Двигать не хотелось даже ресницами. Спина саднила, растёртая до кровавых полос ремнями рюкзака. Мышцы рук дрожали нервной дрожью. Голова раскалывалась.
— Ну что ж, я предвидел такой вариант событий. Если ты не хочешь, то давай посмотрим, как будет бегать доктор. Да! Мы так и поступим. Доктор сделал весьма опрометчивый шаг и этим сильно меня огорчил. И ему самое место на треке в карьере. А мы с тобой будем наблюдать. Ты даже сможешь дать ему пару полезных советов. Ну так что? Я посылаю за доктором?
— Ты редкая мразь. Я бы с радостью отдал жизнь, чтобы вернуться на неделю назад в управление в Мурманске, и размазать тебя в сортире… Коли!
Шеффер победно ухмыльнулся и, передавив пальцем вену на руке старпома, вогнал иглу.
Долгова повели по уже знакомому тоннелю. Дверь ушла вверх, и глаза ослепил искрящийся снег. Под его покровом тропа исчезла и угадывалась лишь по тонкому углублению на пологой насыпи карьера. На его вершине по кругу стояли эсэсовцы в чёрных тёплых куртках, с автоматами в руках. Старпом огляделся. Насыпь тянулась вверх на метров пятьдесят-шестьдесят. Пока добежишь, каждый солдат разрядит минимум по магазину.
Препарат уже начал действовать, и боль исчезла. Мышцы задёргались судорогой, и вены вздулись, наполнившись загоревшейся жаром кровью. Звякнули свалившиеся с рук и ног цепи, и Долгов растёр оставшиеся на запястьях следы. В голове начинала подниматься лёгкая эйфория. В каждом шаге чувствовалась упругая пружина, только и ожидающая возможности взорваться в полную силу.
Солдат поднял присыпанный снегом рюкзак и накинул на плечи Долгову лямки.
Шеффер взглянул на его покрасневшее лицо и довольно кивнул:
— Прекрасно! Запиши, — повернулся он к приготовившему журнал помощнику: — Подопытный номер один. «Z» — ноль четыре! Груз пятьдесят пять килограммов. Отметь время и температуру. Кстати, сколько сейчас? После метели, чувствую, потеплело.
— Да, всего минус два градуса. Циклон принёс тепло. Эрнст, может, оставим ему скованными руки? Бегать это не помешает, а так — мало ли что. Или добавить на спину груз? Мне не нравится его агрессивное состояние. Не выкинул бы какой-нибудь номер…
— Это лишнее, — возразил Шеффер. — Он под надёжным контролем. Я чётко проинструктировал наших солдат. Если что, уйти они ему не дадут.
— Я ещё не видел действие дозы ноль четыре. Потому и волнуюсь.
— А вот сейчас и посмотрим. Приготовь кинокамеру.
Оберштурмфюрер подошёл к старпому, взглянул на часы и, расплывшись в обаятельнейшей улыбке, произнёс:
— Первый, я хочу, чтобы ты сегодня удивил меня результатом на круге. Это очень важно. Почувствуй себя вместе с нами в одной команде. Мне очень хочется, чтобы мы вместе болели за результат. Поверь, Арнольд Филиппыч, это труд всей моей жизни. Это невиданный вклад в науку! Препарат «Z» — это небывалый прорыв в раскрепощении человеческих возможностей. Одна его доза стоит как новый танк для вермахта. И ты сейчас можешь доказать, что мои старания не были напрасны. Так что? Мы одна команда? Тебя будут снимать на камеру, тебя увидит сам рейхсфюрер Гиммлер! Покажем ему настоящего сверхсолдата?
— Слышишь, компаньон! — Долгов мрачно взглянул в лицо улыбающегося Шеффера. — Отошёл бы ты подальше, а то плюну — свалишься, не встанешь!
Улыбка мгновенно улетучилась. Оберштурмфюрер на всякий случай сделал два шага назад. Нервно передёрнув скулами, он ещё раз взглянул на часы и поднял вверх руку.
— Сбежать не вздумай. Тебя тут же пристрелят, как сорвавшегося с цепи пса! И помни: не будешь бегать ты — будет бегать доктор! А теперь пошёл!
Шеффер махнул рукой в надежде на резкий старт Долгова, но тот брезгливо посмотрел в застрекотавшую кинокамеру, ухмыльнулся и, лишь когда его толкнули в спину стволом автомата, сделал несколько шагов и перешёл на лёгкий бег трусцой. Бежать было легко. Позвякивающий свинцовым грузом рюкзак совсем не тяготил. Тело налилось силой. Каждая клетка трепетала и пульсировала, переполненная энергией. Дышалось легко, и свежий, хрустящий под ногами снег создавал иллюзию парения над землёй. Казалось, убери сейчас с глаз немцев и добавь к пейзажу деревья — и вот он уже бежит по зимнему парку, а навстречу сейчас, так же не спеша, пробежит парочка пенсионеров, догоняющих убегающее здоровье.
