скрывать не стали. Им оказался действительный статский советник, бывший следователь по особо важным делам Владимир Григорьевич Орлов.
Этой информации было больше чем достаточно для пронырливых репортеров. Уже на следующий день биографию арестованного расписывали, что называется, в красках — правдивые сведения тонули в выдумках и сплетнях. Особо старались сотрудники органа Коммунистической партии Германии — «Роте фане». К удивлению многих, в том числе и русских эмигрантов, на ее страницах появились даже хвалебные отзывы о берлинской полиции, ранее всячески дискредитируемой, определяемой не иначе как орудие классового господства врага всех трудящихся — буржуазии.
А в Советском Союзе тон задавала газета «Известия», основывая свои сообщения на сведениях собственного корреспондента в столице Германии Л. Кайта. Вот лишь некоторые заголовки почти каждодневных, в течение четырех месяцев, статей: «Новая вакханалия фальшивок», «Фальшивки без конца», «Берлинский „фабрикант“ фальшивок Владимир Орлов» и т. д.
Прошло всего три дня со времени ареста В. Г. Орлова, а прокурорский работник В. В. Ульрих, печально известный нынешнему поколению читателей как «гробовщик» на судебных процессах ЗО-х годов, выступил в государственном официозе с большой статьей о нем, обрисовав гражданам СССР «звериный облик» этого ярого противника большевиков и вообще коммунистической идеологии.
Судя по статье, соответствующие «компетентные» органы давно держали в поле зрения бывшего следователя, считали его одним из злейших врагов Советского Союза.
Так кем же был в действительности «герой» трескучей и широкомасштабной газетной кампании, какие его деяния заставляли разведки и контрразведки СССР, Англии, Франции, Польши, Германии, некоторых других стран и даже русских эмигрантских организаций, заводить на него досье, собирать любую, желательно компрометирующего свойства, информацию, проводить специальные акции по устранению Орлова с арены тайной борьбы?
ВАРШАВА
Владимир Григорьевич Орлов родился, согласно оставленным им биографическим данным, в 1882 году в Зарайском уезде Рязанской губернии. Вскоре семья обедневших дворян Орловых решила перебраться на запад Российской империи — в Польшу. Решение родителей Владимира предопределило во многом его дальнейшую судьбу, по крайней мере, то обстоятельство, что юный переселенец всю сознательную жизнь будет в гуще криминальных, политических и шпионских дел сперва как следователь, потом как крупный врангелевский контрразведчик и уж затем как самостоятельный, но активный борец с международной опасностью — интернациональным коммунистическим движением.
В отличие от тихой, провинциальной Рязани, Варшава представляла собой «кипящий котел» политических страстей. Без преувеличения можно сказать, что польская столица стала чемпионом в империи по количеству совершенных на ее улицах и площадях террористических актов. Социал-демократы, эсеры, различные националистические группировки были едины в одном — ненависти к царским властям, к царской администрации, к военным, особенно к жандармам и полицейским.
Примечателен такой факт — в одной гимназии с Орловым учились, к примеру, известнейшие впоследствии террористы Иван Каляев и Борис Савинков. Недаром одно из первых «отделений по охранению общественной безопасности», называемых в народе «охранками», было учреждено в Варшаве.
Пройти школу политического розыска в польской столице, а тем более руководить отделением, считалось среди жандармских офицеров серьезной заявкой на продвижение по службе в Департаменте полиции. Здесь действительно ковались кадры агентуристов, способных проникать в самые законспирированные революционные организации, разлагать их изнутри, парализуя тем самым опасную деятельность, наносящую реальный ущерб интересам Российской империи.
В Польше, кроме того, дислоцировался самый боеготовый военный округ — Варшавский. Понятно, что его штабы, гарнизоны и укрепленные сооружения являлись объектом первоочередного внимания разведывательных служб потенциальных противников России в лице Германии и Австрии. Отсюда и ускоренное развитие контрразведки штаба округа, формирование ядра квалифицированных «охотников за шпионами», чинов прокуратуры и следователей, специализировавшихся на раскрытии вражеских козней. По числу раскрытых в довоенный период иностранных агентов контрразведка Варшавского округа далеко опередила своих коллег. Реальную опасность от шпионской деятельности в этом регионе хорошо осознавали в Петербурге. Недаром, как указывал в своей книге начальник варшавской контрразведки полковник Николай Батюшин, отпуск средств из государственной казны на секретные расходы составлял тридцать тысяч рублей в год, что было в два с лишним раза больше соответствующих расходов штабов Московского и Петербургского округов.
