— Это не Перун, — молвил он. — Я видел такого в Ростове, в тамошнем Чудском конце. Только тот идол вытесан из камня и намного больше. Просто огромный.
Мономах спрыгнул с седла, носком сапога разворошил груду углей и пепла на кострище. Вспыхнула оранжевая искра и тут же погасла.
— Недавно жгли. — Он поднял с земли комок грязных перьев. — Петуха, что ли, спалили?
Княжич оседлал коня и выехал с капища.
— Это Кривой Велес, подземный бог, покровитель колдунов и песнотворцев.
— Почему кривой? — удивился Георгий.
— Это его имя. От него назвалось племя кривичей. Северная чудь тоже почитает этого бога. У них считается, что он враг Перуна.
— А Полоцк стоит в земле кривичей! — догадался варяг.
— Нам нужно где-нибудь спрятаться, — сказал княжич и направил коня прочь от капища.
Несда, осенившись крестом, был бы рад убраться от кумирни куда подальше. К тому же слова про петуха натолкнули его на неприятные догадки. Но Мономах всего лишь вернулся к лесу, спрыгнул с коня и привязал его к стволу. То же самое сделал Георгий, а затем взвалил на себя тороки. Несда, не любивший верховой езды, на этот раз спешился неохотно.
Они поднялись снова на верх горы и укрылись за большим бугром, из-за которого хорошо были видны очертания идола. Дождь прекратился. Почти круглый месяц уверенно распугивал рваные тучи, не позволяя им затмить себя. Варяг тут же принялся копаться в тороке. Княжич без смущения расположился на грязной траве, плотно завернувшись в плащ. Георгий с ворчаньем пересадил его на расстеленную овчинную кошму. Себе достал такую же. После этого извлек из другого торока снедь: холодное мясо с луком, пироги и деревянный жбан кваса.
— Эй, купец, что стоишь, будто кумир? — спросил Мономах с набитым ртом. — Мокрой травы боишься, а подстилку не взял? Эх ты.
Он подвинулся, уступая место.
— Садись. Сторожить будем. Или ты думал — придем, волхва быстро повяжем и назад? Сразу видно, что на охоте никогда не бывал. Чтобы зверя выманить, иногда полдня потратишь. А тут не зверь, тут… Человек хуже зверя бывает, знаешь ли это, купец? Да ты ешь, не робей.
Несда, вымокший, замерзший, опечаленный, почуяв сильный голод, взял пирог и стал медленно жевать.
— Знаю, что человек не сравнится со зверем, — ответил он. Пирог ему попался со сладкой кашей.
— Посмотри, Георгий, — усмехнулся Мономах, — а он не так-то прост! Верно, что человек не равен зверю. В лучших своих делах он много выше зверя, а в худших — много ниже бессловесной твари. Почему ты не взял с собой оружие, купец?
Несда перестал есть и закусил губу, раздумывая. Этот вопрос день ото дня становился для него все глубже.
— Я духовный сан приму, — вдруг сказал он. И сам испугался таким словам.
— Вон оно что! — подивился княжич. — А ну-ка отвечай, откуда это: «Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня. В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал. И Он услышал…»
— Семнадцатый псалом, — не дал ему договорить Несда.
— Верно! А это: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут».
— Тридцать шестой.
— Тоже верно, — удивился Мономах. — А так можешь?
Он произнес фразу на греческом языке. Несда, подумав, ответил:
— Ты сказал: «Если кто из вас может другим услужить, от Бога пусть воздаяния ожидает и вечных благ насладится».
Княжич, все более изумляясь, еще какое-то время испытывал его познания. А затем сказал такое, от чего Несду, несмотря на сырой холод и ветер, бросило в жар.
— Епископом будешь! — Придвинувшись ближе, Мономах заговорил вдохновенно, горячо и страстно: — Я город построю, в Ростовской земле, там будет столица Руси. Там леса непроходимые, холод сильнее, чем тут, дух суровый. Язычество искореним. Здесь же нам степь не даст житья. И за Киев дядья и их сыновья грызться будут, верное слово. Не хочу этого…
— В Ростове батька Леонтий епископ, — вставил Несда.
— Так то в Ростове. Я же другой город построю, великий. Своим именем назову. Пойдешь туда епископом?
Несда помотал головой.
— Власти страшусь.
— Дурень. — Мономах отодвинулся. — Власть Богом дается для дела. На Руси дела много. А ты как раб ленивый хочешь жизнь прожить?
— Я книги люблю.
— Книги я тоже люблю. Только никто за меня моего дела не сделает. И твоего тоже. Все сам должен. Вот ты думаешь — за меня Георгий и прочие отроки все делают? Как бы не так. Я в Ростов через землю вятичей шел. Ты знаешь, что такое идти сквозь вятичей, прямой дорогой, через леса? Все равно что через половецкое становище. — Мономах наклонился к нему и жарко дышал в лицо. — Отовсюду в тебя стрелы и сулицы метят, а ты их не видишь. Каждую ночь сторожевой наряд выставлять, как на войне, да и днем не зевать. На старшего в дружине не полагаться — самому около кметей ложиться и вставать до рассвета, и оружие с себя не снимать. Никогда не давать себе покоя — вот княжья доля. Вбей себе в голову, купец: на мне держится Русь.
— На тебе?
— На тебе! На каждом. Если будешь следовать этому, то и другие так же делать станут. Понял?
— Понял, — кивнул Несда и уточнил: — А как с книгами?
— Вот же заладил. Ну стань Васильем Великим и пиши книги!
— Васильем не могу, — опешил Несда. — Георгием Амартолом, пожалуй. Он монах был.
— Иди в монахи! К Феодосию. Там лучше всего. Феодосьевы иноки, сказывают, чудеса творят.
— Меня отец прибьет.
— Купец? Не прибьет. Я тебя выкуплю…
— Князь! — встрял Георгий. — Больно громко говоришь. Все волхвы разбегутся.
— Волхвы! — вдруг сказал Несда, вытягивая шею. Впереди во тьме ему почудились отсветы огня.
— Что? Где? Сколько их? — посыпалось одновременно.
Варяг и княжич вползли на верх бугра и затаились, вжавшись в траву. Несда залег рядом. На капище в самом деле горело яркое пламя. Потом быстро вспыхнула вторая поленница дров, за ней третья.
— Маслом разжигает, — прошептал Георгий. — Или смолой.
От одного кострища к другому переходила человеческая фигура, запаляя огни. Только последний, прогоревший днем костер зажегся едва-едва, пламя плясало у самой земли.
На волхве был длинный плащ с клобуком, закрывавшим голову.
— Ну повернись, — упрашивал его шепотом Георгий, — повернись… Если это оборотень Всеслав, нам его не одолеть.
— А ты знаешь Всеслава в лицо? — тихо посмеялся Мономах.
— Ох… и впрямь не знаю.
— Я тоже никогда его не видел. Тогда не все ли равно, кто там колдует. Надо подойти ближе. Он нас не увидит, мы придем из темноты.
Княжич встал в полный рост, распахнул плащ и беззвучно обнажил меч.
— Меч святого Бориса. Пошли, Георгий. А ты, купец, оставайся на месте и жди. Если мы не вернемся, действуй как знаешь. Бог тебе поможет.
Он перекрестился и зашагал к капищу, не прячась. За ним, осенясь знамением, двинулся варяг,
