чудеса не подтвердились, Стефан вполне мог увидеть подземелье монастыря.) Морозов поручил сыну доставить монаха к митрополиту. Митрополит, прочитав донесение Стефана, приказал ему жить у себя и «не выходить без спроса до тех пор, пока не объяснится дело». Сам же призвал на совет епископов Коломенского и Крутицкого и архимандритов Спасо-Ярославского, Симоновского и Новоспасского монастырей. Тут в Москву на подмогу Стефану прибыл священник Григорий Онисифоров с несколькими свидетелями-прихожанами. Они принесли описание еще 150 исцелений. Иван Грозный (тогда еще князь) и бояре, допросив свидетелей, вынесли вердикт: «Послать исследовать дело». От Грозного поехал Феодор Палицын, а от митрополита – благовещенский поп Григорий. Между тем в деревне от иконы продолжали происходить чудеса и знамения. Прибыли наконец и посланные для освидетельствования, намереваясь сделать «подробный и строгий обыск». «Но, – пишет автор источника, – Пресвятая Богородица избавила их от большого труда; в день их прибытия на городище исцелилось сто семьдесят человек, еще в продолжение ночи сорок два человека». Посланные описали, что видели, и послали к Грозному попа Неклюда Остафьева с донесением. Царь повелел дерево, на котором явилась икона, срубить и построить храм Одигитрии, – «да чтоб престол храма был над пнем». Церковь выстроили; на ее освящение из Москвы прибыл поп Василий Ярец, а лично от Грозного – Носов с церковной утварью, образами и колоколами. В общем, можно сказать, что чернец Стефан еще дешево отделался. Любопытно, что в день освящения церкви получили исцеление аж четыре княгини: Телятева (опухоль чрева), Ирина Серебряная (скрюченная рука), Мария Холмская (бездетная) и Мария Щетинина, болезнь которой не сообщается. Так была прославлена чудотворная Оковецкая (Ржевская) икона.
Чудеса мироточивой Владимирской-Оранской иконы проверялись лично по распоряжению Патриарха Иова. Он поручил расследовать дело архимандриту Нижегородского монастыря Рафаилу: «...составить и сообщить полное известие о чудесах, явленных иконою за все время ее существования... кто получил исцеление, где, в пустыни, дома или дорогою... отобрать сведения от их родителей, родственников, соседей и вообще всех, кто только знал или слышал...» В начале 1635 года расспросы эти продолжались около четырех (!) месяцев. В обитель были приглашены не только исцеленные, но и все окрестные жители. Тут были архимандриты, игумены, протоиереи, священники, диаконы, монахи и люди всех сословий и возрастов. Всех их спрашивали под присягой. Показания были записаны и с печатью и подписью всех, кто умел писать, отправлены в Москву.
Иногда проходило довольно много времени, прежде чем икона признавалась чудотворной. Казанская- Высочиновская, о которой мы также уже говорили в первой главе, прославилась в начале XVIII века, причем многими чудесами (свечением, слезоточением, исцелениями), а Святейший Синод впервые назвал ее чудотворной только 29 октября 1885 года...
В XIX веке чудеса от икон порой были засвидетельствованы не только приходскими священниками, родственниками и односельчанами исцеленных, но и известными врачами, светилами отечественной и европейской науки. Такие свидетельства были получены, например, при расследовании чудес от Козельщанской иконы Божией Матери, которая прославилась в 1881 году (деревня Козельщина, Кобелякский уезд, Полтавская губерния). Дознание проводило епархиальное начальство, а полтавский губернатор прикомандировал от себя лично чиновника особых поручений в качестве депутата. История прославления этой иконы так уникальна, что позволю себе вкратце изложить ее здесь.
Козельщанская икона и доктор Склифосовский
Козельщанская икона была родовой святыней графского семейства Капнистов, в котором она находилась более полувека. Икона эта небольшая (40–30 см), итальянского письма. Чудо от иконы произошло 21 февраля 1881 года в семье Владимира Ивановича Капниста, правнука венецианского графа Василия Канисси – грека, некогда поселившегося в Малороссии. Исцеление получила старшая дочь Владимира Мария.
