злополучный вечер? Наверное, всех на ноги поднял. Сколько времени он ничего не знал о своем сотруднике? Да, три дня. Это потом Антон разыскал интернет-кафе и на последние двадцать рублей купил себе возможность посидеть за компьютером. Тогда-то он и отправил Быкову на его электронную почту письмо, сообщив, что жив и здоров. А вот о делах, которые заставляют его не возвращаться и из-за которых он скрывает свое местопребывание, он рассказывать шефу пока не стал, ограничился тем, что сообщил о следе, ведущем к массовым преступлениям, и что помощь Быкова ему понадобится в самый ближайший момент.
Можно было бы и подробнее написать, но кто знает, вдруг Быков сорвется и полетит сюда, вдруг строго прикажет возвращаться и не лезть? Вдруг модератор прочтет электронное письмо, или оно станет другим способом доступно местной полиции? Нет уж, если не знаешь, насколько рискуешь, то не рискуй совсем. И Антон не написал, где он и чем занимается. То, что ему влетит от начальника, он не сомневался, но бросить начатого не мог.
Телефонный звонок заставил Антонину вздрогнуть. Она взяла со стола свой мобильник, и лицо ее потеплело, когда высветился номер ее отца.
– Да, папа.
– Тоня, Антон там? – Его напряженный голос напугал женщину. – Дай ему трубку.
– Папа, а что случилось?
– Дай ему трубку! – отрезал Сергей Викентьевич. Дочь давненько не слышала от него таких жестких интонаций.
– Антон! – Чувствовалось, что старик прикрывает трубку ладонью. Фоном слышна была музыка и громкие голоса. – Антон, беда случилась! Помнишь, ты ходил на станцию «Скорой помощи»? Ну, к Нине- диспетчеру?
– Помню, помню! Что стряслось, Сергей Викентьевич?
– Нина со своей подругой поделилась, а у той сын… В общем, у них в компании подобное дело было. Ну, с полицией. Парня там одного забирали и… ну, ты понимаешь. Вот он и загорелся. Короче, Антон, парнишка перефотографировал несколько страниц журнала вызовов с данными пострадавших в отделах полиции.
– Здорово! – обрадовался Антон. – Спасибо вам, Сергей Викентьевич.
– На душе у меня неспокойно, Антон. Беду чувствую, что ли. Ты бы приехал, забрал бы… как это называется… карту памяти, что ли, из фотоаппарата.
– Говорите адрес, сейчас я что-нибудь придумаю.
– Земляничная, четырнадцать. Это возле старого Ремзавода, там коттеджи, между Садовой и Металлистов. Дом увидишь, у него крыша свежевыкрашенная. Да и шумно тут, столы на улицу вытащили, музыка играет.
Антон вернул Антонине трубку и бросился в свою комнату одеваться. Она тихо вошла следом, остановилась, прислонившись к косяку, и поджала губы. Почему же с ними всегда так сложно? Антон никогда этого не мог понять. Ведь все же люди, все сделаны из «одного теста», а понимание важности и неважности такое разное. Почему женщинам всегда нужно объяснять, доказывать… Хотя они нам тоже объясняют и доказывают свое. А когда до нас не доходит, просто делают то, что собирались, независимо от того, поняли мы или нет, согласны мы или нет.
– Это важно, Тоня, – сказал Антон, накидывая куртку и подходя к ней. – Я должен ехать.
– И до утра это, конечно, потерпеть не может? – спокойно, но с легким сарказмом спросила Антонина. – Дом сгорит, поезд уйдет?
Антон попытался не нахмуриться и не начать играть желваками на скулах. Он мысленно посчитал до десяти, выдохнул, взяв ее за плечи, поцеловал в лоб нейтральным поцелуем и, выскочив на веранду, бросил:
– Это моя работа, Тоня.
Теперь надо думать о деле. Как, к примеру, добраться в город? Ноги уже сами несли Антона к дому Леонтьева. Хорошо, дома! Вон и «уазик» его служебный стоит. Лишь бы не сломан был!
Машина оказалась не сломана, и участковый действительно был дома. Объяснять много не пришлось, и через пятнадцать минут они уже ехали в сторону Сарапинска. Только Леонтьев все время хмурился и раздраженно молчал.
