прежде всего, сам себя! Ты трус, Митя! Ты не посмеешь разрушить мира всей нашей семьи! Я не боюсь тебя!
Маргарита решительно развернулась и двинулась к ожидавшей ее двуколке. Она уже было взяла поводья, как вдруг услышала за спиной странный хлопок. Оглянувшись, она с ужасом увидела, как Гривин валится на бок, держа в руке пистолет.
– Митя! – закричала Маргарита не своим голосом.
Подбежав, она схватила его за голову и заглянула в глаза. Они исказились мукой. Кривая улыбка обезобразила лицо.
– Ты не поверила мне! Тебе показались выдуманными мои страдания! Ты не захотела помочь мне выбраться из сетей, которые я себе сплел!
Но Маргарита не слушала больше его речей и, быстро оторвав подол от нижней юбки, перетягивала рану на боку. Гривин не сопротивлялся. Его решимость иссякла. Видать, дрогнула рука – моментальной смерти не получилось, а повторить не хватило сил. Но что делать с пистолетом? И как все объяснить?
Когда Маргарита справилась с повязкой, она прислонила Гривина к дереву, и они сочинили версию событий. Якобы Гривин ехал по пустынной проселочной дороге. И вдруг из прилегающих кустов ему почудилась опасность. Управляющий вытащил пистолет, но никого не увидел, решил, что показалось. Слез с лошади, прошел пешком вперед, присел на пенек и стал вертеть в руках оружие. Вот и довертелся. Оружие не терпит дилетантов. Как его угораздило нажать курок, сам не знает. Опомнился, когда кровь уже хлестала из раны. Тут его, к счастью, и подобрала Маргарита, возвращавшаяся из рабочего поселка. Ложь на первый взгляд выглядела правдоподобно, так как в последнее время везде было неспокойно, поэтому в доме держали пистолет, и Гривин действительно мало смыслил в оружии, иначе бы не дал промаху. Марго пришлось потрудиться и кое-как дотащить Дмитрия до двуколки. Появление раненого управляющего вызвало ужасный переполох в доме. Послали за местным земским доктором, дали знать в Петербург Прозорову. Варя без разрешения отца не решалась звать полицию. Прозоров спешно приехал вместе с доктором Литвиненко.
– Повезло вам, Дмитрий Иванович, пуля неглубоко зашла, серьезно ничего не задев. Просто чудо, как вам повезло! – констатировал Литвиненко, осмотрев раненого. – И какого черта, с позволения сказать, вы таскаете с собой оружие, если толком не умеете им пользоваться?
– Вот так постепенно и научусь! – попытался пошутить Гривин.
Вокруг него собралась вся семья. Варя совсем спала с лица от внутреннего напряжения и беспокойства. Платон Петрович, когда понял, что жизни драгоценного зятя ничего не угрожает, скорее был более расстроен удрученным и подавленным видом дочери, которая продолжала таять на глазах. Расхаживая по спальне раненого Дмитрия, он сердито рассуждал:
– Я думаю, что злоумышленник все-таки был, и быть может, ты его, Митя, и видел, да говорить не хочешь. Не верю я, что ты, как дитя малое, сам в себя стрельнул. Я думаю, что на дороге была заваруха, но ты покрываешь кого-то, не хочешь понять, что каким бы ты добреньким для этих людей не был, ты из господ, и они всегда за это будут тебя ненавидеть! Как волка не корми, все в лес смотрит! Я еще проведу сыск, я найду злодеев! А тебе сто раз говорил, один не езди!
– Платон Петрович, зря вы на людей нехорошее думаете, – слабым голосом произнес Дмитрий, которому подобный поворот мыслей тестя казался удобным выходом из нелепой ситуации.
– Нет, нет! Я выведу недовольных на чистую воду!
– Оставь, папа! Митя прав. Не стоит будоражить поселок никаким расследованием, скорее всего, никого и не было. А люди и без того последнее время взвинчены. Пустят и нам красного петуха!
Наступило тягостное молчание. Недавно по округе прокатилась целая волна поджогов, полиция виновных не нашла, выпороли для острастки первых попавшихся крестьян – и дело с концом!
Варя махнула бледной рукой, и Маргарита покатила кресло в ее комнату. Когда они оказались одни, Варя произнесла тихим голосом:
– Я знаю правду, Митя хотел руки на себя наложить!
Маргарита замерла на месте, не в силах пошевелиться.
– Но почему ты так решила? – наконец выдавила она из себя.
– Он устал от нашего брака.
– Глупости, по подобной причине люди не пускают в себя пулю! – не очень уверенно заметила Марго.
– Ты не понимаешь! – с нажимом произнесла Варвара. – Наш брак необычный, это великая жертва во имя любви, которая, увы, угасает день ото дня.
Она помолчала и стала говорить; откровенность давалась ей с трудом.
– Видишь ли, несмотря на мою неподвижность, в первое время после свадьбы, когда мы были здесь совсем одни, мы… мы пытались стать полноценными супругами. Митя… он очень хотел, чтобы я не чувствовала своей ущербности… словом, он старался, выдумывал… советовался с Литвиненко… как с врачом. Я так пронзительно остро помню все свои ощущения, когда я еще была на ногах. Он целовал меня, ласкал…
– Варя, не надо, прошу тебя! – Пунцовая мачеха обняла свою несчастную падчерицу, но та упрямо продолжала ужасную для женщины исповедь.
– Каждый вечер он приходил ко мне, и я засыпала в его объятиях. Его поцелуи были подобны живой воде. Он мог часами сидеть со мной, мы даже могли не говорить, так нам было хорошо и легко!
Марго слушала с нарастающим изумлением. Получалось, что Гривин любил Варю! Но ведь и пуля была тоже настоящая, как и его страдания и его страсть по Марго! Похоже, Дмитрий пытался действительно искренне сыграть сложную роль благородной жертвы, но не рассчитал своих сил. Да и старые любовные раны так и не затянулись. Между тем Варя продолжала:
– Рождение Коли подкосило Митю. Человек старше его в два раза стал отцом младенца, а ему эта радость заказана. Да и вопрос о наследнике имеет не последнее значение. Я не так глупа, чтобы не понимать, как представлял он себе будущее. Муж богатейшей калеки, управляющий ее капиталами, в то
