- Что делать станешь, когда уволишься? - спросил Брютц
- Пойду к Клинкту. И еще кое-кого из наших позову. Станем отбиваться, когда ты придешь, чтобы его арестовать.
- Неплохо придумано, - согласился Брютц. - Значит, чтобы выручить Клинкта службу бросаешь. И жизнью рискуешь?
- Я же говорю: наш он. Ты что, забыл уже? Вместе харахорийскую компанию прошли. И жизнь он мне однажды спас. Подвиг, конечно, в размере войны, незаметный, но для меня этот важно.
- Я и не знал, - удивился лейтенант. - Когда это случилось?
- В заливе Квоч, - Лицо у Нообста затвердело, скулы обострились, а глаза стали какими-то странными. Вроде бы, глядели куда-то в далекое прошлое. - Мы тогда пиратский бриг брали. Они отбивались. Сам знаешь, как они у себя на кораблях дерутся. Им там каждый уголок знаком. А для нас все чужое. Но и мы тоже, ничего, старались... Так и бегали друг за другом. То мы их резали, то они нас. На меня сразу четверо навалились. Не знаю, откуда они и взялись. Сам искал, кого бы поймать. А тут сразу четверо, и все мечами машут. Ну, думаю, все. С четырьмя мне не управиться. Но двоих я все-таки уложил. И они меня несколько раз полоснули. В бедро, и плечо. Прижали меня к борту. А на палубе кровище... - Нообст покачал головой и поморщился, - я и поскользнулся. За борт полетел. Но успел ухватиться левой рукой за какой-то канат. У них на бриге, везде сплошные канаты, я за один из них и уцепился. И вишу, болтаюсь, как дерьмо на веревочке. Левой рукой за канат держусь, в правой меч. До сих пор понять не могу, чего я его берег. Двумя руками за канат держаться - куда надежней. Мог бы, конечно, спрыгнуть в море, до берега недалеко, так я плавать не умею.
- Не умеешь плавать? - удивился лейтенант.
- Не умею, - подтвердил Нообст. - В детстве два раза тонул и стал бояться воды. Вот и не научился.
- Понятно. Так что там дальше было, на бриге?
- Ничего хорошего. Я на веревке болтаюсь, а на меня две пиратские рожи уставились. Им смешно. Ржут. Дожидаются, пока я выбираться стану. Тут Клинкт и появился...
Нообст поднялся, бесшумно подошел к двери и ударил по створке ногой. Дверь распахнулась и отбросила капрала Коорна. Тяжелая створка вполне могла бы расплющить лицо любому. Но не Коорну. Лицо у него и без этого было плоским, как блин. А правому уху досталось. Оно мгновенно налилось румянцем и прямо на глазах стало увеличиваться.
- Жду приказаний! - вытянулся капрал. - По природной тупости он посчитал, будто лейтенант и сержант не поняли, что он подслушивал.
А для сержанта это не было новостью. Но наказывать Коорна не имело смысла. Коорн подслушивал всегда. И делал он это не из любопытства. Подслушанные секреты капрал продавал и получал значительную прибавку, к жалованию.
- Бегом к городским воротам! - рявкнул Нообст. - Усилить досмотр и бдить!
- Есть, усилить досмотр и бдить! - повторил капрал, и, громко топоча, выбежал из караульного помещения. Но новость, которую он услышал, была такой важной, такой горячей, что пальцы обжечь можно. И надо было побыстрей ее продать, пока она не остыла. Поэтому к воротам капрал не поспешил, и бдить не стал, а помчался к ближайшему скверу. Там, в кустах акации, у Нообста было оборудовано подходящее местечко для торговли секретами.
Сержант вернулся к столу. Закрывать дверь он не стал. Болван Коорн мог вернуться.
- Разделался Клинкт с ними быстро, - Нообст будто и не прерывал своего рассказа. - Стал меня вытаскивать. Я тяжелый, а он маленький, но тащит. И два раза останавливался, от пиратов отбивался. Вытащил он меня все-таки. А я канат выпустить не могу. Прямо приросла рука. Так Клинкт каждый палец отдельно от каната отрывал. В общем, спас он меня тогда.
- Я об этом и не знал.
- Никто не знает. Я никому не рассказывал, хвастаться нечем. А Клинкт тоже, видно, никому не рассказал. Это же Клинкт - он вообще мало говорит.
- Клинкт говорит мало, - согласился лейтенант. - А тебе подавать в отставку нет смысла. Арестовывать Клинкта мы не станем.