С целью повысить бдительность военнослужащих и гражданского населения сообщения о разоблачении шпионов систематически публиковались в газетах. Можно предположить, что подобные публикации не остались без внимания выпускника гимназии Владимира Орлова и, возможно, в какой-то степени подтолкнули его к поступлению именно на юридический факультет Варшавского университета.
Усердному, пытливому студенту, не отвлекавшемуся подобно многим другим на участие в разного рода тайных кружках и обществах, учеба давалась сравнительно легко. Досрочно сдавая экзамены, он выкроил время на поездку в Северо-Американские соединенные штаты и прошел там дополнительный курс по криминалистике, уголовной регистрации и постановке учета в следственной сфере.
Не получая денег от родителей, Владимир Орлов вынужден был работать по вечерам наборщиком в типографии и даже матросом на мелких портовых судах. Забегая вперед, отметим, что морской эпизод в его биографии классически использовали сначала некоторые эмигрантские деятели, а затем советские «восхвалители» Коминтерна, не обошли вниманием сей факт даже нынешние демократические историки.
Дело в том, что с 1907 по 1912 год в Одессе действовала подпольная организация черноморских моряков. Она издавала свою газету — «Моряк», создала крепкие ячейки в некоторых иностранных портах, в том числе в Константинополе и Александрии, наладила транспортировку революционной литературы в Россию. С помощью английской полиции и при деятельном участии секретного сотрудника Одесского охранного отделения, значившегося в полицейской картотеке под псевдонимом Американец, нелегальная организация была разгромлена, многие члены ее осуждены и сосланы на поселение в Сибирь.
Уже после Февральской революции допрошенные Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства бывшие директора Департамента полиции Виссарионов и Белецкий показали, что Американец — это человек, связанный с торговым флотом, бывавший в Америке. Для обличителей вчерашних «сатрапов царского режима» большего и не требовалось. Орлов на торговых судах работал — да, и в Соединенных Штатах бывал — факт, как говорится, налицо. Вот и приклеили Орлову кличку Американец. Для пущей убедительности связали его по «тайной службе» с полковником Павлом Заварзиным, который действительно служил в те годы начальником Одесского жандармского управления, а позднее Варшавского и слыл отменным агентуристом, крупным специалистом по борьбе с революционным подпольем. Дело сделано. Сфабрикованная об Орлове информация не раз в течение многих лет воспроизводилась в прессе, статьях и книгах советских и зарубежных авторов.
Чтобы поставить точку в этом вопросе, отсылаем читателя к изданному еще в 1918 году эсером В. Агафоновым сборнику «Заграничная охранка», где черным по белому написано, что Американец — это редактор того самого журнала «Моряк» — Антон Попов (он же Семенов), секретный сотрудник полиции, выдавший одесскую организацию революционных матросов. Так что Орлов в этом деле был ни при чем и ярлык провокатора носил незаслуженно.
КАРЬЕРА СУДЕБНОГО СЛЕДОВАТЕЛЯ
Известие о начале русско-японской войны застало Владимира Орлова в Соединенных Штатах Америки. Движимый патриотическим чувством, он срочно возвращается в Россию и, как и многие его знакомые сверстники, добровольно поступает на военную службу, добиваясь отправки на фронт. Вскоре он оказался в действующей армии, в Маньчжурии. По сохранившимся отрывочным сведениям сложно определить, участвовал ли бывший студент непосредственно в боевых действиях. По логике вещей, командование не могло не учитывать наличие у него университетского диплома 1-й степени, и поэтому он, скорее всего, был определен для прохождения службы в штабные подразделения либо в военно-судебные органы. Как бы там ни было, но свою фронтовую отметку в виде контузии он получил и в 1906 году демобилизовался по здоровью в звании прапорщика крепостной артиллерии.
