– Разумеется, она любила его, и любила искренне. Уж поверьте мне! Женщину трудно обмануть, когда она встречает истинное чувство. Нет, Зоя любила Петю, а он от неё так просто был без ума!
При этих словах она подавила подступившие слезы, взяла себя в руки и с усилием приготовилась к дальнейшей беседе.
– А племянник вашего мужа, он мог иметь планы на наследство?
– Разумеется, Лавру достанется приличная сумма от моего мужа. И он давно об этом знает. Но право, к чему ему Петино наследство, он теперь такой модный фотограф, у него солидные гонорары. Он не сирота, как прежде.
– Сирота мог всю жизнь терпеть и ненавидеть. Жаждать уничтожить того, кто отодвинул его на вторые роли, лишил дядиного внимания и любви, – осторожно предположил полицейский.
– Тогда ему надо было бы убить прежде всего меня, и не сейчас, а двадцать лет назад, – резонно заметила Соболева.
– Но тогда он был ребенком.
– Тогда он был несчастным ребенком, а теперь он взрослый человек. Да, возможно, он испытывал иногда что-то вроде ревности к Петру. Но я уверена, что он любил его как младшего брата.
– Хорошо, оставим это. Быть может, ревность, тайная страсть к Зое Федоровне?
Соболева вздрогнула. Как иногда бывают проницательны эти полицейские!
– К Зое трудно не испытывать чувства влюбленности. Да, наверно, и Лавр мечтал покорить её сердце. Но она предпочла моего сына. Что из того? Лавр может получить любую женщину, которую пожелает.
– Стало быть, вы уверены в том, что Лавр неравнодушен к Зое? И Петя знал об этом?
– Об этом догадывались все, но зачем мутить воду, подогревать ссору между молодыми людьми, вносить смятение в душу девушки?
– Быть может, она сама того желала?
– Как вам не совестно так дурно думать и говорить о вдове моего сына! – Серафима Львовна сжала губы, но по её смущенному лицу полицейский понял, что не только праведный гнев заставил её замолчать…
Серна не могла найти себе места от тревоги и беспокойства. Поначалу она не придала значение шуму, потом вышла из своего убежища, приблизилась к кабинету мужа и застала там кульминацию Петиного рассказа. Вся душа её разрывалась на части от горя и стыда. Ведь это её, её вина в том, что несчастный мальчик страдает. Она не может решиться на его брак с Зоей Аристовой, подписать себе приговор на пожизненную пытку. Её страдание против страдания единственного сына! Чудовищный выбор для матери!
Она слышала слова Лавра и знала, куда он собирается. И тут звериное чутье подсказало ей, что вовсе не мирить молодых людей стремится Лавруша. И тогда она приняла решение. Что ж, она взойдет на костер, но Петя и Зоя не будут страдать. А Лавр не должен вмешиваться, надо его поставить на место и сказать, что в его услугах не нуждаются. Она сама поедет к Аристовым. Да, да, непременно сама, обнимет Зою и назовет своей дочерью.
Серна приняла такое решение, и ей вдруг стало легко и спокойно. Так, наверное, чувствует себя умирающий, которому священник отпустил грехи. Она выждала, когда в доме все затихло, муж закрылся в кабинете, Петя куда-то забился со своим горем, и тихонько выскользнула из дома.
Она не придумывала никаких слов. Она решила, что просто войдет к Зое и обнимет её. Но ни Зои, ни Егора дома не оказалось. Горничная, явно смущаясь, поведала барыне, что барышня с господином Когтищевым отбыли-с. И тогда Серафима Львовна устремилась в мастерскую Лавра. Она так разгорячилась, что даже забыла о своей слабости и недомогании. Чуть ли не бегом взлетела на третий этаж, пронеслась мимо опешившего слуги и распахнула дверь.
Блестящая, покрытая каплями пота лысина племянника и Зоины безумные глаза, все закружилось перед взором Серафимы Львовны.
Зоя не помнила, как покинула мастерскую Когтищева. Она отдала бы все, лишь бы забыть тот взгляд, которым её прожгла Серафима Львовна. Но помилуйте, пыталась убеждать себя девушка, на ходу нервно натягивая перчатки, разве я совершила что-то дурное? Увы, поди докажи теперь, что хоть они и были с Когтищевым одни, но между ними не было ровным счетом ничего!
А не обманываешь ли ты и себя заодно, голубушка? Так ли оно было? А дрожь по всему телу, а трепет и непонятное волнение? И разве не хотелось вдруг ощутить на губах и его поцелуй? Фу, какая гадость, как не стыдно, как мерзко!
Да полно, так ли мерзко? Вовсе наоборот. Так томительно, так сладостно! Зря струсила…
Зоя кликнула извозчика. По пути домой она еле сдерживала рыдания. Как же, как же теперь очиститься от всей этой мерзости? Ведь Серафима будет думать невесть что о ней и Когтищеве. Расскажет Пете, они вместе досочинят картину Зоиного предательства и падения. Вот и все. Конец нежной любви. Конец мечтаниям. Она никогда не будет Петиной женой. Она никогда не докажет, что не виновата, что только сами они своим молчанием, своей недосказанностью толкнули её к Лавру. Ведь она пришла только для того, чтобы понять, что происходит у них, у Соболевых. Чтобы попытаться помириться с Петей. И вот, вышло все наоборот!
Нет, плакать нельзя. Глаза будут красные. Брат увидит, начнет расспрашивать, от него не скроешь. Вытянет, как клещами, всю правду. И тогда совсем будет все плохо. Придется рассказать и о ссоре на катке, и о визите к Когтищеву. Егор не простит ни Петю, ни её, Зою. Скажет, что они оба глупы, жестоки, не любят, не уважают ни друг друга, ни родных. Посему и нечего говорить о свадьбе! Зоя так ярко представила брата, его интонации, его выражение лица, что даже вздрогнула. Нет, не вышло у них полного понимания и гармонии, хоть они оба и стремились к этому. Брат по-прежнему относился к ней как к ребенку.
Зоя поняла, что в её голове всё закрутилось, какие-то невыраженные мысли, неосознанные ощущения. Что-то, что она видела, чувствовала, но не могла сложить в одно целое. Нет, не складывалась картинка, как сломанный детский калейдоскоп. Трясешь, трясешь, глянешь в глазок, а там только стеклышки россыпью, картинки нет. Зоя чувствовала, что ответ где-то совсем рядом. Она даже схватилась за голову и сжала её изо всех сил.
