попросит.
Так она сказала Петрову. Только всплакнула немного, очень уж соскучилась по Ленинграду, по девочкам, по части. Но все у нее было уже решено — станет учиться, работать, жить.
«ПЕНСИОНЕРКА»
Ветеринарный врач Горожанский вошел в штаб с листом бумаги в руках:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
— Да, — сказал комбат, — что там у вас?
— Акт… — Горожанский подал бумагу. — Акт на списание…
Комбат читал, и лицо его становилось все более хмурым: он не любил такие акты. Но что тут можно поделать? «Порода — немецкая овчарка. Кличка — Инга. Заболевание — потеря зрения».
— Совсем ослепла? — спросил он. — По какой причине?
— Почти ничего не видит, — доложил врач, — а скоро ослепнет вовсе. Теперь этого не остановить. Поздно к нам обратились.
— А вы сами куда смотрели?
— Так в поле она была все время, на разминировании. То здесь, то там, в часть почти и не попадала.
— Дайте карточку собаки, — сказал комбат. — Так, была ранена в сорок третьем… В голову. Наверное, зрительный нерв поврежден. Вы на это обратили внимание?
— Что же, — отозвался врач, — нерв ведь нам не починить. Ранение или болезнь — конец один.
— Конец один, — повторил командир и отложил ручку, взятую, чтобы подписать акт. — Значит, Инга…
Собак в батальоне было много, они менялись, и не каждую он мог сразу вспомнить по кличке. Но Ингу вспомнил. Крупная серая овчарка, похожая на волка.
Незадолго перед тем в часть приезжали гости с одного из ленинградских заводов — шефы. Гостям показывали собак, рассказывали о них. Показали, конечно, Дика: его показывали почти всегда — знаменитая собака. Как-то Дик «представлял» часть на сборах старшего и высшего комсостава… Новый вожатый, принявший собаку после смерти Кириллова, глянул на собравшихся и обомлел — все полковники да генералы. Но Дик в званиях не разбирался, работал, как всегда, быстро обнаруживал взрывчатые вещества, спрятанные в разных местах.
Собравшихся увлекла эта игра, они придумывали всевозможные хитрости, стараясь обмануть чуткую собаку, сами прятали взрывчатку — вошли в азарт.
«А что, если я у себя запрячу, неужели и тогда этот пес разыщет?» — заинтересовался один из генералов.
«Попробуйте», — сказали ему.
Собака с вожатым ушли. Генерал взял толовую шашку, сунул в свой портфель между бумагами и положил портфель на колени. Только после этого пустили Дика: «Ищи!»
Дик походил-походил по рядам, сунулся мордой в генеральский портфель, громко засопел и уселся. Потом принимал угощения. Угощали его щедро, а он спокойно, даже лениво брал печенье, конфеты. Дик знал себе цену.
Отобрали для показа гостям и Заливку, тоже овчарку. И о ней многое можно было рассказать. Хотя бы случай на дороге между Оредежью и Лугой. Лейтенант Хижняк прошел тогда со своими бойцами много километров по этой дороге. Мин не находили. «Странно, — говорил Хижняк, — не поверю, чтобы фашисты не напакостили. Дорога-то важная». Чутье опытного минера подсказывало, что какие-нибудь фугасы на этой, только недавно отбитой у противника дороге должны быть. Дошли до места, где дорога огибала крутой холм, с другой стороны вплотную к ней примыкал заболоченный луг. Хижняк остановил подразделение: «Тут сам черт велел ставить фугасы. Подорвешь полотно, весь транспорт застрянет — горку машинам не взять, а на болоте обязательно завязнут».
