Только зря он беспокоился – никуда госпожа Черняева не делась.
Сидела она на застекленной террасе (несмотря на солнечную погодку, здесь не было душно – а все из- за удачной конструкции домика), читала книжку в потрепанном переплете. Увидев Грача, отложила ее на кушетку, поднялась.
– А вот и наша Синяя Борода, – сказала она, улыбаясь. – Прибыл с инспекцией или же так… отдохнуть?
Грач почему-то ответил не сразу. Повернулся, посмотрел, как пляшут пылинки в солнечном клине. Втянул носом воздух – пахло жасминовым чаем.
– Пожалуй, с инспекцией, – сказал он. – А к ночи, глядишь, и для отдыха выберусь.
– Ну, тогда инспектируй, – Евгения Адамовна опустилась обратно на кушетку, закинула ногу на ногу.
– Как, поймал моего обидчика? – вдруг спросила она.
– Кого?..
– Дохтурова Павла Романовича. Ты ведь за ним отправился, я это сразу поняла. Даже, каюсь, подумала – ты его сюда привезешь. А что? Стали бы жить вместе. Этакая менаж а труа по-харбински! – Она засмеялась.
Грач тоже засмеялся, искренне и добродушно. Даже уши заколыхались, загорелись на солнце.
– Нет уж, это для меня чересчур эпатажно.
– Как знаешь. Горничной не было. Почему?
– Не было и не будет, – сказал Грач. – Ты уж сама, матушка.
– И долго? – Евгения помедлила и добавила: – Впрочем, знаю. Пока ты моего Дохтурова не изловишь, придется мне тут затворничать. Верно?
– Верно… – Грач подошел к окну, выглянул. – А чего занавесь не задернешь? Я ведь наказывал.
– Кому тут смотреть. Чай будешь, Синяя Борода?
– Выпью, – Грач подергал за шнурок от шторы. Тот, как назло, застрял. Он дернул сильнее – и проклятый шнурок оборвался у самого потолка. Откинутая штора заколыхалась на распахнутом окне.
Послышалось мелодичное звяканье фарфора.
– Я налила, – сказала Евгения Адамовна. – Иди.
Лицо у нее было без обычной колючести. Расслабленное, незлобивое. Словно и впрямь они тут семьей жили.
– Сейчас, – сказал Грач.
Он шагнул к столу, но потом бесшумно переменил направление. Подошел к Евгении Адамовне сзади и, когда та слегка повернула голову, одним быстрым и очень умелым движением накинул ей на шею шнурок.
«В адрес», как выразился чиновник для поручений Грач, отправились на пролетке. Правил сам Грач, отчего Павел Романович заключил, что экипаж – казенный.
Город он знал так себе, хотя и прожил в нем до всех этих зловещих событий без малого четыре месяца. Поэтому ориентировался сейчас с немалым трудом.
Пара лошадок мышиной масти неторопливой рысью прокатила их мимо дома харбинского спиртоторгового общества, потом свернули на Казначейскую, миновали Сиреневый бульвар.
После своей отлучки чиновник для поручений несколько переменился. Хмурился, все потирал влажной ладонью затылок. Павел Романович ничего не мог с собой сделать – смотрел на него сочувственно. Вот ведь въелось врачебное «Спасать и помогать»! С университетской скамьи, не вытравишь. Да и надо ли?
Наконец он не выдержал:
– Сильно мучаетесь?
– Что?! – Грач в первый момент опешил и вытаращился на спутника испуганно – словно тот спросил о чем-то, что никому знать не положено. Но потом сообразил, ухмыльнулся:
– А вы с чего взяли?
– Тут много думать нечего, – ответил Павел Романович, – у вас сильная подагра, да грудная жаба вдобавок.
Грач посмотрел на него уважительно:
– Это вы что ж, по внешнему виду?
– Именно, – ответил Дохтуров. И не удержался, добавил: – На ходу говорить не стану, а после могу назначить весьма эффективное средство.
– Э-э, доктор, – засмеялся Грач, – да если ждет нас с вами это «потом», так все рецепты станут без надобности. У нас ведь такое лекарство в руках будет – от всех хворей на свете. А может, и от смерти самой? – Он наклонился с козел, посмотрел очень внимательно: – Вы мне расскажите, что это за штука такая, с чем едят? А то ведь я за нашими хлопотами и не спросил у вас главного…
– Сперва скажите, как вам удалось докопаться? – невежливо перебил его вопросом Павел Романович.
Грач посуровел.
– Неважно, – отрезал он. – Главное, что не ошибся.
Он помолчал недолго, а потом (как раз проезжали кожевенное товарищество «Единорог») добавил:
– Хочу вас кое о чем предупредить, Павел Романович.
Но не договорил – запах вкруг «Единорога» стоял такой, что бедные лошадки сбились с шага и захрапели.
– Вот ведь чертова фабрика, – проворчал Грач. – Давно б ее прихлопнуть, да властям теперь не до этаких тонкостей.
– А что такое?
– Открыли ее прошлым летом, некто Вавилайнен и Хидмич. Одно слово: журналисты столичные, пустые людишки. Там у себя как-то влипли в историю, но выкрутились, раздобыли деньжат – и к нам укатили. Надумали издавать газету – будто тут своих мало. И, ясное дело, прогорели в дым. Мы было решили – все, теперь утекут обратно. Ан нет! Известное дело: хохол с чухной – упрямейшие существа на свете. Да только на одном упрямстве дела не сделаешь, тут еще и голова требуется. А у нашей пары с последним не очень. Кинулись вот в кожевенное производство. Так и здесь осрамились: сырья закупили, а машины приобрели старые да мастеров толковых не взяли. Так, дуриков всяких насобирали. Почитай – сэкономили. Вот и лежат у них теперь шкуры невыделанные, ароматизируют атмосферу. Тьфу!..
Грач замолчал, сосредоточившись на лошадях. Когда миновали скандализировавшее округу товарищество, сказал, возвращаясь к прежнему:
– Предупредить вас хочу. Мероприятие у нас непростое, по-всякому может сложиться. Ежели попытаетесь что-нибудь супротив договоренности сделать – я вас тотчас жизни лишу. Застрелю аккуратненько, сквозь карман. И не промажу, не сомневайтесь.
Вот еще напасть! Теперь этот подлый полицейский с расстроенными нервами. Ведь и впрямь с перепугу застрелит. Не понимая, что тогда всему – конец. Разве попытаться объяснить, рассказать про
Павел Романович мысленно взмолился: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!»
А вслух сказал, покачав головой:
– Неразумно. Как вы сами заметили – мероприятие ждет непростое. Стало быть, и нервы будут возбуждены. Мало ли что покажется? А вы сразу – стрелять.
Но Грач не стал ни возражать, ни спорить. Только посмотрел выразительно, после чего стало со всей непреложностью очевидно: как сказал, так и сделает.
Уже вечерело, длинные тени деревьев перечеркнули насквозь мостовую. Район был чистым, для благородной публики. Мимо тянулись симпатичные двухэтажные особнячки. Правда, из недорогих. Где ж это?..
Павел Романович понял, что совсем перестал ориентироваться.
– Тпрру!.. – Грач натянул поводья, кони встали.
Он неловко соскочил с козел.
– Этот? – спросил Павел Романович, разглядывая салатного цвета постройку с башенкой.
– Нет. Там, впереди. Экипаж оставим, а сами пешком прогуляемся. Так спокойней… – Отчего так
