Густав жестами изобразил процесс обработки металла и продолжил:
– А простые люди точно пойдут за нами. Властям они не верят, церковь не уважают. Да и за что уважать – венчают голубых, растлевают детей, деньги гребут лопатой. Люди ведь на самом деле ненавидят свою жалкую рабскую природу, каждый в душе мечтает о безграничной власти. Почитай форумы в инете: все тоскуют по сильной руке, по отцу родному с плеткой. Вот и пойдут за культом силы, когда увидят наших вождей. Это совсем другой тип, в них есть самоотверженность, как у Сталина и Гитлера. Им не нужна собственность, роскошь, излишества. Мы же, как монашеский орден – не пьем, не курим, не развратничаем. Я вот вегетарианец, и таких много. Мы учимся все время. У нас есть люди, которые знают по семь языков, имеют несколько образований, преподают в лучших университетах. А главное, за нами правда. В нашей идее есть внутренняя справедливость, толпа это сразу чувствует. Бойня, конечно, будет, не без этого, слишком уж народ натерпелся. Но мы-то ко всему готовы. Вся милиция-полиция уже наша, просто мозгов не хватает, вот и мочат уже сейчас всех без разбора.
– Но как же вы планируете захват власти, не имея ни четкой структуры, ни координации со своими единомышленниками в других странах?
– Дело в том, что этот процесс запущен очень давно, можно сказать, в незапамятные времена, и идет так, как он запрограммирован. Посмотри, сколько удалось сделать за тысячу лет: рассеять иудеев по миру, как пыль, раздробить христиан на десятки конфессий, расколоть мусульман на суннитов и шиитов, да так, что они ненавидят друг друга до смерти. Дерево растет, нужно только следить, чтобы его не срубили, ну полить там, взрыхлить почву. Мы и делаем свою повседневную работу. Одни вербуют новые кадры, другие разрабатывают тактику, третьи внедряют идеологию. Я, к примеру, журналист по образованию, моя работа – это пропаганда, потому и говорю я понятным языком, простым, как мычание. А кому нужен солидный научный фундамент – пожалуйста, пусть читают Кривулина. У него все изложено через керигмы- парадигмы.
– Но если все идет, как намечено, зачем нужно убивать журналистов, адвокатов, зачем поджигать церкви, взрывать поезда, зачем вся эта кровь?
– Это и есть рыхление почвы. Мир не изменится, если мы не будем его менять каждый день. А насчет крови… Просто пойми – идет война, и в этой войне гибнут солдаты с обеих сторон. Если кто-то целенаправленно бьет по нашим рядам, мы отвечаем. Если какой-нибудь Вася Лесоруб мочит наших, мы мочим его. Если кто-то в своих статьях или проповедях пытается свести на нет нашу работу, не по глупости, а сознательно, значит, это враг. А если враг не сдается, что с ним советовал сделать великий писатель- гуманист?
– Прости, я не совсем…
– А, – махнул рукой Густав, – забыл, что ты не местный, в подкорку не зашито. Ну да ладно. Главное, ты меня выслушал, что-то отложилось. Давай на этом пока закончим, а завтра с утра жди звонка по своим вопросам.
Густав церемонно попрощался с Верой и покинул заведение. Теперь они сидели вдвоем за столиком и искали повод продлить этот вечер. Наконец Вера решительно взглянула Джордану в глаза и объявила:
– Слушай, ты все-таки у нас в гостях, а твои, как бы их назвать… ну, кураторы что ли, технично отвалили. Даже как-то стремно, у нас так не принято. В общем, приглашаю тебя на ужин.
Джордан облегченно вздохнул, но поспешил уточнить:
– Только, сударыня, оплата за счет моих средств.
Вера тихо хихикнула и кивнула головой. Вскоре они уже с аппетитом хлебали холодную окрошку в небольшом ресторанчике, славившемся старинной русской кухней. Джордан рассказывал о своем детском визите в Москву, сравнивая тогдашние впечатления с нынешними.
– Знаешь, тогда Москва показалась мне городом из русских сказок. Дед водил меня в Кремль, в Оружейную палату, в Большой на «Щелкунчик». Теперь я понимаю, что он пытался с моей помощью вернуться в свое детство. Он больше наблюдал меня, чем всю эту красоту, будто хотел убедиться, что я впечатлен так же, как он много лет назад…
Вера внимательно слушала, не отводя от него глаз. В ее взгляде была неясная грусть, иногда сменявшаяся слабой улыбкой, как у ребенка, который не в первый раз слушает красивую сказку, уже зная, что она плохо кончится, но еще надеясь, что, может быть, на этот раз царевна все-таки не превратится в лягушку. Решительно расправившись с палтусом, запеченным под белым соусом вместе с картофелем, и допив шардонне, молодые люди сочли уместным заглянуть в располагавшийся поблизости ночной клуб.
