Арсений и не рассчитывал истратить весь запас. Взрыв-машинка, провода для которой пока что воткнуты в землю. На самый крайний случай — две «лимонки» и штык-нож. До подхода колонны эсэсовцев оставалось еще не менее 15 минут. Парень в форме рядового РККА отряхнул колени, присел на край стрелковой ячейки. Он был одет во все чистое. Обмундирование не выглядело новым, но не было и заношенным. Поправив маскировку на бруствере, Арсений вынул из кармана галифе пачку «Беломорканала». Вытащил папиросу, привычно заломил мундштук, закурил и прищурился на июльское солнышко. Яркое, горячее, так характерное для описаний лета 1941 года. Было время покурить, подумать.
Пока еще было. Или — уже было?
Сеня был «нормальный пацан», «хороший мальчик» или «прогрессивно мыслящий молодой человек» лет девятнадцати — в зависимости от точки зрения окружающих. Конечно, были и другие окружающие, особенно в сети, в том числе — на «Самиздате». Сеня повадился ходить туда какое-то время назад, читать про «попаданцев» и высказывать свое просвещенное мнение. Те, другие, подчас обзывались либерастом, троллем и, самое обидное, — «школотой»! Его, студента Европейского Гуманитарного Колледжа имени… обзывать «школотой» и «пэтэушником»! Обидно, правда? Ну, высказал он свое мнение по поводу тактики танковых засад одному такому. Кто ж знал, что тот — танкист, да еще и в «горячих точках» побывал! Разве он, Сеня, обязан у каждого, кто комментарии оставляет, профиль смотреть и биографию изучать? Тем более что его мнение тоже было не просто так придумано — он читал мемуары не кого-то, а самого Моделя! Ну, еще их творчески переосмыслил немножко…
День с самого утра не очень задался. Любимые джинсы не высохли, другие — так и лежали в кучке «на стирку». Надевать брюки со стрелками не хотелось, точнее, не хотелось утюжить, наводя те самые «стрелки». Попробовал надеть так, глянул в зеркало — бомж. Даже золотая сережка в левом ухе не спасает положения. Пришлось надевать купленные отцом для поездок в лес штаны защитного цвета с множеством карманов. Их Сеня не любил, как и все, что напоминало об армии, хотя бы цветом. Потому что все, связанное с армией, напоминало о прошлогодней эпопее с военкоматом. К штанам как-то логично наделись зеленая байка с надписью «Миру — мир» и «кислотная» салатовая ветровка — апрель стоял достаточно теплый. Черно-зеленые кроссовки на ноги — и можно бежать.
Тут недалеко открылся новый компьютерный клуб. Можно будет войти под новым айпи на страничку, где его недавно забанили, и посмотреть, что там и как. Вот же, наследнички гэбни — не могут возразить по существу, так тут же банят. Всего-то вступился за мысль, что вся партизанщина в войну была ошибкой. Злили немцев, вот и получили в ответ карательные экспедиции. Вон французы никакой «всенародной борьбой» не маялись — и все культурно, по-европейски. Единственный случай за всю войну, когда деревню сожгли, и то непонятно, кто именно и за что.
«План Барбаросса» припомнили, пресловутый абзац об уничтожении 75 % населения. Ага, нашли план только в 1945, причем кто нашел? НКВД нашел. И абзац этот — на страничке из серединки, без грифов, подписей и прочего. Кто знает, может, не нашли, а сами и напечатали на трофейной машинке?
Потом один из дружков хозяина странички вспомнил про деревню З., которую немцы еще в июле 41-го уничтожили, в самом начале. Спросил, тут-то кто и чем разозлить успел? Только Сеня отправил ответ, что вон, на форуме «Леонбург», где тоже неглупые люди сидят, писали, что эту деревню сами красные уничтожили, при отступлении, а на немцев свалили — тут его и забанили. Видимо, не нашли, что ответить.
