тренировочных лагерях на западе Фанжера и в обязательном порядке пропущенных через «Тоннель-28» (коридор с мощнейшим ультра-излучателем, где волонтеры превращаются в полнейших идиотов). Про офицеров отдела «А» – убежденных апологетов переустройства мира, и службу безопасности «Бахтар», к коей имеет честь относиться и сам. Про запуганное гражданское население и невыносимый тонкий гул, вгрызающийся в уши всякий раз, когда работает Генератор…
Не надо думать, что все эти бесценные сведения он предоставил по доброй воле и неистовому желанию помочь. Но Макстер оказался нормальным человеком – в первую очередь ценил жизнь, а уж потом – сомнительные постулаты Рема.
– Так вот почему я в этом, – прозревшая Арика в ужасе уставилась на черный прикид шофера, который сидел на ней почти нормально.
– Для твоей же безопасности, душечка. Тебе никто не позволит соваться в пекло. Оставим героям.
– Герои тоже не в восторге, – почесал ссадину за ухом Прух. – Знаешь, Лексус, не хочу казаться ничтожеством, но надоела Пруху эта канитель. У нас в Колокусе есть поговорка: не зли рогатого беса, пусть лучше он тебя злит. Мы обозлили всех бесов в округе. Подумай, тебе надо прыгать выше головы?
– Я не хочу… – прошептала Арика. Как умоляла ее мордашка: Лексус, милый, ну скажи, что ты тоже не хочешь…
– Решайся, Лексус, – бормотал коротышка. – Машина есть, рванем на запад. По Змеиному хребту, через Торнаго. Осядем в Гариббе. Ты школу откроешь, Прух клиентуру обеспечит. Проживем. Арику вон с собой возьмем, ей все равно в ссылку. Решайся, Лексус, хрен с ним, с замком…
– Послушай, герой, – вяло шевелил языком Макстер. – Тебя убьют десять раз, пока доедешь. Никто и никогда не проникал в Цитадель, она неприступна – это закон…
– Ничего. Знание закона не освобождает от соблазна. Ты нам поможешь, Макс… Опомнись, коротышка! Этот мир не подарок, но в нем можно жить. Мы не успеем доехать до Гариббы, как падет Вергилия. Если уже не пала. Через месяц Колокус и Фуриам. Через два – Лагория. Без поставок из Лагории Гарибба продержится неделю. Не утверждаю, что нас убьют. Мы можем выжить, люди живут при любых режимах. Но лично я не хочу. Ты станешь роботом, Прух. Ты будешь молчать, а не зубоскалить. Однажды тебя расстреляют, потому что молчать ты не сможешь. Но пока это не случится, ты будешь трудиться. Представляешь? Ты – трудиться! Подниматься ни свет, ни заря под конвоем, в общем строю тащиться на завод – набивать патроны, точить снаряды, тянуть колючку или решетки для вольеров. Или еще какую- нибудь хренотень. Поздним вечером возвращаться в барак, жевать соленую кашу и несколько часов спать. Каждый день, Прух. Выходных не будет. Какие, к бесу, выходные, когда идет коренная ломка отжившего мира. Так уж водится, Прух, что только избранные имеют право на счастье. К вам с Арикой это не относится.
Не понравилось ему свое обращение к нации. Он замолчал и замкнулся. Потом процедил как бы в никуда:
– Желающие могут остаться. Вернусь – заберу.
В похоронной тиши лучше всего понимаешь безумие «великой миссии». Неужели министр и впрямь рассчитывал, что Верест чего-то добьется?
Означало ли сие молчание согласие, он не понимал. Он уже ни черта не понимал. Голова обретала тяжесть, холод и отсутствие всяческой мысли.
Он безжалостно ткнул под ребра бритоголового.
– Твой выход на сцену, дружище. Живо – план местности, посты, характер дороги, подчиненность силовых структур, субординация, стиль общения. И не забывай – из наших жизней вытекает твоя.
«Цветочки» кончились. Остались лед и камень. Ни Земли с полунищенским существованием, ни тюрьмы, ни Орханта, ни Арики в ручье, доверчиво тянущей к нему ручонки – ничего не было. Только злость. Он сидел справа от Макстера, крутящего баранку. Кобура расстегнута, браслет пульсирует. Форма чуток великовата, но идеальных фигур и не бывает. Арика сзади – следит за шофером. Коротышка, как всегда, по уши в безделье – развалился в закутке для арестантов, дуется, как парус… Леса, поля, перелески. Запашистые луга. Антропогенные пейзажи с распаханными полями и «колхозниками» на карачках. Время обеда давно прошло, но о еде не думалось. Вертели головами, запоминали. Первые часы преобладали равнины – леса служили разделами между дикими лугами и посевами. Деревеньки невзрачные – дерево, солома, камень. Рубленых почти нет – не принято, в лучшем случае стены из горбыля, крыши плоские, черепичные, без карнизов и фасадов.
Шли без остановок, прыгая по ухабам. Серьезных пересечений дорог не было – только мелкие проселки к деревенькам. Пару постов промахнули со свистом – мелькнула черная униформа и автоматы. На третьем тормознули. Некто в портупее встал посреди дороги, махнул рукой. У обочины сторожевая будка и еще двое в форме.
– На постах не зомби, нормальные люди, – делился информацией Макстер. – Если армейские – можно смело чихать; если «Бахтар» – обязательно обшарят. Даже своих.
Эти были армейские – просто нахальнее предыдущих. Черная форма с отложным воротом, на шевронах – дракон, оплетающий лунный рог. Рожи – непроницаемые, туповатые.
– В чем дело? – рявкнул Верест, швыряя в лицо бойцу жетон. Постовой чуть дрогнул. Шевельнулся Макстер – до своих считанные метры. У Арики инструкция: стрелять без соплей. Но ежу понятно – не выстрелит.
– Н-но мы обязаны знать цель и… – заупокойно забубнил постовой, ища взглядом поддержки у товарищей. Но товарищи возле будки поспешно отвернулись.
– Ни черта вы не обязаны знать, – процедил Верест. – Капитан Фаэрс, капитан Макстер, лейтенант Таманто – исполнение служебного задания по приказу полковника Эрзаха. Всё. Как ваша фамилия, капрал?
– Капрал Рут! – щелкнул каблуками постовой. – Старший наряда по охране объекта «49-20»…
– Вот и охраняйте объект, – прорычал Верест. – И уставы почаще читайте. Заводите, коллега.
Макстер не осмелился дернуться.
Чуть позднее Верест понял, что такое объект «49-20». Сетка означает вольер. Загон, клетка, питомник. Не суть. А кусты наводят эстетику – дабы мерзость не сильно бросалась в глаза. Селекционная станция, где