Мария воспитывалась в Полтавском институте благородных девиц. В 1880 году Владимир Иванович узнал из письма начальницы института о болезни дочери и тотчас отправился в Полтаву. Мария получила вывих ступни; как определил доктор Мейер, «от неправильного уклона ноги в сторону». Граф, несмотря на уверения Мейера, что болезнь неопасна, повез дочь в Харьков к знаменитому хирургу Груббе. Профессор Груббе также диагностировал вывих и наложил на ногу гипсовую повязку. По его совету был приготовлен особый башмак, который, соединяясь с крепкими пружинами, обхватывал ногу больной повыше колена, давая ноге возможность иметь крепкий упор, не тревожа больного места. В этом башмаке больная возвратилась с отцом в имение. Прошел пост, наступил праздник Пасхи, а больная не почувствовала облегчения. Напротив, в первый день Светлой недели у нее искривилась и другая нога. На следующий день отец с дочерью были уже в приемной доктора Груббе, который и на эту ногу надел стальные пружины и отправил больную на Кавказ лечиться минеральными водами.
Во время путешествия на Кавказ Марии становилось все хуже и хуже. Кроме упадка сил она потеряла чувствительность в руках и ногах. Уколов не чувствовала. Доктор Иванов, лечивший на водах, очень заинтересовался болезнью молодой графини. Во время осмотров он, помимо известных уже повреждений, открыл вывихи в плечевых суставах и в левом бедре, причем указал на сильную чувствительность спины, прикосновение к которой доставляло больной сильное страдание. Даже стук и громкая речь отзывались болью в позвоночном столбе. Доктор пришел к выводу, что у графини «страдание спинного мозга во всю длину и природные вывихи костей». Считая эту болезнь очень серьезной, даже неизлечимой, он советовал графу везти больную на зиму или в Москву к Кожевникову, или в Петербург к Мержиевскому... «Лучше всего, – прибавил он, – к Эрбу в Гейдельберг или к Шарко в Париж». Иванов сознавался, что причины болезни ему неизвестны. Прописанные Ивановым электричество, ванны, железистые воды внутрь нисколько не помогли больной. Домой она вернулась еще более расслабленной.
В октябре все семейство приехало в Москву. Здесь больную лечили доктора Кожевников,[15] Корсаков[16] и Склифосовский.[17] Кроме того, приглашались такие известные врачи, как Митропольский, Павлинов и Каспари. Все они не скрывали, что считают болезнь Марии неизлечимой, хотя и советовали поехать за границу к Ботеру или к профессору Шарко[18] в Париж.
Вскоре стало известно, что знаменитый парижский врач собирается сам приехать в Москву к больной дочери богача Ивана Лямина. Между тем Мария очень страдала в столице и просила увезти ее домой, в Малороссию. Врачи разрешили, графиня с дочерью уехали; граф остался ждать Шарко. По приезде профессора он должен был прислать телеграмму, чтобы Марию везли в Москву. «Тринадцать месяцев грызло меня горе, тринадцать месяцев я должен был приучать себя к мысли, что смерть – лучший и неизбежный исход для несчастной страдалицы, которую я так люблю», – вспоминал потом граф об этом времени.
21 февраля 1881 года в имение пришла телеграмма о приезде Шарко. Это известие не обрадовало Марию: она представила утомительную дорогу в вагоне, лица докторов, лекарства и процедуры, самого Шарко, который, быть может, отнимет у нее последнюю надежду на выздоровление. Мать пошла похлопотать о приготовлении в путь. С помощью прислуги она скоро собрала все нужное и поднялась к дочери. Указав ей на фамильную икону, графиня сказала: «Маша, мы едем в Москву. Возьми, дорогая, образ Богоматери, почисти ризу». (В семье Капнистов был обычай чистить ризу на иконе каждый раз, когда предстояло какое-то важное дело.) Графиня вышла; Мария взяла образ в руки и начала молиться. И вдруг она ощутила силу в ногах и оконечностях рук, которых до этого не чувствовала. И чувство это было настолько сильным, что девушка громко закричала:
– Мама, мама! Я чувствую руки! И ноги тоже!
Она стала срывать с ног стальные восьмифунтовые упорки и бинты. Графиня была так поражена, что и не знала, что делать. Радостный и окрепший голос дочери, ее быстрые движения, изменившееся лицо – все это заставило ее в первую минуту подумать, что Мария лишилась рассудка. Сбежались все, кто был в доме. Расслабленная девушка расхаживала по комнате совершенно здоровая. На другой день графиня со здоровой дочерью и образом Богоматери отправилась в столицу. На Курском вокзале их встретил граф Капнист. Вряд ли можно описать, что почувствовал отец, увидев дочь совершенно здоровой.
На осмотр своей бывшей пациентки приехали Павлинов, Каспари, Корсаков, Склифосовский. Все они признали графиню совершенно здоровой и дружно выразили недоумение. Профессор Склифосовский сказал, что он смущен и с научной точки зрения объяснить случай выздоровления больной не может. Сам Шарко,
