посреди мутно-желтого безоблачного неба, нагревая и без того горячие головы собравшихся, как будто замерло в ожидании: что произойдет дальше?
Урчание моторов. На площадь на малой скорости выехал мотоциклист, следом ползла черно-оранжевая машина с зарешеченными окошками. Толпа заволновалась. Люди приподнимались на цыпочки, вытягивали шеи. По ступеням лестницы спустился отряд полицейских в шлемах, на спине у каждого висел деревянный щит. Они выстроились в две шеренги, образовав живой коридор между машиной и зданием суда. Возле машины – движение. Со своего места он не мог разглядеть человека, которого оттуда вывели, но, в отличие от остальной публики, он и не стремился во что бы то ни стало его увидеть. Это был его родной брат. В настоящее время судимый за оскорбление президента высшей научной инстанции – Совета Мудрых, а также за высказывание взглядов, которые доводили добропорядочных представителей официальной науки до белого каления.
Толпа вела себя дисциплинированно: народ получил свое зрелище, угостившись между делом мороженым и газировкой, а большего и не надо. Зато пикетчики вошли в раж. Они колотили кулаками по щитам на спинах у полицейских и выкрикивали угрозы. «Расстрелять его! – громче всех орал представительный дядька в съехавших на кончик носа золотых очках. – Расстрелять! Он убийца науки! Он опровергает общеизвестные научные истины!»
Полицейские с честью выполнили свою задачу: сквозь оцепление никто не прорвался. Массивные двустворчатые двери захлопнулись, и публика начала расходиться. Он тоже побрел к машине, доедая на ходу подтаявшее мороженое. Своими выступлениями брат всю научную общественность поставил на уши – несмотря на то, что сам до сих пор пребывает в этом паршивом отгороженно-оцепенелом состоянии, которое охватило его после того, как пропала девчонка.
«Сволочь… – процедил он, отпирая дверцу машины. – Ну и сволочь же ты, я тебя еще достану…»
Вначале брат никак не хотел поверить, что его девчонка погибла. Потом всплыли кое-какие дополнительные факты, перечеркнувшие прежнюю версию, – и нате вам, теперь он никак не может поверить, что она жива! Дрянное дело. Только самолюбие не позволяло ему послать это дело к черным богам. Ну, и еще привязанность к брату. И жалость к девчонке. Вытащив из-за пазухи пухлый бумажник, он извлек оттуда маленькую черно-белую фотографию. Тонкое лицо с огромными глазищами. Выражение немного вымученное: не любит фотографироваться, но должна сняться на документ. Вчерашняя школьница, из-за которой его брат, сорокалетний мужик, с концом потерял голову. А когда ее умыкнули, обставив это как убийство, у него совсем крыша поехала.
Убрав фотографию, он завел машину. Ухмыльнулся: есть у него кое-что в запасе. Вот возьмет он в заложники одного из их теплой компании, провернет задуманное дельце с шантажом – и тогда посмотрим, кто будет кусать локти последним…
Сквозь отверстия под потолком кельи сочился свет. Мартин открыл глаза. «Ничего у меня в тот раз с шантажом не вышло. Кинули меня как мальчишку…» Этот обрывок мысли принадлежал иной, виртуальной реальности. Усмехнувшись, он поднялся на ноги, с хрустом потянулся. В этом сне не было боли. Зато было нечто другое… Фотография. Лицо девушки на втором портрете в холле у Эша, один к одному! Только портрет был выполнен в цвете, а фотография черно-белая.
Эта деталь окончательно убедила Мартина в том, что ни с каким «прошлым» сны-видения не связаны. Слишком уж неправдоподобное совпадение. Еще бы Мадине это растолковать…
В коридоре у входа в келью его ждал один из учеников мага-хранителя. А может, какой-то другой тьессин – Мартин пока еще не научился различать их. Жестами тот пригласил его следовать за собой. Где- то вдали гулко и неразборчиво звучали голоса. Лишенный окон коридор освещали расставленные в нишах аквариумы с веретенообразными мерцающими существами. Зыбкий голубоватый полумрак. Тьессин плыл впереди, как тень, его гребни слабо трепетали. Мартин шагал следом, пытаясь припомнить, кого же он обозвал во сне «сволочью»? Не брата. И не его девчонку. Кого-то, кто противостоял ему в той игре. Как же ему хотелось с ним разобраться… Стоп. Не с ним, а с ней.
