По дороге Медникова сделала еще пару попыток заставить Ларина изменить свое жесткое решение. Она искренне не могла понять, чего тот добивается. Но Андрей был неумолим.
«Лексус» заехал на стоянку в Охотном Ряду. Пистолет исчез в кармане куртки. Но руку оттуда Ларин не доставал.
– А теперь все дружненько и без глупостей топаем к Стариканову, – предложил он, глядя на громаду Государственной думы.
Муратов уже смирился с тем, что происходит. Впрочем, как и Катя. Артур Федорович лишь опасливо напомнил Андрею:
– Пистолет-то в машине оставьте, а то там рамка стоит, металлодетектор.
– А он и не из металла сделан. Это керамика. С такими раньше террористы самолеты захватывали.
Втроем поднялись на крыльцо. Дождались лифта. Пока кабинка поднималась, никто не проронил ни слова. Муратов почему-то разглядывал свои ногти, а Катя с ненавистью смотрела на Ларина. Андрей же довольно улыбался.
– Приехали, – он пропустил вперед своих пленников и повел их по коридору.
Муратов на автомате здоровался со встречными, постепенно замедляя шаг.
– Может, все-таки не надо? Какая сумма вас устроит?
– Я же говорил – со мной торговаться бессмысленно, – Ларин не слишком-то учтиво подтолкнул Артура Федоровича в спину.
К счастью, Стариканов оказался на месте. Он удивленно поднял голову, когда увидел, как в его просторный кабинет вошла троица.
– Чем обязан? – он строго посмотрел на Муратова, тот покосился на Андрея.
Ларин быстро и толково разъяснил Стариканову, что происходило у него за спиной и кто инициировал скандальные сливы компромата в Интернет.
Некоторое время Нил Константинович молчал, переваривая услышанное. Ему не хотелось верить в то, что женщина, которой он доверял, так гнусно его подставила. Но факты были налицо. Он крутил в руках флешку, забранную у Кати. А потом его прорвало:
– Ну, ты, Катька, и дура. Какого хрена тебе еще не хватало? Ты же такое натворила, тебя за это мало живьем в земле закопать. Я бы и закопал, да только толку от этого никакого. Распутница дремучая, – крикнул он, подскочив к Медниковой, но руку на женщину все-таки не поднял. – Уж лучше бы ты нас всех сифилисом наградила. Денег ей захотелось. Да у тебя и без этого из всех дырок баксы торчали. Хавальник на святое разинула. Ну, все, кончилось мое терпение. Вернешь все до последнего цента, что от них получила. А Дымов, не сомневайся, все суммы узнает. И гонорары свои вернешь. Голая останешься. Будешь теперь у меня год без оплаты работать, как путана проштрафившаяся. С голоду не сдохнешь – брюлики продашь, квартиру на меньшую поменяешь.
Медникова ничего не говорила в свое оправдание. Понимала, что все могло кончиться для нее намного хуже. Благо времена на дворе стояли другие, и Стариканову хотелось хоть внешне казаться цивилизованным человеком. И тут его тяжелый взгляд упал на Муратова.
– А ну-ка, иди сюда, – прошипел Нил Константинович, и пальцы его хищно согнулись, словно он собирался вцепиться ими в розовощекую морду партийного функционера.
Артур Федорович сделал пару нерешительных шажков, и тут политтехнолог ухватил его, намотал галстук на ладонь и потянул к письменному столу. После чего пригнул и принялся тыкать лицом в столешницу.
