окончательных судебных решений, а толпа воздвигла идолов, поставила их на высокий пьедестал. И надо обладать огромным мужеством, чтобы откровенно, не боясь быть растоптанным, пойти против общественного мнения, против толпы. Сказать людям: «Остановитесь, сначала разберитесь, ибо есть правда, но есть и большая ложь». В то время никто не захотел стать «белой вороной».
Общественное мнение довлело над прокуратурой, над ее руководством. Вот почему я всегда был и остаюсь противником поспешных, непродуманных публикаций по уголовным делам, особенно до вынесения судебных решений. Они могут помешать отправлению правосудия, могут подтолкнуть к вынесению необъективного, ложного приговора, исковеркать судьбу невиновного человека.
Так и произошло. Прокуратура не нашла мужества и смелости, чтобы вовремя пресечь беззаконие, может быть и ценой жертв. Попытка Сухарева разобраться в гдляновских делах обернулась для него потерей прокурорского кресла. Автор этих строк тоже потерпел не меньше. Зато безнаказанной осталась пресса, особенно те журналисты, которые слишком падки на сенсацию, а ведь и на их совести человеческие трагедии.
К концу 1989 года в ходе расследования дела о нарушениях законности в Узбекистане был собран достаточный материал, который позволял сделать определенные выводы. Я уже докладывал Сухареву о возможности их обсуждения на коллегии прокуратуры Союза ССР. Александр Яковлевич не торопился. Он был неплохим политиком, чутко улавливал ситуацию. Полностью доверял мне, но, видимо, еще раз хотел, чтобы я сам себя перепроверил, убедился в достаточности аргументов. Потом, конец года — не совсем удобное время, надо было подвести итоги работы в целом прокуратуры, оценить положение в стране с преступностью, наметить меры. Поэтому коллегия откладывалась. И вот наконец-то ее проведение назначили на 8 февраля 1990 года.
Я должен был представить коллегии основную информацию. Кроме этого, как и заведено регламентом, на меня легла основная тяжесть по подготовке проектов решения коллегии и приказа Генерального прокурора СССР. За неделю до начала коллегии все документы были подготовлены. Я бы не сказал, что сценарий коллегии тщательно проигрывался, хотя он и готовился организационно-контрольным управлением. Людей не готовили заранее к выступлениям, не определяли их направленность. После моего выступления предполагалось выступление начальника следственной части Сбоева А. Было предложено выступить нескольким следователям и прокурорам. Старший следователь по особо важным делам Калиниченко сам изъявил желание сказать несколько слов. Учитывая исключительно важный характер коллегии и то, что на ней будут звучать факты, ранее неизвестные широкому кругу людей, решено было придать ей открытый характер. На нее пригласили прессу, телевидение, членов съездовской комиссии, руководителей всех отделов, управлений прокуратуры Союза.
Накануне меня пригласил А. Я. Сухарев, коротко спросил о моей готовности. Я ответил утвердительно. Сказал, что сообщение будет состоять из двух частей: сначала скажу о нарушениях законности, допущенных группой Гдляна, а потом о недостатках прокурорского надзора. Сухарев вновь осведомился о моем мнении по поводу необходимости вхождения в Верховный Совет СССР с представлением на получение согласия на привлечение к уголовной ответственности Гдляна и Иванова. Я заявил, что остаюсь на прежних позициях и буду просить коллегию поддержать меня в необходимости такого представления. Сухарев ответил, что на коллегии решим все вопросы.
К коллегии готовилась не только прокуратура, готовился к ней и Гдлян, но по-своему. В день ее проведения здание прокуратуры блокировали пикетчики с транспарантами и плакатами в поддержку Гдляна и требованиями отставки руководства прокуратуры. Мы уже к ним как-то привыкли и не обращали внимания.
Коллегия началась ровно в десять часов. Зал заседаний был полностью заполнен прокурорскими работниками, корреспондентами.
За столом коллегии, кроме ее членов, разместились сопредседатели съездовской комиссии Р. Медведев, В. Ярин, народные депутаты СССР И. Игнатович, Ю. Соколова, Б. Сафаров и независимый наблюдатель — прокурор, назначенный Верховным Советом СССР, Э. Мартинсон. Сухарев объявил повестку работы коллегии, сообщил, кто на ней присутствует. Кажется были все в сборе, кроме двоих — Гдляна и Иванова.