Минеры стали осматривать дорогу, гору и луг. На дороге ничего не заметили, но в стороне нашли кучу опилок, свежие щепки от бревен, которые тут, видимо, тесали, потом и ящик из-под взрывчатки. А где сама взрывчатка? Хижняк послал солдата Букина с Заливкой еще раз тщательно обследовать дорогу. Заливка села как раз в наиболее узком месте. Отделение минеров уже проверяло этот участок, все истыкали щупами — и никакого результата. Теперь взяли глубинный щуп. Он уткнулся наконец в бревно. Словом, разыскали фугас — сто килограммов тола на глубине два с половиной метра. Без собаки его бы никогда не разыскать, но и для нее это была глубина, превышавшая все нормы.
Заливка, конечно, заслуживала, чтобы ее показали гостям. И Огурчик, и Жук… Командир батальона не возражал против этого. «А Инга?» — спросил он тогда, проходя по вольеру. «Инга? — отозвался инструктор. — Инга все же середнячок». «Побольше бы таких середнячков, — заметил комбат. — А случай в совхозе вы забыли? Нет, ее стоит показать, ленинградцам будет интересно».
Ингу тогда вывели перед гостями, они внимательно слушали рассказ о делах этой серо-дымчатой овчарки, а она спокойно стояла перед незнакомыми людьми и только вопросительно поглядывала на своего вожатого. Он говорил о ней и ласково похлопывал собаку по шее. Особенное впечатление на гостей произвела история с «мыльницами». В общем-то не столь уж и замысловатая история.
…После того как был освобожден Карельский перешеек, не раз поступали тревожные сигналы. На перешеек стало приезжать мирное население, а на полях, в поселках происходили тяжелые несчастья — люди подрывались на минах. Минеры выезжали на перешеек несколько раз. Они находили взрывчатку в дымоходах печей, хитрые ловушки в сараях, колодцах, амбарах. Даже в старом почтовом ящике обнаружили мину. Тут необходимо было тщательное, сплошное разминирование, но уже стояла зима, землю укрыло снегом, сковало морозом. Пришлось отложить. Минеры отправились на перешеек, едва стаял снег. И пошла работа!
С ранней весны Инга тоже была на перешейке со своим вожатым. Она помогла разыскать много мин, особенно тех, которые нельзя было обнаружить прибором — противопехотные мины в пластмассовых коробочках. Солдаты прозвали их «мыльницами».
За годы работы на минных полях искать взрывчатку вошло у собаки в привычку, стало как бы ее инстинктом. Вожатый не держал ее на поводке, пускал свободно, и она не отвлекалась, шла положенным, маршрутом. Она принюхивалась, выискивала взрывчатку даже тогда, когда ее и не посылали искать.
Совхоз, куда солдат с Ингой попал в июне, находился в местах, где не было боев. На полях, огородах, в садах минеры не находили ничего подозрительного. Лишь кое-где были брошены цинковые ящики с патронами и ручные гранаты… Конечно, их тоже следовало убирать, работа шла быстро, и настроение у саперов было хорошее. Думалось: вот скоро разделаемся, а там, глядишь, начнут и по домам отпускать.
С такими мыслями солдат подошел к аккуратному домику, стоявшему в густом саду. Большие кусты сирени перекидывали через забор свои ветви с тяжелыми гроздьями фиолетовых и белых цветов.
Солдат постучал в дверь, ему отворила женщина, жена агронома. Нет, сказала она, ничего подозрительного они с мужем на своем участке не находили, живут в этом домике уже несколько месяцев, и все благополучно.
— А вы что, пограничник? — спросила женщина солдата. Он отрицательно мотнул головой. — Тогда почему с собакой? Это же пограничники с собаками ходят. — Солдат стал объяснять, что не одни пограничники, минеры — тоже. — Неужели она находит мины? — Женщина с удивлением смотрела на Ингу. — А как она делает это? Жалко, детей моих нет, в Ленинграде они еще, завтра за ними поеду, им бы поглядеть на такую собаку.
Женщине не хотелось сразу отпускать неожиданных гостей.
— Можно, я вашу собаку косточкой угощу?
Солдат кивнул.
— До чего у вас сирень красиво цветет, — заметил он.