Спохватившись, Мартин мысленно взял себя за шиворот и встряхнул. Нечего вспоминать то, чего не было. Чуть не втянулся… Мало того, что Мадина от этих снов слегка шизанулась, так теперь и он туда же!
За поворотом, в конце следующего коридора, лучилась дневным светом стрельчатая арка. Выход наружу. Вокруг громоздились скалы, вдали виднелся издырявленный фрагмент округлого, мертвенно- желтоватого чудовищного сооружения – канаморского X-объекта. Туда нельзя. Канаморский X-объект контролирует Габри.
После завтрака Аблес, тьессинский маг-хранитель (имя его было пятнадцатисложным и начиналось с горлового придыхания, но, пожалев людей, он согласился на Аблеса: два первых слога, придыхание опущено), раздал всем индивидуальные защитные устройства – покрытые миниатюрными вмятинами шарики на шнурках. Теплые на ощупь, с виду костяные. Похожий был у Эша. Их полагалось носить на шее. Мадина заменила шнурок на витую серебряную цепочку, остальные удовлетворились тем, что есть. Сам Аблес тоже надел такую штуку. Ученики сложили в одной из кают бронекара его багаж: дюжину резных шкатулок и кучу кожаных мешочков. Оборудование, понял Мартин. Потом притащили корзины с тьессинской едой. Потом принесли четыре раковинообразных X-объекта, которые, по словам Аблеса, надлежало укрепить на машине с четырех сторон – тогда она будет невидима для магического наблюдения. Мартин воспользовался для этого универсальным клеем «Хвецан». Хвецаны – это похожие на земных тритонов амфибии, обитающие в лидонских тропических болотах. Если хвецан вцепится тебе в палец, оторвать его можно только вместе с пальцем. Клей вполне оправдывал свое название.
– От обычного визуального наблюдения мы никак не защищены. Кочевники сообщат Габри, что мы приближаемся, – встревоженно заметила Мадина.
Она выглядела осунувшейся, то и дело зевала. Наверняка всю ночь не сомкнула глаз: боялась опять увидеть сон про войну.
– Это вряд ли, – возразил Мартин. – В смысле, вряд ли он держит дозорных. Он же всемогущ! Такие типы, как правило, чересчур полагаются на свою аппаратуру.
Аблес ушел и вскоре вернулся с металлической шкатулкой. Тащил он ее с трудом, но ученикам не доверил. Поставив ношу на землю, огляделся, кивком подозвал Сотимару и принялся что-то объяснять. Его растопыренные гребни нервно подрагивали.
– Он просит вас запереть это в сейфе, и чтобы никто без него туда не лазил, – повернулся к Мартину фаяниец. – Он говорит, в шкатулке лежит очень-очень плохая вещь, очень вредная вещь, ему самому страшно. Возможно, придется использовать ее против Габри. Пока она внутри, она закрыта со всех сторон, отделена от мира… Как бы это сказать…
– Заэкранирована? – подсказал Мартин на импере.
– Да, заэкранирована. Мы все должны обещать, что не будем ее трогать.
– Пусть сперва скажет, что это такое. Если хреновина радиоактивна, дешевле обойдется прищучить Габри другими средствами.
Ему пришлось объяснить Сотимаре, что такое радиация: чадорийские ученые о ней ничего не знали. А вот Аблес, похоже, знал.
– Не то, – перевел его ответ фаяниец. – Совсем другое.
Присев на корточки, тьессин вынул из кармана своей синей хламиды ключик и отпер шкатулку. Внутри лежало нечто ажурное, спиралевидное, завораживающе-перекрученное, с блестящим утолщением в центре. Аблес захлопнул крышку.
– Оно взрывается? – осведомился Мартин.
– Нет, – перевел Сотимара. – Оно ловит. Нехорошая, опасная вещь. Это… – Выслушав новое пояснение Аблеса, он добавил: – Люди-охотники ставят капкан, когда хотят поймать животное. Это капкан для Габри. Паад, я сам не до конца понимаю, что он имеет в виду. Он плохо владеет савашейским, а других человеческих языков не знает вообще. Но он настоятельно просит всех нас обращаться с этой вещью поосторожней.
Мартин запер нехорошую вещь в сейфе, они простились с остальными тьессинами – и поехали.
Путь до Саятто занял неделю. Каменистое бездорожье, как следует на разгонишься, да еще приходилось петлять среди скал, объезжать участки сельвы, которые кое-где вторгались в горную страну
