За кулисами второго фронта

пересекать, что было необходимо для безопасности СССР.

Содержание пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола ныне хорошо известно.

Эти вопросы были предметом специального рассмотрения на II Съезде народных депутатов СССР (декабрь 1989 г.), где им была дана политическая и правовая оценка.

Для СССР советско-германский пакт, при всех его морально-правовых издержках, был жизненно необходим, ибо позволял Советскому государству сохранить нейтралитет, не быть втянутым в войну между Германией и западными странами, которая, как полагали в Кремле, могла начаться в ближайшее время. Тут был расчет, что война примет затяжной характер и ослабит обе сражающиеся стороны, а СССР выиграет время для усиления своего военно-экономического потенциала и повышения обороноспособности страны. Главной целью было не стремление избежать войны вообще, а оттянуть вступление в войну на возможно более длительный срок и встретить ее, как говорится, во всеоружии. Кроме того, война между Германией и англо-французской коалицией исключала возможность создания единого антисоветского империалистического фронта. А в случае нападения Германии на СССР уже в ходе ее войны с западными демократиями они объективно становились союзниками Советского государства.

Таким образом, пакт давал возможность выиграть время и создать более благоприятную для СССР международную ситуацию. Но, как показали дальнейшие события, советское правительство не сумело полностью использовать эти возможности. Советский Союз оказался втянутым в войну в неблагоприятных для него условиях. Ошибки в оценке международной обстановки привели к ложным выводам и непродуманным действиям нашего правительства.

Но все это было потом, а тогда, в августе — сентябре 1939 г., все диктовалось жестокой необходимостью и оставалось только следовать ей. Так Черчилль об этом писал:

«Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи… Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Эту оценку разделяли и некоторые крупные политики Запада: лидер либеральной партии Ллойд Джордж, английский посол в СССР У. Сидс и другие.

Через неделю после подписания советско-германского пакта Германия напала на Польшу.

Уже более полувека историки у нас и за рубежом спорят о том, насколько велика была бы вероятность этой роковой агрессии, если бы советско-германский пакт не был подписан. Хотя сослагательное наклонение противопоказано историческим исследованиям, но нередко бывает так, что ход событий до и после спорного исторического действия проливает достаточно ясный на него свет. Обратимся к фактам.

Решение Гитлера напасть на Польшу, как известно, было принято еще в марте 1939 г., когда Германия потребовала от Польши передать ей Данциг, предоставить автостраду и железную дорогу, перерезающие «польский коридор». С решительным отказом Польши в этих притязаниях соседа возник германско-польский конфликт, которому суждено было сыграть решающую роль в политическом кризисе 1939 г. 11 апреля Гитлер утвердил план операции «Вайс» — готовности вермахта к нападению на Польшу не позднее 1 сентября. 23 мая он подтвердил свое решение на совещании генералитета и, заглядывая в будущее, говорил: «Не исключено, что германо-польский конфликт приведет к войне с Западом, тогда на первом месте будет борьба против Англии и Франции…» Относительно возможных политических действий СССР он сказал, что, если Советский Союз объединится с Англией и Францией, то это «заставит меня напасть на Англию и Францию и нанести им несколько всесокрушающих ударов». 15 июня была утверждена директива о стратегическом развертывании сухопутных войск вермахта, и, как видно по дневнику начальника генштаба Ф. Гальдера, оперативные планы и в августе не пересматривались.

Это подтверждалось и прямыми действиями Германии. Первые 8 дивизий вермахта были выдвинуты к польской границе еще в июне 1939 г. Под предлогом участия в маневрах в средней Германии и Восточной Пруссии — ближе к Польше — сосредоточились танковые и моторизованные соединения. 16 августа в Восточной Пруссии, а 25 августа по всей Германии развернулась общая мобилизация. 19—22 августа корабли ВМФ получили приказ выйти на боевые позиции в Атлантический океан, чтобы успеть до начала войны пройти балтийские проливы. Так что вопрос о войне против Польши был решен уже в апреле 39- го.

