Лицо Млоцкого разгладилось. Он широко улыбнулся:
— Челом вам!
— И вам, — сказал Ходзевич и нетерпеливо повторил: — Откуда же девки?
— О, это — целая история! — засмеялся Млоцкий. — Слушайте, панове! Скучно нам с поручиком стало под Смоленском. Сиди да жди, только деньги трать на венгерское да на мед. И решили мы на свой страх поехать побаловаться, ну и поехали. И всего в двенадцати часах от Смоленска видим — спят два жолнера у ручья в роще. Подошли, а это — девки, да такие гладкие! — Млоцкий причмокнул и поцеловал пальцы.
Ходзевич вскочил с лавки.
— Жжет меня! — вскрикнул он и разорвал ворот жупана. — Дальше, пан!
— Мы их и забрали. Путали они… Ба-ба-ба! — вдруг спохватился Млоцкий. — Да ведь они вашими пахоликами себя звали. Пан Ходзевич — ваша фамилия? Так! Так ведь, Куровский?
Поручик кивнул головой.
— Где они? — снова прохрипел Ходзевич, причем покраснел, как кумач, и синие жилы вздулись у него на лбу и висках.
Млоцкий сконфузился. Сначала он хотел похвастаться и наврать с три короба о том, как он и Куровский провели с этими девками ночь, но теперь, при виде возбуждения Ходзевича, подумал, что такое хвастовство может быть опасно, и потому заговорил иначе:
— Как сказали они, что пахолики, мы подумали, что неладно дело, и решили возить их с собой, пока не встретим вас, пан Ходзевич. По дороге остановились в монастыришке, выпили, заснули, а тут шиши эти — чтобы их волки съели, земля сгноила! — нас и накрыли. Жолнеров вырезали, кто не спасся, а нас только кони спасли. Хорошо, что шиши все были пешие, — окончил Млоцкий и осушил кубок.
— Черти, а не люди! — задумчиво сказал Бабинич. — И всегда словно из-под земли выскочат.
— Ну, а те девки? — спросил Ходзевич.
— У шишей остались! — ответил Млоцкий.
Ходзевич быстро вскочил.
— Куда вы? — воскликнули все.
— Туда, за ними!
— Полно! — оставил его Хвалынский. — Вы лучше сядьте. Их, вероятно, и след простыл. Погодите, соединимся с гетманом, и тогда мы вам поможем, а пока что расскажите лучше, что это за пахолики?
Ходзевичу хотелось поскорее поделиться с кем-нибудь своим гневом, и он торопливо, но подробно начал свой рассказ, поминутно подкрепляя себя глотками меда.
— И люблю же я ее, панове! — воскликнул он, окончив рассказ. — А ту ведьму сжечь живьем готов! — И от прилива гнева и любви он заплакал. — В Ченстохове золотую свечу подам, коли их сыщу!
— Вот оно что! — присвистнул Млоцкий и, взглянув на Куровского, выразительно ткнул его в бок: — Видишь, на какую ведьму напали.
— Черт, а не девка! Шутка ли! — удивились и молодые поручики.
А Ходзевич и плакал, и клялся, и ругался.
Глава XVII
Страшное поражение
На следующее утро Ходзевич вместе с отпущенными с ним в качестве парламентеров офицерами от полков Зборовского и Казановского и отрядов жолнеров двинулся в обратный путь к Жолкевскому. Около полудня сделали привал на опушке леса. Ходзевич был мрачен и почти не ел и не пил; зато новые товарищи его быстро осушали свои фляжки.
— И есть о чем горевать, право! — утешал его Бабинич. — Я полюбил вас с первого раза, и слово рыцаря, что едва мы освободимся от воинских дел, как все уголки на Руси обшарим, ища вашу голубку. Выпейте лучше!
— На «ты»! — сказал Хвалынский.
— Еще лучше!
Ходзевичу нельзя было отказаться. Он выпил и со всеми крепко поцеловался. Ему стало легче от того, что он нашел сочувствующих его горю друзей.
В это время к ним подскакал жолнер, посланный на разведку, и доложил:
— Ваша милость, по дороге пыль. Идет войско.
Офицеры тотчас вскочили на ноги.
— На конь, на конь! — закричали они.
Жолнеры встрепенулись. Вмиг все было убрано с травы, солдаты вскочили на коней и выстроились в ряды по восьми. Офицеры тоже вскочили на коней, и все тронулись ровной рысью.
Вскоре действительно пред ними показалось облако пыли. Иногда солнце прорывалось через него, и они видели сверкавшие шлемы и латы.
Бабинич, как старший офицер, скомандовал, и они помчались в галоп. Их скоро заметили. Войско остановилось, и навстречу полякам помчался отряд с офицером во главе.
— Кто такие? — спросил он. — Ба, Ходзевич!
— Кравец! — откликнулся Ходзевич и тотчас познакомил офицеров.
— Все будут рады, когда узнают, что ваши храбрые полки присоединяются к нам, — сказал им Кравец. — Говорят, москалей несметная сила.
— Что в них, если они биться не умеют?
— Да, правда, — согласился Кравец, — они стойки за окопами, но в чистом поле они что бараны.
— И полковников у них нет, — добавил Чупрынский.
С этими словами они подъехали к передовым отрядам.
Едва солдаты узнали, кто и зачем к ним приехал, как крики «виват» огласили воздух. Эти крики скоро достигли слуха Жолкевского, а затем он увидел скакавших к нему Ходзевича и Кравца.
— Парламентеры от полков Зборовского и Казановского, — доложил Ходзевич.
Лицо Жолкевского просияло.
— А, милости просим, милости просим! Распорядитесь сделать привал. Разбить нам палатку! — приказал он и распорядился, чтобы офицеров до времени задержали в полку Струся.
В войске произошло волнение; конные быстро спешивались, везде слышались слова команды. Скоро обширная поляна в стороне от дороги забелела шатрами, посреди которых раскинулся гетманский шатер с пышным бунчуком у входа. Скоро палатка гетмана наполнилась старшими офицерами. Он сел посреди нее в кресло, взял в руки маленький гетманский бунчук. Его окружили полковники, вынув из-за поясов свои булавы.
Парламентеры вошли и невольно смутились, видя пышность и величие гетмана при приеме. Они поклонились и подали ему письма. Гетман бегло прочел их. Его лицо просветлело.
— Скажите полковникам и товарищам, что я и король на все согласны. Пусть полковники скорее соединяются с нами москалей бить, а я нынче же пошлю к королю за казной. Хоть она и не богата у нас, но для таких храбрых рыцарей всегда открыта.
— Виват! — закричали обрадованные офицеры.
— Мы сделали привал и сейчас будем обедать. Вы разделите с нами трапезу, а вечером поезжайте к своим. Мы здесь их будем ждать и уже отсюда тронемся вперед.
С этими словами гетман встал и отдал свой бунчук пахолику. Полковники засунули свои булавы за пояс, и все веселой гурьбой пошли в другое отделение шатра, где уже приготовлен был стол.
После обеда парламентеры стали собираться в обратный путь, а Ходзевич пошел к палатке своих приятелей из полка Струся и, ломая пальцы, бормотал:
— Бей меня, кто в Бога верит, если я не добуду их хотя бы со дна моря!
Товарищи встретили его радостными возгласами, но Ходзевич тотчас омрачил их радость и, сгорая