– Вы чего, Петр Васильевич? – подозрительно спросил Антон. – Я вам планы какие-то на вечер поломал?
– Да нет! Какие там планы? – проворчал капитан и на некоторое время замолчал. Потом неожиданно добавил уже с нескрываемым раздражением: – Помощники эти… внештатные. Сами по лезвию бритвы ходим, а ты еще дилетанта привлек. А если кто-то еще знает, если «капнул» кто-нибудь? Мы же и глазом моргнуть не успеем, как сами загремим в камеру.
– Боитесь?
– Боюсь! – вдруг сорвался на крик участковый. – Боюсь и дела не сделать, и жизнь себе поломать. Бездарно все прошляпить я боюсь. Подобные дела так не делаются. Нужен план, нужны свои люди. А это – время, подготовка, обдумывание. А у тебя все легко и просто: шмыг, прыг и в дамках! Тут подсуетился, там пошептался, и половина города знает.
– А может, это и хорошо, что половина города знает! – задорно выпалил Антон, которого одолела веселая злость. – Половина города знает, половина города воспряла духом, половина города на нашей стороне. Если такая масса народа будет у нас за спиной, то чего же бояться? Бояться надо, когда никто ничего не знает, когда мы можем исчезнуть, и никто ничего не заподозрит. Нет их и не было! Мне вообще порой кажется, что надо выходить на улицу с плакатами, создавать какой-нибудь официальный комитет жертв произвола, телевидение приглашать. А мы мышиную возню устроили.
Леонтьев буркнул что-то невнятное и замолчал. Антон покосился на капитана. Жалко его: вроде здоровый крепкий мужик, а в этой ситуации начал как-то буксовать. Ни вперед, ни назад. Хотя одно уже хорошо, что не назад.
Нужную улицу они нашли быстро. Все-таки Леонтьев город знал хорошо. Но подъезжать к самому дому Антон ему запретил.
– Вы лучше вон туда, – показал он пальцем на закрытое уличное кафе, – за стенку задом сдайте и фары потушите. И с улицы вас будет не видно, и выехать в случае чего можно быстро. Только… удирать на вашей машине, если приспичит, я не буду. Получится, что и сам спалился, и вас спалю. Вы уж сами по ситуации ориентируйтесь, Петр Васильевич. Будет шум и стрельба, значит, выждите и уезжайте. И живите дальше, как совесть подскажет.
– Ладно, иди и не каркай, – огрызнулся капитан.
Антон неторопливо направился к Земляничной улице. Это было очень здорово, что на всей улице было только два фонаря, и те в самом конце. Улица скорее походила на переулок – так она была узка. Пожалуй, две машины не разъедутся. И освещена она лишь светом из окон домов. А это значит, что видно максимум куда ногу поставить.
Нужный дом, судя по номерам, будет четвертый на правой стороне. Двор был освещен, и музыка была уже слышна. Антон прислушался к ней и чуть не пропустил звук автомобильного мотора. Машина приближалась сзади, и деваться Антону было некуда, если не считать низкого, заросшего вьюном забора справа от себя. Только бы не собака! И он совершил, как делал это когда-то в школе, в спортзале, – прыжок в высоту стилем «ножницы», надеясь, что во дворе с такими низкими заборами собак не держат. Обязательно убежит.
Приземлился Антон на обе ноги и, не услышав злобного лая и звона собачьей цепи, притих под самым забором на корточках. Меньше чем через минуту по улице проехала машина с включенным ближним светом. Вот она остановилась, и водитель заглушил мотор. Кажется, как раз возле четырнадцатого дома! Это называется – опоздали! То-то интуиция старого фельдшера не подвела, не зря ведь беспокоился.
Антон приподнялся над забором, высунул голову, посмотрел налево, потом направо. Слева ничего и никого. Тихо. Справа машина с габаритными огнями стоит посреди улицы, а трое в «гражданке» подходят к калитке. Музыку убавили, но разгоряченные алкоголем гости пока не угомонились, не поняли, что происходит.
И опять шальная мысль. Антон привык, что первая же идея – самая лучшая, по крайней мере в его