Джордан был наслышан о ночной жизни Москвы от приятелей из госдепартамента, в последнее время зачастивших в Россию, но такого он не ожидал. Огромный зал пульсировал в слепящих вспышках света – зеленых, красных, синих – под заводящий, проникающий куда-то в позвоночник ритм. Привыкнув к освещению, Джордан обнаружил, что зал выглядит, как театральный. По бокам располагались ложи с VIP-публикой, в партере стояли столики с тяжелыми бархатными креслами и свинговала возбужденная толпа, в центре медленно вращался бар вместе с присевшими у стойки гостями, а из-под купола, покрытого какой-то буйной тропической зеленью, били разноцветные прожектора. Но главной неожиданностью была большая театральная сцена с тяжелым бархатным занавесом. На сцене располагался ди-джей со своей техникой, а позади него танцевал балет, состоявший из трех девушек и парня, танцевал, вкладываясь в любое движение так, что был понятен смысл каждой ноты, рождаемой здесь компьютером и человеком.
Вера, похоже, была здесь своей: с ней целовались, здороваясь, посетители, ей с улыбкой кивали официанты, а бармен, не успели они протолкнуться к стойке, уже смешивал ей какое-то разноцветное зелье со льдом.
Джордан чувствовал себя немного скованно: он давно не посещал танцевальных вечеринок. Но постепенно его захватила музыка, усталость последних суток куда-то улетучилась, и вот уже, отхлебнув ледяного мохито, он стал частью этого человеческого муравейника, живущего в едином ритме, вибрирующего на одной частоте, когда совершенно незнакомые тебе люди вдруг на время короткого танца становятся близки и понятны, будто ты знал их всегда, и когда эта хрупкая иллюзия близости тает вместе с последними всплесками гаснущей мелодии, как тает льдинка на листе мяты в твоем бокале.
Не договариваясь об этом на словах, они поймали такси и поехали к Вере домой.
Целоваться они начали еще в машине, продолжили в подъезде, потом в лифте и на площадке у двери в квартиру. С трудом оторвавшись от Джордана, Вера нашарила в сумочке ключи, но дверь не открывалась – видимо, замок был закрыт изнутри. Она нетерпеливо нажала на кнопку звонка, давила долго, но безуспешно. Из квартиры доносилась ритмичная музыка, мощные колонки от души качали низкие частоты. Вера, бормоча ругательства, начала колотить по двери ногой. Приоткрылась соседняя дверь, и оттуда высунулась женская голова с острым носиком, близко посаженными любопытными глазами и накрученными на бигуди волосами. Обстоятельно рассмотрев с ног до головы Джордана, соседка улыбнулась Вере:
– Привет, Верочка. Что, опять братишка куролесит?
Вера не успела ответить, как дверь, наконец, распахнулась. На пороге стоял худой длинноволосый молодой человек лет восемнадцати в шортах и майке и что-то жевал. В руке он держал увесистую краюху хлеба с двумя кусками вареной колбасы толщиной почти с хоккейную шайбу. На плече у парнишки сидела крупная зеленая игуана и, свесив хвост, внимательно смотрела на Джордана.
– Выруби музыку, – вместо приветствия проворчала Вера. – Знакомься, это Юра, брат мой меньший.
– Джордан, – протянул руку американец.
– Юрий, – представился парень, продолжая жевать. – А это Гер-гертруда, – сильно заикаясь, добавил он, погладив по спине рептилию.
Они вошли в квартиру. От входной двери вел длинный широкий коридор с дверями по обе стороны. Музыка гремела из ближайшей комнаты, дверь в которую была открыта. Вера решительно двинулась туда. Через секунду она вернулась, выволакивая за руки из комнаты очень полного юношу с неопрятной косичкой, одетого в грязноватую белую футболку, и стройную мулатку в короткой юбке, с проколотым носом и колечком в пупке.
– Я тебе говорила, чтобы Тюленя сюда не приводил? – перекрывая динамики, закричала Вера. – Говорила? А это еще кто такая?
– Я Франсуаза, – насупившись, ответила мулатка. – Мы с Тюленем учимся вместе.
– Вот вместе и валите отсюда! Задолбали своим хакерством! Мало в тот раз менты все компьютеры
