2009. Синявино.
Тропа, по которой ходим работать. На одном и том же месте бойцы. Каждый год. По одному. Как будто приходят и ложатся тут. Первого подняли — обыскали все рядом. Чисто. На следующий год — проходили мимо. Кто-то ткнул случайно щупом — есть косточка… На третий год… На четвертый… Четыре бойца, друг за другом…
Я о быте рассказывал?
Утро. Первым встает дежурный. Делает завтрак. Желательно каша с мясом. Через полчаса после него — отряд.
Едим, курим, умываемся, уходим. Чего тут еще рассказывать? Обычно без обеда. С собой берем перекус — банка тушенки или рыбы на двоих. Хлеб. Конфетка. Печенюшка. Чай во фляжке или термосе. Обедаем часа в два. Вот вышеперечисленным и обедаем. Возвращаемся часов в семь вечера. Если есть боец — можем и до десяти-одиннадцати копать. Азарт хватает, на время не обращаешь внимания.
Возвращаемся.
Жрем ужин, который приготовил дежурный. Он, кстати, не отдыхал — работал в районе лагеря. Если приходим — ужина нет, потому как дежурный бойца поднимает — сами готовим.
Потом разбор полетов. Сто грамм наркомовских. И спать.
Собственно говоря, вот и весь быт.
Впрочем, все, что я написал, — это не вся правда.
Так живут «взрослые» отряды на одиночных Вахтах.
То есть там, где мы стоим одни. Человек десять- пятнадцать.
Там, где Вахта большая — несколько десятков отрядов с разных областей и стран, — она превращается в карнавал.
Сегодня у нас посвящение, завтра концерт, послезавтра экскурсия, а потом в баню…
А работать когда?
Некогда. Мы, видишь ли, детей привезли. Их воспитывать надо. Военно-патриотическое воспитание. И как-то забывается, что основная цель — искать и хоронить.
Не, не!
Детей возить на Вахту! Вот главная цель сегодня поисковых организаций.
Воспитание, ага…
Синявино. 2009.
Костер. Детский отряд у костра. У них «огонек» идет. Это, типа, каждый ребенок рассказывает — что он думает и что он чувствует о прожитом дне. «Как Ваня с Машей поругался, и как у Пети животик болит».
Потом песни поют. Под гитару — «Ничего на свете лучше неееетуууу!»
Это не Вахта. Это пионерский лагерь пополам с домом отдыха.
Ребята, мы на кладбище живем.
Здесь нельзя песни петь. Здесь можно молиться и материться. Потому что те парни, по которым мы ходим, они успевали молиться про себя и материться вслух.
Есть грех на душе. Тоже порой беру гитару и пою песни. Когда окончательно крышу сносит. Когда уже по-другому нельзя. Выораться хочется. Мой грех, моя вина. Простите, мужики.
Но я там не пою веселых песен.
«Землянку», «Волховскую застольную», «Огарочек», «Меня нашли в воронке»…
А все орательно-веселые — на потом. На поезд. На дом. Здесь нельзя.
Понимаю, детишкам надо отдыхать. Песни петь, влюбляться, отдыхать…
Кто ж против-то?
Но не здесь.
Это КЛАДБИЩЕ!
Нельзя сюда детей возить. На экскурсии.
Понимаю — одного-двух взять. На отряд из десяти взрослых.
А вы видели отряд из СТА (!) детей? И двое баб ими руководят…
Они, мол, детдомовцы, для них в радость Питер посмотреть!
Ребята, не делайте деньги на костях!
Так нельзя. Не подменяйте цель и средства.
Иначе поиск может превратиться в то, что я видел своими глазами 9 мая.
Невский Пятачок.
Около 250 тысяч погибших на квадратике 3 на 5 километров.
Место отдыха под шашлычки.
Сидят ребятки, водочку пьют.
— За Победу!
— Урра! За Победу!
Рядом валяются человеческие кости.
Белые. Высушенные ветром.
Ключица. Бедро. Ребра. Зубы.
Мы прошли по этому полю. Уже не работали. Отдыхали. Три бойца. Сложили косточки у памятника. 10 мая их заберут местные поисковики.
Вы хотите, чтобы ваши дети приезжали на такие экскурсии?
— Деточки — а это череп!
— Деточки — а это снаряд!
Я утрирую, конечно.
Но это мое мнение — детям и бабам на Вахте делать нечего.
По многим причинам…
6. ПОИСКОВЫЕ ДЕНЬГИ
На нас делают деньги. Причем это особо не скрывается.
Выдержка из проекта Федерального закона. Схема проведения всех таких конкурсов для получения откатов неизвестна разве что грудным детям.
