Максим поднялся на мостик подышать свежим воздухом. Температура опустилась ещё ниже и при разговоре изо рта шёл пар. Плексигласовые окна рубки покрылись узором инея и побелели в паутине застывшего пара. Максим взглянул на проплывающий у входа в бухту айсберг. На его изумрудной вершине тёмным пятном распластался гревшийся на солнце тюлень.
— Товарищ капитан-лейтенант, возьмите, — услужливо протянул ему бинокль вахтенный.
Максим посмотрел на тюленя, затем на плывущие льдины и навёл резкость на зависшие над горизонтом облака. Вдруг вахтенный громко ойкнул и, не сдержавшись, схватил Максима за руку.
— Тащ… Смотрите! — прохрипел матрос и вытянул руку в сторону берега. — Смотрите!
Максим удивлённо проследил взглядом за вытянутой рукой. И тут же выпустил из рук бинокль.
— Зови командира!
Не дожидаясь, пока моряк придёт в себя, Максим схватил микрофон корабельной связи и нажал нужную клавишу.
— Центральный пост рубке! Товарищ командир, поднимитесь наверх! Тут медведи…
Деревянные стены избы раскачивались под мощными ударами толкавшихся в дверях двух здоровенных белых медведей. Как они оказались на причале незамеченными, Максим так понять и не смог. Потому что ещё минуту назад он смотрел на берег и никого там не было. Послышалось недовольное рычание, и медведи скрылись за стенами, оставив снаружи не вместившиеся округлые крупы с куцыми хвостами. Теперь изба раскачивалась и трещала, а из окна доносился страшный рык, от которого стыла в жилах кровь. Взволнованный крик Максима, адресованный на центральный пост, услышали и в других отсеках, и на мостик потянулись любопытные. Растолкав заполнивших тесную рубку моряков, наверх поднялся командир.
— Штурман! Твою мать… Я же сказал, чтобы ты немцев захоронил. Люди всё-таки.
— Я собирался, — оправдываясь, виновато произнёс штурман. — Не успел.
— Дайте автомат! — Дмитрий Николаевич оглянулся на столпившихся матросов и недовольно рявкнул: — Чего рты раскрыли? Марш отсюда! Не успел он…
Рычание медведей стало громче, а затем стихло, но лишь для того, чтобы смениться жутким хрустом переламываемых костей. Командир передёрнул затвор и дал короткую очередь над крышей дома. Но на медведей выстрелы не произвели никакого впечатления.
— Непуганые, — прокомментировал главный механик.
Дмитрий Николаевич прицелился, и длинная очередь заплясала на асбестовых листах, укрывающих избу. Рёв на мгновение стих, а потом возобновился с ещё большей силой.
— Стреляй по ним, командир! — произнёс разволновавшийся Валентиныч.
— Да вроде как нельзя! Красная книга!
— Да какая к чёрту книга! Стреляй, Николаич, не могу смотреть!
Командир решительно прижал приклад к плечу. «Действительно, где она, эта Красная книга? И когда ещё появится? Это в своём времени за такую стрельбу можно срок схлопотать. А здесь всё простительно». Он прицелился в стену, прикидывая, где сейчас должна быть медвежья голова, но медведи вдруг попятились и вылезли из дверей. То ли почувствовав невидимую опасность, то ли закончив своё кровавое дело, они с достоинством, неспешно пошли прочь и вскоре исчезли за снежным бруствером. Дмитрий Николаевич опустил автомат и, переведя дух, произнёс громко, чтобы слышали все:
— С лодки никому ни шагу! На берег только с моего разрешения! Догружаем, что осталось, и уходим. Отдых отменяется!
Никто не проронил ни слова, и вскоре мостик опустел. Потрясённый Максим продолжал смотреть на берег. Поднявшись наверх в лёгкой робе подводника, он уже порядком продрог, но никак не мог оторвать взгляд от злополучной избы. Обернувшись, он увидел рядом улыбающегося Акопяна.
— А ты что здесь делаешь?
— Меня назначили верхним вахтенным! — гордо ответил Рафик.
— А-а-а… ну смотри, только не усни.
— Не, я могу сутками не спать.