– А это тебе, идиот, за то, что чужим торговать со своим Волошиным надумал. Выделили вам делянку, на ней и паситесь, а они на чужое губу раскатали. Это же надо додуматься – лодку раскачивать, в которой вместе плывем. На грош прибыли получили, а у честных покупателей веру в самое святое подорвали. Человек деньги платит, а вы его дураком в Интернете выставляете. Уроды! – Стариканов еще несколько раз ткнул коллегу по Госдуме мордой в стол, плюнул на ковер и брезгливо отряхнул ладони. – Значит, так. Сделанного уже не исправишь, но смикшировать последствия можно. Первым делом все не по понятиям полученные за внесение в партийные списки деньги в наш партийный общак вернете и штраф заплатите. О сумме я с Волошиным разбираться буду. Хотя нет, придется ему местами в профильных Комитетах рассчитываться. К обиженным людям чтобы сам лично съездил, покаялся и все объяснил. Чтобы у них в моей честности сомнений не возникало. Потом сам проверю – исполнил ли. А от «правдоруба» вашего в Интернете покаянный комментарий должен появиться. Мол, извиняется, его самого подставили, а видеозапись настоящая, вот только звук на ней вредительски наложенный. На самом деле люди о рыбалке говорили, о том, как с детьми-внуками выходные провести. А их очернили…
Ларин за это время не проронил ни слова. Он молчал и тогда, когда в кабинете появился руководитель партийной разведки. Стариканов сам ему обо всем рассказал, передав провинившихся в руки Змея Искусителя.
После чего Нил Константинович по-отечески приобнял Андрея за плечи и, выведя его в приемную, произнес:
– Правильно я в тебе не сомневался. Как первый раз тебя увидел, так и понял – наш ты человек. Но совет тебе на всякий случай дам. Муратов тебе деньги откупные предлагал?
– Предлагал.
– Сколько? – прищурился Стариканов.
– До суммы дело не дошло, я сразу отказался.
– А вот это неправильно. Потому слушай мой совет. Если тебя кто-то перекупить попробует, ты все же суммой поинтересуйся, а уж потом отказывайся. Придешь ко мне, я тебе еще больше заплачу. Вот те крест, – сказав это, политтехнолог размашисто перекрестился и склонил голову – так, словно бы в храме стоял.
Странное дело, но почему-то особой радости в душе Ларин не испытывал. Вроде бы все правильно сделал – разыграл комбинацию как по нотам. И люди, которые оказались наказаны, были, в сущности, мерзавцами. Но и помог он не ангелам, ведь Стариканов более походил на безрогого черта, хотя и косил со своей бородой под священника. И все же чувство вины Андрей испытывал. Ну, не мог он, несмотря на всю свою подготовку, смотреть на женщин так же, как на мужчин. В том смысле, что он прощал дамам больше.
Ларин, никуда не торопясь, возвращался домой по вечерней Москве. Он чувствовал себя ужасно одиноким в огромном городе. Вокруг него сновали прохожие. У всех были дела, домашние заботы, простые и понятные. Они оставались самими собой: и на работе, и на улице. А вот он не мог себе этого позволить. Как бы ему хотелось бросить все к черту, перестать притворяться. Но Андрей не имел права располагать собой. Да, он был сильным, многое умел, многое знал. Но оставался лишь винтиком в системе, построенной Дугиным.
Можно было утешать себя мыслью о будущем результате. Но, по большому счету, за последнее время Ларин не мог гордиться собой. То немногое и хорошее, что он совершил, напрочь перечеркивало сделанное им в сговоре с подонками от власти.
Он открыл дверь подъезда. По привычке не воспользовался лифтом, а поднялся пешком. Когда его отделяло от квартиры еще два этажа, он услышал какие-то странные звуки. Не то кто-то подавился, не то всхлипывал.
Андрей преодолел еще несколько маршей и остановился в удивлении. Под дверями его квартиры на пластиковом ящике из-под бутылок, который вот уже вторую неделю стоял в подъезде и использовался курильщиками как табурет, сидела Медникова. Вид у нее был как у кошки, побывавшей под дождем: волосы взлохмачены и растрепаны ветром, косметика смазана. Катя держала в пальцах погасшую сигарету. Она подняла голову и глянула на Ларина.
– Ну, что, теперь доволен? – с вызовом произнесла она, и только тогда Андрей понял, что женщина пьяна.
– О чем ты? – передернул плечами Ларин. – Ничего личного, лишь бизнес и карьера. Вот только каждый из нас понимает это по-своему.
Медникова всхлипнула, растерла рукавом тушь на глазу.
– А меня тебе, значит, не жаль? Беззащитную женщину каждый обидеть может. Уроды. И ты урод. Я тебе просто в глаза посмотреть хотела.