- А приказ Слейга?
- Мультифрита у Клинкта нет. Украли у него Мультифрит.
- В шкатулке, которую несли... - Нообст усмехнулся. - Да Клинкт их всех как щенят провел. Я что, Клинкта не знаю?!
- Верно, провел их Клинкт, - подтвердил лейтенант. - А Мультифрит тем временем украли. Прямо из сокровищницы. Сделали подкоп и унесли. Такие вот дела. У Клинкта лицо почернело. Шутка ли - реликвия клана, сотни лет передавалась от главы к главе, а он не досмотрел. Позор.
- Да, - согласился Нообст. - У гномов с этим жестко. Надо бы ему помочь.
- И я об этом думаю, - согласился лейтенант Брютц. - Давай посоображаем, что мы можем сделать. Кристалл, я думаю, еще в городе.
Маленький Хэмми был способным шпионом. Он так умело и незаметно отирался возле штаб-квартиры Крагозея, что стоявшие возле дверей, часовые не замечали его. Несомненно, этому помогало и то, что Хэмми, как всегда, был в сером. Он однажды прочел в книге какого-то умного ученого, что самый незаметный цвет в природе - серый, и запомнил это. С тех пор, как Хэмми стал личным шпионом Крагозея, он одевался исключительно в серое. На этот раз, он был не в пиджачке и брюках, а в сером комбинезоне. И кепочка на голове тоже была серая, с серым козырьком. А половину лица закрывал серый шарф. В городе ходили слухи о какой-то заразной болезни, и многие носили шарфы, закрывая ими рот и нос. Дышать через такой шарф еще можно было, а крупным микробам, что разносили болезнь, никак через шарф плотной вязки пробиться не удавалось. Так что, и скрывая свое лицо, Хэмми не выделялся.
Улучшив момент, когда часовые загляделись на гоблина, который встретил знакомого эльфа, и тут же стал его бить, Хэмми ловко проскользнул в дверь. Дверь тревожно заскрипела, но было уже поздно. Краснорубашечникам запрещалось входить в дом без вызова Крагозея. Часовые переглянулись, сделали вид, будто не слышали скрипа, и, не обращая больше внимания на гоблина, тем более, что тот уже помирился с эльфом, продолжили бдительно охранять штаб-квартиру.
В комнате находились двое: Крагозей и Умняга Тугодум. Умняга сидел на широкой скамейке в позе размышления. Левая нога его была закинута на правую, Локоть левой руки упирался в колено, подбородок покоился на сжатой в кулак ладони. Взгляд теоретика был направлен на что-то очень отдаленное. Он пронизывал не только стену штаб-квартиры, но и толстую, сложенную из дикого камня, городскую стену. И устремлялся еще дальше, в края, неведомые никому, даже самому Умняге.
Крагозей же, сидел за столом и что-то быстро писал. Иногда он переставал писать и устремлял пристальный взгляд в правый угол, где висел большой красочный портрет отца-основателя Геликса и его первого правителя, непревзойденного воина и изворотливого политика, народного героя, Халабудра Первого. Он же Халабудр Неудержимый, он же Халабудр Неустрашимый.
Неизвестный художник сумел подчеркнуть именно эти два великих качества. Народный герой был изображен в момент стремительного движения. Лицо его было сурово, глаза горели жаждой деятельности, волосы развевались на сильном ветру. Левая нога героя делала решительный шаг вперед, а резким взмахом правой руки он звал за собой народ. Впереди светилось что-то похожее на зарево, и это означало, что Халабудр неудержимо и неустрашимо зовет свой народ в светлое будущее. Посмотришь на картину, и сразу становится понятно: такого не остановишь! И не остановили. Он создал город-государство и стал в нем править. Жестковат, конечно, был, Халабудр, жестковат и резковат. Но, некоторым это нравилось. После него правили другие Халабудры. Они не были столь же неудержимы и неустрашимы, как их предок, хотя и продолжали вести народ вперед. Но к светлому будущему так и не привели. Поэтому их перестали любить и свергли. Городом стал управлять сам народ, в лице, бургомистра, избранного прямым и всенародным голосованием. Но, и после этого, светлое будущее не наступило. Многие горожане стали мечтать о новом Халабурде, неудержимом и неустрашимом.
Крагозей какое-то время внимательно вглядывался в одухотворенное, пылающее отвагой и любовью к народу, лицо своего любимого героя, а, набравшись сил и вдохновения, снова начинал писать быстро и