— Ну-ну, — многозначительно произнёс Максим. — Видел я, как ты сопишь на вахте. Я пойду в каюту, кофе попью. Зови, если что.
Максим спустился в лодку и, передумав идти в каюту, двинулся во второй отсек, на камбуз. По лодке разносился аромат сдобных булочек, и пройти мимо было невозможно. Взбодрившись кофе и наевшись деликатесов кока, он вспомнил про Акопяна. Зажав в руке ещё горячую сдобу и прихватив термос, он вернулся в рубку. К своему удивлению, на ходовом мостике Акопяна он не обнаружил. Но где-то рядом слышались радостные повизгивания Рафика на родном языке. Бегая взад вперёд вдоль пирса, он заглядывал в воду и, перегнувшись через край, пытался что-то рассмотреть под бетонными сваями. При виде такого раздолбайства Максим чуть не задохнулся от злости.
— Ах, ты, неразумное дитя гор! Тебе где сказали быть?
— Товарищ капитан-лейтенант! — ликовал Рафик, не обращая внимания на грозный тон Максима. — Я крысу видел! Огромная, как собака!
— Это не крыса, а нерпа. Возвращайся в рубку и на причал ни ногой. Это приказ командира.
Максим остановился рядом с Акопяном и тоже заглянул в воду. Нерпа уже исчезла, оставив на поверхности лишь разбежавшиеся в стороны круги. Мороз мгновенно пробрался под робу, и Максим уже хотел вернуться на лодку, но, покосившись на избу, невольно сделал шаг к берегу. Остановившись в нескольких метрах от выбитых дверей, он с трепетом посмотрел на огромные следы, оставленные белыми медведями. Круглые глубокие вмятины в снегу размерами не уступали диаметру тазика. Выпачканные кровью когти оставили длинные красные полосы вдоль всего пути медведей. Максим подошёл к брустверу и выглянул. Следы исчезали за снежным холмом. Неожиданно, совсем рядом, за нагромождением ледяных торосов, он услышал голос. Максим оглянулся — Рафика на причале не было.
«Ну что за наказание на мою голову! — с раздражением подумал он. — Хоть ори до хрипоты, а всё как от стенки отлетает!»
— Акопян! Чудо природы! Я где тебе сказал быть?!
— Я-а-а! — донеслось из-за бугра.
— Что — я? Ты где должен быть, горе-вахтенный? Марш на лодку!
— Я-а-а! — вновь невнятно послышалось за ледяной стеной.
— Тьфу ты! — Максим сплюнул и грозно добавил: — Я сейчас эту нерпу тебе в штаны засуну!
Он подошёл к ледяному краю и подтянулся на руках. Показались торчавшие из воды камни вдоль берега, но Рафика видно не было. Максим рывком перемахнул через мёрзлый бугор. Приземлившись на скользкие валуны, он не устоял на ногах и рухнул на четвереньки. Рядом он заметил чьи-то ноги в чёрных ботинках, и эти ноги были явно не Акопяна. Максим осторожно поднялся и увидел перед собой двух немцев в форме подводников. Один напряжённо смотрел ему в глаза и держал направленный в грудь автомат. Чёрная пилотка с трудом держалась на всклокоченной шевелюре. Второй, напротив, широко улыбался и был вовсе без оружия. Максиму бросилась в глаза его ярко-рыжая косматая голова с белой фуражкой на макушке. Немец поднял руку и поманил к себе.
— Ком, ком, — произнёс он и растянул улыбку ещё шире.
Огненная борода открыла рот и показались белоснежные зубы. Максим попятился. Вдруг за спиной послышался хруст снега. Но обернуться Максим не успел. На голову обрушился тяжёлый удар, и всё вокруг поплыло во вспыхнувшем звёздами водовороте.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЧЁРНЫЙ ДЕНЬ СЧАСТЛИВОГО ЧЁРТА
Бывают люди удачливые, бывают — не очень. А бывают такие везунчики, о которых говорят, что им сам чёрт завидует. Рейнгарт Рёхе был из таких. Кому-то везёт в картах, кому-то в любви. Рейнгарту везло по службе. Он первым из кадетов своего выпуска получил в командование подводную лодку. И в первом же походе сумел потопить два английских транспорта, что считалось невероятной удачей. Если другие
