дмитриевна! Мы вас не ждали! – В ее голосе слышались настороженность и некоторое раздражение.
– То-то я и гляжу, что не ждали. Никто нас не встретил, на станции пришлось извозчика брать. А ведь я телеграмму посылала, что прибуду на Машенькины именины, – скороговоркой выпалила Стрельникова заготовленную заранее ложь.
– Телеграмму? – растерянно повторила хозяйка имения и оглянулась назад, словно там могла оказаться телеграмма, о которой ей не доложила прислуга. – Впрочем, конечно, именины! Да, разумеется. Конечно…
Аглая Францевна пыталась понять, как ей поступить, кто этот высокий человек, прибывший вместе со Стрельниковой. Как она некстати со своим визитом!
– Где моя дочь? – Подойдя к баронессе, Елизавета Дмитриевна не произнесла положенных приветствий. Она уже видела, что Аглая растерялась, а Маша не выбегает из дома встретить мать, значит ее нет!
– Маши нет, – с расстановкой произнесла баронесса.
– Где же она? Когда будет? – Елизавета Дмитриевна взволнованно задышала. Ее опасения оправдываются!
– Даже и не знаю, что вам сказать. Ведь она убежала из дому! Убежала с любовником! И Генрих в данный момент преследует их! – произнося это, баронесса поглядывала в сторону незнакомца, который поспешно шел к дамам.
– Ваш сын пустился в погоню за беглой женой и ее любовником? – переспросил мужчина резким голосом, словно он тут хозяин. – Тогда вам необходима помощь полиции, и она уже тут! Позвольте представиться, следователь полиции Сердюков Константин Митрофанович, из Петербурга.
Он сдержанно поклонился. Баронесса смотрела ошарашенно. Мать Маши привезла полицейского!