Заместитель начальника организационно-контрольного управления Янюшкин сообщил, что приглашения им обоим своевременно высланы.
Сообщение Ячюшкина дополнил заместитель Генерального прокурора СССР Я. Э. Дзенитис. Он рассказал, что по поручению А. Сухарева он пригласил на беседу Гдляна и Иванова. Оба явились. Им было сообщено о предстоящей коллегии и предложено явиться на нее. Гдлян ответил, что никаких пояснений они не собираются никому давать и на коллегию не явятся. Здесь я должен уточнить, что Гдлян и Иванов в то время состояли в штате прокуратуры, однако фактически следствием, другой работой не занимались.
Я. Дзенитису оба заявили, что не будут расследовать уголовных дел, не будут принимать их к своему производству. Являясь народными депутатами, они заняты более важными делами.
Видимо, как я для себя отметил, бороться с мафией они решили на митингах и собраниях.
После короткого обмена мнениями члены коллегии признали возможным работать в отсутствии Гдляна и Иванова, которые еще раз показали свою боязнь вступать в полемику с пррфессионалами.
Сухарев предоставил мне слово. Я вышел за трибуну, за которую выходил уже много раз. Однако на некоторое время меня охватило волнение. Правда, я с ним быстро справился, попросил для сообщения 30– 40 минут. Сухарев ответил, что это слишком много, но все-таки согласился с просьбой. Говорил я час и пять минут. Никто меня не остановил. Уже после коллегии Александр Яковлевич мне скажет, что я обрушил на присутствующих такую информацию, о которой никто раньше не слышал, поэтому он и не останавливал меня.
Я и сам чувствовал по залу, как сидящие в нем с интересом и внимательно слушали сообщение. А сказать было что. До коллегии нам удалось систематизировать основные методы работы Гдляна, его группы и формы беззакония, мы располагали обширным фактическим материалом. Выступление на коллегии явится потом основой представления в Верховный Совет СССР.
После сообщения на меня посыпался град вопросов. Меня постоянно переспрашивали: «Действительно ли это все было?» Пришлось снова говорить о незаконных семейных арестах, о фальсификации доказательств, о принуждениях на допросах, об арестах депутатов без ведома и согласия на то соответствующих Советов, о недостаче вещественных доказательств и многом другом.
Подробно я остановился на недостатках прокурорского надзора, на порочности широко распространившейся в то время практики получения следователями прокуратуры СССР санкции на аресты у прокуроров на местах, которые никакого надзора за следствием не осуществляли. Привел пример с Титоренко А. Тот сначала работал заместителем прокурора Хорезмской, а потом Ташкентской области. Он дал более 50 санкций на арест Гдляну и его следователям, 47 из них в последующем признают незаконными. Людей освободят из-под стражи, признают невиновными. Он даст санкции не только на арест жителей указанных двух областей, но и лиц, проживающих далеко за их пределами.
Титоренко в Узбекистане начинал свой путь со следователя одной из групп, а потом уже был назначен заместителем прокурора. В гдляновской группе его называли «карманным» прокурором из-за того, что сам являлся в кабинеты следователей для дачи санкций с печатью в кармане. Он явно превысил свои служебные полномочия, а в ряде случаев допустил халатность. Мы предъявили ему обвинение и приготовили материалы дела для направления в суд. По известным причинам оно тоже будет потом прекращено.
На коллегии я привел и другой пример, когда Гдлян принуждал, вплоть до угроз, местных прокуроров к санкционированию ему арестов вопреки установленному порядку. Об этом нам на допросах подробно поведал бывший прокурор Шахрисабзского района Хуррамов Шариф.
В ноябре 1984 года Ш. Хуррамов вместе со своими помощниками и следователями будет выселен из здания районной прокуратуры Гдляном. Им временно предложат занять несколько кабинетов в городской прокуратуре. Выселение они между собой называли «временной оккупацией». Одновременно Гдляном были «оккупированы» здания районного отдела милиции, изолятора временного содержания. У входа в районную прокуратуру, милицию и ИВС Гдлян выставил вооруженную охрану из военнослужащих. Вход в них местным работникам был запрещен.