Кое-кто, однако, утверждает, что все это было блефом запугивания Польши и западных демократий. Безусловно, и так. Но были и другие весьма существенные причины для таких действий третьего рейха. На совещании с генералами 22 августа 1939 г. Гитлер сказал:

«Нам терять нечего. Мы можем только выиграть. Наше экономическое положение таково, что мы сможем продержаться лишь несколько лет… У нас нет выбора, мы должны только действовать».

И действительно, милитаризованная экономика рейха не могла долго быть эффективной в условиях мирного времени. Известный историк Б. Мюллер-Гиллебранд писал об этом:

«…Расходы на военные нужды в 1939 г. пришли в такое несоответствие с запросами народного хозяйства, что военная экономика должна была вестись за счет выпуска новыхденег, вследствие чего финансовая, а вместе с ней и экономическая катастрофа становилась совершенно неизбежной. Создалось такое положение, из которого только «прыжок в войну» мог считаться единственным спасением».

Но Германия тогда, после захвата Австрии и в особенности Чехословакии, резко усилилась в военно- промышленном отношении. Ведь Чехословакия была крупнейшим экспортером оружия до 1938 г. (вспомним: 40% мирового экспорта вооружения). После захвата этих стран население Германии увеличилось на 10 миллионов человек и составило 79 миллионов (для сравнения: Франция — 39, Англия — 46 миллионов). Это значительно увеличило ее мобилизационный потенциал. Количество дивизий по сравнению с 1938 г. возросло с 51 до 102, танков — с 720 до 3195, самолетов — с 2500 до 4093. Германия имела четко разработанную теорию блицкрига. Значительная часть населения, особенно, молодежи, фанатически поддерживала фашистский режим.

Но все эти несомненные преимущества были временными: до тех пор, пока потенциальные противники — Англия, Франция и СССР — не развернули свои огромные военно-экономические силы. Но в 1939 г. вермахт стал сильнейшей армией в Европе, и Гитлер спешил реализовать его преимущества в блицкриге против Польши. Он считал «очень вероятным» (и не без оснований), что Англия и Франция не примут участия в войне, но все-таки полагал, что некоторый риск есть. Он говорил: «Англия не позволит себе участвовать в войне, которая продлится годы… За союзника никто умирать не будет». Что касается Советского Союза, то Гитлер был уверен, что он не выступит в одиночку в защиту так враждебно относящейся к нему буржуазной Польши. «Россия, — иронизировал он на совещании генералов 14 августа, — ни в коей мере не расположена таскать каштаны из огня».

Уже после начала войны, 3 сентября, он доверительно писал Муссолини:

«…Я не боялся английских угроз, дуче, потому, что я больше не верю, что мир можно было сохранить дольше,чем на 6 месяцев или, скажем, год. В этих обстоятельствах я решил, что представившийся момент, несмотря ни на что, был самым подходящим… Польская армия будет разбита в кротчайшие сроки. Я сомневаюсь, что можно было бы добиться такого успеха через год или два. Англия и Франция продолжали бы вооружать своего союзника, и решающее техническое превосходство вермахта не было бы столь очевидным, как сейчас».

Как видите, план нападения Германии на Польшу был разработан, утвержден и приведен в действие вне какой-либо связи с советско-германским договором о ненападении. Война эта была для германского руководства делом решенным, и отказываться от него оно не собиралось.

Когда в ходе беседы с Риббентропом 11 августа 1939 г. министр иностранных дел Италии Чиано спросил его: «Что же вам нужно — Данциг или коридор?», — тот ответил: «Ни то, ни другое. Нам нужна война».

И они ее начали. Гитлеру нужна была война. Не мировая — локальная. И против слабого противника, которого — было очевидно — никто не поддержит. А то, что так и произойдет, он ясно видел. Это было так очевидно: политические лидеры Англии и Франции в ту пору никак не могли отважиться смело противостоять Германии своею военной силой. «Убогие черви, я видел их в Мюнхене», — так оценивал фюрер Чемберлена и Даладье. Очень скоро события это подтвердили. Во время войны Германии с Польшей