— Единица, ты должен пробежать быстрее, чем в первый раз! Иначе будешь бегать, пока не сдохнешь!
Долгов сделал первый круг, и недовольный Шеффер, выскочив на тропу, тычет ему в лицо часы. «Да пошёл ты! Сволочь! Такую идиллию разрушил». Ведь он уже мысленно улетел в зимний питерский парк, с превратившимися в сугробы лавочками и растопырившими в небо голые ветки деревьями. А рядом застывшая подо льдом Нева!
— Быстрей! Быстрей! Дайте ему кто-нибудь очередь под ноги! Ты плетёшься, как дохлая гусеница!
А это уже реакция на продефилированный в удовольствие второй круг. Долгов улыбнулся: не так надо говорить! Он своим матросам кричал, когда видел бредущий вразвалочку строй:
— Это семенит пьяная сороконожка, а не элитный экипаж подводной лодки!
Воспоминание о лодке резануло, будто по сердцу ножом. Перед глазами враз потемнело. Желваки на скулах заходили в слепой злобе.
Он уже протоптал на склоне тропу, и его следы замкнулись в чёрный круг на белом нетронутом поле. На вершине, как истуканы, столбами стоят солдаты, следя за каждым его шагом. И опять этот размахивающий журналом Шеффер:
— Я больше этого терпеть не буду! Сейчас сюда притащат доктора и вы с ним будете бегать наперегонки!
«Как он надоел! Ещё и вправду приведёт Артёма!» На глаза от злости набежала красная пелена, и Долгов остановился. Сорвав со спины рюкзак, он замахивается и швыряет его со скоростью пушечного ядра в Шеффера. Но у оберштурмфюрера отличная реакция, и он падает, слившись белым халатом с молочным снегом. Теперь бы допрыгнуть и дотянуться до его шеи! Долгов бросается вперёд и сбивает с ног преградившего путь солдата. Руки тянутся, и ещё бы продвинуться на каких-то два метра! Но теперь сбивают его, и он катится кубарем, всё ещё надеясь достать пытающегося отпрянуть профессора. На плечах виснет солдат и, перехватив шею автоматом, пытается душить. Старпом с размаху бьёт его локтем в подставившийся бок и чувствует, как тело на спине виснет мешком. А Шеффер вот он уже рядом. Пытается бежать! Голова Долгова сотрясается от встречного удара. На миг в глазах темнеет, но он уже ничего не видит, кроме спины оберштурмфюрера. Ещё удар автоматом в спину, и кто-то цепляется ему в ноги. Долгов с размаху падает лицом вперёд, и сверху наваливаются несколько человек. Ему крутят руки, кто-то пытается заломить ногу. Он ещё раз достает кого-то кулаком в подбородок и воет в бессильной злобе, видя, как профессор скрывается за рухнувшей дверью. Затем в спину втыкается игла, и старпом чувствует, как ему в позвоночник вонзается раскалённый лом. От боли сводит всё тело, и сознание не выдерживает. Как сквозь вату Долгов ещё чувствует, что его волокут за ноги, но затем исчезает и это.
Снег тает на щеках и стекает на подбородок. От дыхания в набившемся снегу вокруг лица образовалась пустота. Максим старается открыть глаза, но слепившиеся ресницы позволяют раскрыться лишь узким щелкам. Он тянет к глазам руку и чувствует, что рядом кто-то ворочается. Пытаясь сесть, Максим испуганно дёрнулся, но толстый слой снега спеленал по рукам и ногам. А тот, кто рядом, вдруг хрюкнул, заворчал и заёрзал, поудобнее устраиваясь в снеговом мешке. Пальцы нащупали густую длинную шерсть. Мелькнуло предположение, что рядом и в самом деле вертится пёс Долдон, но, мгновенно всё вспомнив, Максим понял абсурдность такой догадки. Он замер и осторожно задёргал глазами, пытаясь избавиться ото льда на ресницах. Вначале белым ворсом перед лицом колыхнулся клок шерсти, затем чёрными подушками обозначилась круглая лапа. И это явно была не лапа Долдона, потому что размером могла закрыть его голову. Максим проглотил застрявший в горле ком и попятился, пытаясь пробить головой навалившийся сверху снежный покров. Вырвавшись на поверхность, он бросился бежать. Снег в том месте, откуда он выскочил, вдруг вздыбился, и, отряхиваясь, появился белый медвежонок. Увидев убегающего
