замялся, – некоторые виды его жизнедеятельности.
– Не хотел бы я оказаться вашим пациентом, если вы собираетесь лечить, как вы выразились, остатками жизнедеятельности мангуста, вкупе с толченой саранчой!
Аристов решительно двинулся на бот и не слышал, как Северов, вздохнув, произнес:
– Не зарекайтесь, батенька! Неисповедимы пути Господни!
Через день, насмотревшись на очередные развалины, колонны и храмы, по настоянию Северова они остановились вблизи невзрачной деревушки. Северов предложил нанять тут верблюдов и отправиться в глубь пустыни. Заночевать предполагалось в лагере бедуинов, а на следующий день возвратиться на бот. Северов уверял, что уже путешествовал так, что бедуины вполне гостеприимны, верблюды здоровы и послушны. Открывается замечательная, поистине редкая возможность северному человеку приблизиться к иной природе, иным краскам и звукам. Почувствовать необъяснимую притягательную силу и красоту безбрежного песчаного моря. Нет, они не будут углубляться далеко. Вполне достаточно пройти несколько верст на верблюдах и вернуться обратно. Зато впечатления останутся незабываемые. А уж какие получатся фотографии!
Он громко высказывался, суетился, ему даже не возражали. Идея приобщиться к дикой первозданности, к пустыне будоражила всех. Но при этом все понимали, что за этим стоит и нечто иное. Альхор! Но никто не произнес этого вслух.
Бот привалил к берегу. Выгрузили провизию и запас воды и сговорились с кормчим о том, что тот будет ждать их возвращения. Северов, Аристов и Лавр направились в деревню и без труда наняли там проводников-феллахов и верблюдов.
Весело грузили поклажу. Лавр неосторожно щелкнул около морды жующего верблюда своим аппаратом. Животное не потерпело такой фамильярности и злобно плюнуло в обидчика. По голой загорелой лысине Лавра медленно расползалась зловонная зеленая жижа. Петя не удержался и рассмеялся.
– То-то, Лавруша! Бог не Тимошка, видит немножко!
– Богохульствуете, кузен! – озлобился Лавр, с отвращением стирая платком вонючий плевок. – Неужто Господь унизил себя до того, чтобы избрать орудием своим это уродливое создание?
– Вовсе он и не уродлив! – Зоя с некоторой опаской подошла к верблюду и осторожно погладила его морду. Животное потянулось к девичьей руке. Она осмелела и подошла ближе. У верблюда оказались огромные глаза и длинные, поразительно длинные ресницы, которыми он медленно моргал. Нос, губы такие нежные, мягкие, просто удивительно!
Но еще более удивительным оказалось, что если кое-как, с грехом пополам, пренебрегая всеми законами приличия влезть на спину этому существу, то удержаться еще трудней, особенно, когда верблюд поднимается, распрямляя сначала задние ноги, а потом передние. Тогда лети вперед кувырком через голову, что чуть было и не произошло с дамами. Зоя с криком ухватилась за деревянное приспособление, укрепленное на спине животного, и с трудом удержалась. Серафима Львовна, охая и ахая, тоже кое-как взгромоздилась на спину «корабля пустыни», отчаянно страдая от отсутствия грациозности и нелепости своей позы. Верблюду не понравилась нервозность наездницы, и он издал резкий гортанный крик, высунул язык, который раздулся и стал огромным фиолетовым мешком, болтающимся у губы животного. Все эти повадки еще больше перепугали женщин. Серафима Львовна с опаской оглянулась по сторонам и затосковала, оказавшись высоко от земли, ведь без посторонней помощи не слезешь. Но что не сделаешь ради науки!
В этот раз по настоянию Северова пришлось облачиться подобно местным женщинам, замотав лицо по самые глаза. Так будет легче переносить жару и защищаться от песка.
Наконец тронулись. Северов и Соболев впереди, потом женщины, следом молодые люди и Аристов. Проводники ехали впереди и по бокам маленького каравана.
– Признайтесь, Северов, ведь неспроста мы высадились именно в этом месте? – прервал долгое молчание профессор.
– Я знал, что вы спросите.
– Ведь вы знаете, где может быть Альхор? Так? Вы видели его! – вдруг догадался Соболев.
– Признаться, мне нечего вам ответить. Вероятно, да! Да, я видел Альхор. Он мне открылся, но я был так глуп, так невежественен, что я не понял этого сразу! Только тогда, когда он исчез прямо на моих глазах, я осознал свою потерю!
– Что же, что вы видели? – профессор разволновался, но разволновался и его собеседник.
– Не теперь, позже, потом! Сейчас надо смотреть по сторонам, не сбиться с пути, не утонуть в обмане миражей, и среди этих иллюзий пустыни не пропустить город, единственный, заколдованный!
– Значит, то, что вы видели, действительно не фата-моргана, не мираж?
– Разумеется! Ведь к миражу вы не приблизитесь никогда, он недостижим, неосязаем. Альхор существует реально, я не только видел, я осязал его. Он прекрасен и ужасен одновременно! Я самый несчастный человек на свете. Я упустил то, что дается единицам из смертных, я упустил уникальное знание!
В это время один из проводников приблизился к Северову и стал что-то быстро и тревожно говорить, показывая на запад и крутя носом в воздухе.
– Что он говорит? – забеспокоился Викентий Илларионович.
– Он говорит, что нам надо спешить, чтобы успеть добраться до бедуинской стоянки. Похоже, приближается песчаная буря. Если она застанет нас среди барханов, нам несдобровать!
Верблюды ускорили свой шаг, потом перешли на бег. Теперь все путешественники тревожно вглядывались в горизонт на западе, где виднелась едва заметная темная полоса. А ведь еще два часа назад ничто не предвещало беды. А теперь в воздухе стоял удушливый зной, небо из ярко-синего превратилось в желтое, а солнце сделалось бледным, как луна. Через полчаса небо стало стремительно темнеть. Дышать каждую минуту становилось все труднее, кожа горела, даже под одеждой. Кончики пальцев неприятно покалывало.
Проводник что-то еще прокричал, в этот миг и началось. Засвистело, заревело, завертело! Воздух разом утратил свою прозрачность, стал желто-серым, и через него злобно, отвратительно, мрачно блестело