Ну вот, в пачке «легкого» «Парламента» лежит последняя сигарета, и та — ломаная. Значит, придется новую пачку покупать, а до того — идти к киоску, в другую сторону от клуба. Возле клуба тоже купить можно, в магазине — но там дороже, а денег не много. Стипендию в «престижном колледже» не платят, частная организация. Хорошо хоть с этого семестра на бесплатное перевели, за «правильные» поведение и работы по политологии.
— Слышь, пацан, закурить есть? — раздалось вдруг сзади.
«Мляааааа… Ну вот зачем я решил «уголок срезать», дворами поперся?» — Сеня заканчивал мысль уже на бегу. Расстегнутая ветровка надувалась парусом на спине и, казалось, жутко замедляла движение. Сеня на бегу сорвал ее с одной руки, позволив повиснуть на локте другой.
— Эй, ты чо? Я не поэл, че ты, э? Забурел, да?
Сеня уже заворачивал за угол, почти выскочил на людную улицу, когда в затылке вдруг вспыхнула черная звезда боли. Лицо уткнулось во что-то мягкое, спину окатило жаром.
«Взорвалось что-то, что ли?» — на этой мысли сознание угасло.
Мягкая травка, жаркое летнее солнышко, неразборчивый гул голосов, пыль. Что?! Какая еще травка в середине апреля посреди города?! Это что, так долбануло, что глюки пошли? Сеня тихонько застонал. И тут же резко замер, услышав:
— Ну я же говорила, дядька Василий! Плохо человеку! А ты «мало ли кто, мало ли что…», — произнес девичий голос, слегка хрипловатый не то от природы, не то от жары.
— И сейчас скажу. Одет непонятно, стрижку такую в районе не делают. Вещей при себе, считай, нету — вон, валяется что-то на шлейке, не то бритвенные принадлежности, не то дамская сумочка, — прозвучало с другой стороны на октаву ниже.
— Мало ли — выскочил человек из дому в чем был. Еще и контузить могло. А в сумочке, скажем, документы.
Сеня счел за лучшее прийти в себя окончательно. Пока незнакомые глюки не стали потрошить его борсетку. У него возникло ощущение, что это может оказаться и не совсем бред. Головная боль пока не давала хорошенько сосредоточиться, но почему-то мысль о реальности происходящего была неприятнее, чем мысль о бреде. В борсетке-то и было немногое. А вы много вещей берете с собой, отправляясь на пару часиков в компьютерный клуб? Ключи от квартиры и подъезда, немного денег, телефон, паспорт, дежурная флешка. Зажигалка-«форсунка» с фонариком и чем- то, изображающим ножик. Вот и все. Но почему-то до дрожи не хотелось, чтоб кто-то туда залез.
Пока Сеня прокручивал все это в голове и пытался сесть, более низкий голос успел произнести:
— А вот документики были бы кстати. Вдруг это немецкий шпион? Вон, штаны какие чудные, да и обувка странная.
— Нет там документов, — просипел Сеня. — Так, из личных вещей кое-что.
Сеня пытался сообразить, при чем тут немцы и откуда вокруг лето?
— Ой, голова… Как приложили-то, сволочи… Какое число сегодня?
— Какое-какое… Хреновое… июля, год, если интересно, все еще тот же, сорок первый, — выдал тираду, сбивающую с ног не хуже, чем бита гопников, дядька Василий. Ну, скорее всего, его звали именно так, поскольку рядом был только он и еще девушка, к которой это имя ну совсем никак не подходило.
— Вредный ты, дядька Василий! Видишь — человека побили, еще и пограбили, наверное. А ты издеваешься. Вон, говорили же — эшелон немцы разбомбили, а там вагон был, в котором уголовников везли. Они и разбежались.
— Ишь ты, быстрая какая. Уже сама все и объяснила за всех. Ладно, нету документов — давай так знакомиться. Василий Никифорович я, или дядька Василь, как все зовут.
— Рая.
