– Но почему теперь вы стремитесь во что бы то ни стало сохранить тайну?
– Помилуйте, – вдова удивленно вскинулась. – А как же иначе! Ведь его имя, его наследие, все его творчество отныне под вопросом! Да и материальная сторона важна, ведь мы его наследники! Я понимаю, как отвратительно все это выглядит со стороны, но что делать? К тому же поймите, как я могу смириться с мыслью, что почти десять лучших лет моей жизни, моя безумная любовь, всепоглощающая страсть, мои жертвы, все во имя кого? Великого и популярного писателя, властителя дум, кумира или жалкого пьяницы, ничтожного неудачника?
– Но ведь вы сейчас пытаетесь сотворить миф, создать образ не существовавшей личности!
– Пусть так, я делаю это во имя его детей, которые будут жить с его именем и на доходы от его посмертных изданий! Пусть мы создадим миф! Кто от этого пострадает, кому нужна неприглядная правда, зачем она, столь унизительная для нас, живых!
Оля закрыла заплаканное лицо руками.
– Я не отдам вам бумаг! Но ведь вы все равно разнесете новость по всему городу? – Извекова достала батистовый платочек и утерлась им.
– К сожалению, даже сочувствуя вашему самолюбию, я не могу не отразить в рапорте все, что связано с поиском и похищением бумаг. Впрочем, вы напрасно переживаете, насколько я могу судить, эта новость только подогреет интерес к творчеству вашего мужа. Представляю, какие жаркие споры возникнут на сей счет! Какие страстные баталии начнутся среди поклонников! Одним словом, я думаю, вы только выиграете на шумихе вокруг спора об авторстве, тем более что без подлинных бумаг все это скоро затихнет.
– Как вы циничны! – последовал раздраженный ответ.
– Но я не понимаю, зачем Тамара Георгиевна делала это? Почему она сама не печаталась, почему никто не знал о ее авторстве? И почему Вениамин Александрович не обнародовал истину, не взял ее в соавторы? – продолжал недоумевать Сердюков.
– Она делала это для него, потому что слишком любила и жалела его гордость. Видимо, она хотела просто помочь ему, когда он только начинал, и неплохо начинал. Неплохо, но не так ярко, чтобы стать заметным. Вот она и придала ему яркости и блеску. А потом уже некуда было отступать. Да, она очень его любила, безумно, впрочем, как и я! – Оля покачала головой. – Теперь в это даже трудно поверить мне самой!
– Так любила, что довела отца до могилы! – зло вскрикнула Вера.
– Да, Вера Вениаминовна, любовь иногда претерпевает странные метаморфозы! – загадочно произнес Сердюков.
– Господа, господа! – вмешался Трофимов, видя, что у обеих женщин сейчас наступит истерика. – Теперь, когда все прояснилось, я полагаю, нам надо разойтись. Среди нас есть раненый, он нуждается в покое. Да и дамам тоже лучше прилечь и отдохнуть. Я же, с вашего позволения, господин следователь, поехал бы на дачу, ведь там, как вы говорите, еще один раненый?
– Вы абсолютно правы, уважаемый доктор! Мы скоро разойдемся. Осталось прояснить еще одно небольшое обстоятельство.
– Какое обстоятельство? – изумился Борис, который уже даже направился к двери и остановился на полпути.
– Привидение! В момент смерти Извекова посетил призрак его покойной жены.
– Но это понятно, господин следователь! Вениамин Александрович находился, вероятно, в состоянии белой горячки, вот ему и привиделось черт знает что! – усмехнулся доктор.
– Но ведь Вера Вениаминовна не пребывала в подобном состоянии, когда видела привидение покойной матери, да и не раз? Не так ли, сударыня? – следователь устремил взор на девушку. – Я думаю, что настала пора выяснить и этот вопрос.
