главное, почему их закинет.
— Знаете, мистер Андерсон, — задумчиво сказал Форрестол. — Знаете, я иногда завидую русским.
— Не понял? — Андерсон и впрямь не понял.
— А особенно я завидую Сталину, — продолжил Форрестол. — Он мог без всяких идиотских демократических процедур взять и расстрелять любого человека. Вам такие фамилии, как Курчатов, Королев — знакомы? Он их всех уничтожил. Просто движением пальца, — и поднял палец вверх. — Вот у меня сейчас точно такое же желание — увезти вас в ближайший подвал и расстрелять там. А на подвале повесить табличку: «Лубянка. Воскресные скидки на уничтожение!». Вы меня понимаете?
Андерсон побледнел:
— Но…
— Да, к сожалению, у нас демократия. Поэтому я вас просто объявлю врагом нации и российским шпионом. Потом будет суд, присяжные, художник нарисует ваш портрет. В стиле раннего Пикассо. Вы видели раннего Пикассо?
— Нет. А кто это? — не понял Андерсон.
— Это расчлененка, мистер физик.
— Это… Это шантаж! — взвизгнул начальник исследовательского центра АНБ.
— Да, — согласился Форрестол. Согласился и улыбнулся. — Так что, или работаем, или…
Несколько секунд Андерсон молчал. На лице его, как на экране, было прекрасно видно, как сражаются две эмоции — честного ученого и честного отца троих детей. Дети победили.
— Хорошо. Мы запускаем следующую партию подопытных, — выдохнул ученый.
— Я и не сомневался, — продолжал улыбаться Форрестол.
Начальник центра шагнул было к двери, но потом оглянулся. Взгляд его был уставшим, злым и отчаянным одновременно.
— Сэр! Вы смотрели фильм «Терминатор»?
— Конечно. И что?
— Я вас хочу предупредить, что мы выпускаем джинна из бутылки. И тот, кто придет к нам оттуда… С ним даже жидкий терминатор не справится.
— Иди, иди, — ухмыльнулся Форрестол.
Когда дверь с тихим шипением закрылась за ученым, улыбка сползла с лица второго советника.
Он долго барабанил пальцами по пластиковому столу.
— Я знаю, мистер Андерсон. Я — знаю.
Камеры видеонаблюдения и встроенные микрофоны бесстрастно зафиксировали шепот второго советника.
В это же самое время доктор Андерсон быстро шагал по коридору центра, и полы его халата развевались, словно знамя в миссии Аламо.[45] То, что он думал, камеры фиксировать не умели. Это могли делать переносные энцефалопередатчики в виде небольших металлических, цвета серебра, медальонов круглой формы. Но Андерсон никогда не прикасался к ним. А думал он просто:
«Иисус! Сделай так, чтобы они все умерли!»
Где-то за небесами кто-то хмыкнул.
ГЛАВА 19
— Старт! — прозвучал бесстрастный голос в голове.
И темнота исчезла.
Свет проявился через нее. Словно в фильме каком-то. Ну, когда у режиссера фантазии или желания не хватает — он делает монтаж. И такой ход есть — темнота и постепенно реальность проявляется.
Вот тут — то же самое.
— Прикольно! — выдохнул Мутабор.
— Угу, — меланхолично поддержал его Раббит.
Да…
Корсунь-Шевченковский котел[46] во всей своей красе. Как организаторы чемпионата и обещали.
Танк был выбран стандартно. «Тигр». Раббит, на правах авторитета, сидел в командирском кресле. Мутабор был назначен механиком-водителем. Римма сидела на месте стрелка-радиста. Орги так порекомендовали. Мол, хватит. Заряжающий?
— В отличие от реальных танков Второй мировой здесь вам будет помогать компьютерная программа, — широко улыбнулся какой-то чувак в белом халате.
Хм… А вообще? Зачем ученые белые халаты носят? Это, типа, традиция такая? Так вешали бы знаки различия… Нет. Не бейджики. Что там на этих бейджиках? Одна фамилия. Андерсон, например. Ну и кто он? Да и хрен с ним, с Андерсоном.
А картина — завораживает.
Представьте себе. Белый снег. Белая метель. И до горизонта — кладбище мертвых машин.
— О! — непроизвольно крикнул Митёк.
— Что «о»? — раздался голос командира в наушниках.
— Мне это снилось! Раббит, понимаешь, мне это снилось!
— И что? Мне как-то бритые мамонты снились. Что с того? — равнодушно ответил командир.
— Это слоны были, наверное? — хихикнула Римма.
— Не. Именно мамонты. Именно бритые. Они ко мне домой пришли и спать легли на диван. А я сидел и думал около этого дивана — чем их кормить и как они в туалет ходить будут. А еще думал — зачем они хоботы поверх одеяла положили?
— Это тоже мне снилось, — задумчиво сказал Митёк.
— Что? — в один голос сказали Римма и Раббит.
— Что ты сейчас глумишься, а через секунду-другую на нас русские танки выйдут…
— ТАНКИ СПРАВА! — вдруг заорал Раббит, и, не дожидаясь команды, Мутабор рванул вперед, одновременно разворачивая тяжелую машину в сторону надвигающейся опасности.
«Тигр» развернулся в сторону надвигающихся русских танков. Мутабор чувствовал себя как в игре. Почти как в игре… Очень уж тут реалистичная графика. И не только графика. Честно говоря, руки устают штурвальное колесо крутить.
— Позицию занял!
— Назад, назад, назад! — заорал Раббит в наушниках.
Раббит включил заднюю передачу. Танк тихо попятился…
И было от чего. Русские танки постепенно выползали из-за горизонта, словно татаро-монгольская орда. Их было так много…
И против одного «Тигра».
— Блин, сколько же их! — скользнул тихим шепотом голос Риммы.
— Не так и много, — ехидно ответил Раббит. — Около тридцати штук.
— Да ладно? — поразился Мутабор. — А мне кажется, штук двести-триста!
— Когда кажется — креститься надо. Пересчитаешь потом, в записи.
Такова человеческая психика. Когда она воспринимает больше, чем могла представить до этого — начинает оперировать огромными числами. Ну что такое — тридцать танков? Фигня, да? А вы видели тридцать танков, несущихся на тебя? И выцеливающих именно тебя? Сразу кажется, что их тут штук сто. Нет. Триста. Конечно, триста! А как иначе?
А что там на самом деле?
Да во всей пятой гвардейской танковой армии было двести танков и самоходных установок. И действовали они не на одном поле, не на одном направлении и не в одной атаке. Это командир танка