Вера оставалась спокойной и, казалось, равнодушной. Она пожала плечами. Тогда Сердюков призвал горничную и потребовал, чтобы она принесла коробку, с которой он явился в дом Извековых и которую оставил в передней. Горничная, полная презрения и к полицейскому, и к его поручению, принесла большую коробку и поставила ее посреди комнаты. По всему было видно, что ноша легкая. Присутствующие разглядывали обычную серую картонку, в то время как Сердюков заявил:
– Вот тут, как я надеюсь, и находится наше привидение!
Глава 39
– Доктор, – обратился Сердюков к Трофимову, – вы долго жили в Англии. Как, на ваш взгляд, много ли там привидений, действительно ли, как утверждает большой специалист по потусторонним явлениям господин Сухневич, эта страна прямо-таки населена призраками?
– Не знаю, подобные материи меня, как врача и практика, не интересуют, – равнодушно ответил Борис.
– А что бы вы подумали, если бы узнали, что дачу писателя Извекова постоянно посещает призрак его покойной жены?
– Я, как врач, отнес бы это в разряд психических галлюцинаций.
– А если призрака видело несколько человек одновременно?
– Тогда бы я решил, что это чья-то неуместная шутка. Злой розыгрыш или попытка испугать.
– Испугать? Вы говорите, испугать? Сильно испугать! До смерти! Возможно ли такое?
– Вполне! Человек может умереть от страха, не выдерживает сердце.
– Особенно, если это сердце и без того нездорового, пьющего человека в летах. Вот видите, Борис Михайлович, мы с вами пришли одновременно к выводу о том, что явление призрака могло быть способом доведения Вениамина Александровича до смертельного сердечного удара.
– Но с какой целью, кто мог придумать подобное?
– Вот на сей вопрос мы тоже сейчас найдем ответ. Я долго ломал голову над тем, кто бы это мог быть? Признаюсь, господа, я даже прибег к помощи господина Сухневича, того самого, которого вы, Павел Вениаминович, нынче ночью чуть было не отправили своим ударом на тот свет. Так вот, Сухневич единственный в Петербурге специалист по привидениям и призракам. Он дал мне подробнейшую консультацию по данному предмету и вызвался помогать в расследовании загадочного феномена. Правда, теперь он лежит на диване на вашей даче, мадам Извекова, и тяжко страдает. Я много узнал о привидениях, и эти знания укрепили меня в одном. Наш призрак вполне материального происхождения, так как основные параметры появления призрачных существ, как то похолодание, неприятный запах, отсутствие тени и прочее, в данном случае не имели места быть. Об этих обстоятельствах не упоминали ни Вера Вениаминовна, ни Герасим. Кстати, Вера Вениаминовна, не припомните ли вы, в каком платье была ваша матушка в последнее в ее жизни Рождество?
– Разве это кстати? – изумилась девушка. – Впрочем, я помню. На ней было розовое бальное платье, пошитое, когда она только вышла замуж. Мама сильно похудела во время болезни и носила наряды своего девичества.
– А украшения на ней были?
– Конечно! Розовые гранаты.
– А Ольга Николаевна в чем была в прошлое Рождество?
– К чему эти нелепые вопросы? – рассердилась Извекова. – Даже я не помню, что на мне было надето!
– Сиреневое платье с черными лионскими шелковыми кружевами, – глухо произнесла Вера.
Лицо Оли вытянулось от удивления. Вера же напряглась всем телом, выражение ее глаз стало колючим. Она пыталась понять, куда клонит следователь.
– Вера Вениаминовна, когда мы первый раз говорили о вашей встрече с призраком, вы упомянули зеленое платье, шляпу и бриллианты. Верно?
– Наверно, так, – последовал неуверенный ответ.
– А в чем похоронили вашу матушку?
– Я не помню, – девушка опустила голову, избегая смотреть на собеседника.
– Как же так, сударыня, вы помните такие пустяки, как наряды на Рождество, и не помните, в чем погребли вашу мать? Мне кажется, вы пытаетесь уйти от ответа, ведь у вас прекрасная память! Впрочем, я вам напомню. Вот газета тех дней.
И Константин Митрофанович вынул из кармана сложенный листок «Санкт-Петербургских ведомостей».
