– Он отправился в другую сторону, – нарушил отчаянную, хуже крика, тишину негромкий голос Риса. – Не хочет нарваться.
– Испугался нас? – пискнул кто-то из младших.
– Он не знает, что это мы. Ему помешало что-то непонятное, и он решил не связываться. Он осторожный. Подумал, наверное, что имеет дело с магом.
– Так ты и есть маг! Ослы они, если такого, как ты, выпнули из своей школы.
– Я не маг. Я колдовать не умею.
– Ну а что ты сейчас сделал?
– Это не магия.
– А что тогда?!
– Не знаю.
Ференцу хотелось заплакать, выругаться, кого-нибудь пырнуть ножом – Гонбера или другую такую же суку. Остальным в общем-то все равно, еще один пропал, бывает: то кургузы заметут, то в драке зашибут, а еще есть демоны, чокнутые маги, упыри… Смерть может подстерегать тебя за каждым углом, Хенек Манжетка не первый и не последний, но для Ференца он был закадычным другом.
– Идите без меня, – выдавил Берда-младший. – Я потом.
Нижнереченские гурьбой повалили прочь. Всем хотелось поскорее отсюда смыться.
Ференц медленно, делая каждый шаг через силу, направился к особняку. Серые от въевшейся грязи леса, брошенные строительной артелью, пошатывались и поскрипывали, поэтому он не сразу уловил звук шагов за спиной. Развернулся, мгновенно вспотев и нашаривая в кармане нож – и с неимоверным облегчением выдохнул, увидев Риса.
– Я тоже туда.
Ференц молча потащился дальше. Вдруг все это окажется ошибкой, и Хенек там живой, раненый, но живой, и его еще можно вылечить… Толкнул ногой тяжелую дверь. Ага, замок сломан. Выстуженная пыльная зала без мебели. Где-то наверху жужжат мухи.
– На втором этаже, – тихо прошелестело позади.
Острый запах крови и кала. Полутемная комната, блеклые журавли на обоях, заляпанный пол. То, что привязано к вбитым в стенку скобам, выглядит, как частью выпотрошенный труп. И хорошо, что Хенек уже труп, Живодер привык растягивать удовольствие.
Отведя взгляд, Ференц пробормотал заупокойную молитву, обращенную к богу смерти Акетису, Кадаху Радеющему и богине милосердия Тавше. Сделать для друга что-то еще он был не в силах.
– Все теперича, пошли.
Его опять начало пошатывать.
– Подожди!
Рис присел, обмакнул кончики пальцев в кровь.
– Я убью Живодера. Слышишь меня, Хенек… И все остальные. Я его убью, – встал, взглянул на Ференца. – Теперь идем.
На улицу вышли молча. Добрели до поворота.
– Тут недалеко есть винная лавка, – сипло вымолвил Берда Младший. – Возьмем чего-нибудь, а? Иначе худо станет.
– Ага, – согласился Рис, морщась.
У него сейчас башка должна болеть. Употребил он немного, не то что те, кто эту дурь жует и жует и остановиться не может, но все равно сколько-то времени будет маяться.
Лавка находилась около Механического двора, где мастерят всякие заводные штуковины вроде музыкальных шкатулок величиной с орех или железных рыцарей в человеческий рост. Из-за высокой кирпичной стены доносился металлический перестук, скрежет, лязг, мелодичный перезвон колокольцев, поэтому Ференц не сразу обратил внимание на шум позади. Оглянулся, приготовившись драпануть, да так и прирос к битой брусчатке: такое шикарное представление не каждый день увидишь!
Сшиблись двое крутых парней. Сразу видно, птицы высокого полета, и в то же время не из благородных. Один лысый, зато с форсистыми усиками, шея вроде не короткая, но толстенная, как бревно, в один охват с головой. У второго морда бритая, жесткая, резкие складки от носа к углам рта, длинные черные волосы с такой густой проседью, что выглядят грязными, хотя он еще не старый.
Оба в клепаной коже, в первостатейных штанах с накладными карманами и чешуйчатых «драконьих» сапогах. Двигаются – засмотришься: не дешевка, бойцы! Скользят по кругу, не сближаясь, изучают друг друга перед атакой. У Лысого в одной руке нож, в другой удавка, у Грязноволосого – тоже нож и кастет с торчащими крючьями. Натуральный поединок посреди улицы. Ференц даже о случившейся беде забыл.
– Идем отсюда, – позвал Рис тревожным надтреснутым голосом.
– Давай до конца доглядим. На кого ставишь?
– Линяем скорее, пока они не закончили.
– Да им же нет до нас дела!
– Есть, – он произнес это таким тоном, что Ференца пробрало. – Победитель нас убьет.
Точняк, если набегут кургузы – начнут трясти свидетелей, поэтому тот, кто уцелеет, постарается замести следы. Хоть Рис и странный, котелок у него варит.
– Линяем, – с сожалением согласился Ференц.
У поворота оглянулся через плечо: схватка продолжалась, Лысый попытался накинуть на врага удавку, но Грязноволосый подставил крючья кастета, крутанул и вырвал шнурок. Эх, жаль, нельзя досмотреть… Но Рис прав, таким парням досужие зрители не нужны.
– Пошли сюда.
Обнаружив, что его ведут к одуряющее красивой сонной хоромине с выпуклыми, как стрекозиные глаза, громадными окнами, Ференц оторопело мотнул головой и уперся на месте.
– Ты чего, это же могила, там четверо то ли пятеро домопроходцев подохло!
– Со мной не подохнешь. Надо где-нибудь переждать, те двое нас видели.
Берде Младшему стало досадно: сдрейфил, как малолетка из хорошей семьи. Все же знают, что для Риса эти многоэтажные ловушки – все равно что дом родной.
– Ладно, заметано, пошли, – он независимо шмыгнул носом и выпятил грудь.
Хоромы по всем статьям оказались хоромами: белые лестницы, синие и бирюзовые потолки, по стенам удивительные цветы из волшебного светящегося стекла, на гнутых серебряных стеблях. Поднялись на четвертый, кажется, этаж, в зал с широченным окном-фонарем, за которым громоздились неказистые серые крыши и дымили трубы. А напротив окна словно бы нет никакой стены: выход в сад, незнакомые деревья окутаны пеной бахромчатых нежно-розовых соцветий, сияет ласковое солнышко…
Ференц шагнул туда – и уткнулся в невидимую преграду.
– Это не настоящее, – сказал позади Рис. – Не то магическая фреска, не то вовсе наваждение. Разве ты никогда о них не слышал?
Слышать-то слышал, но ни разу не видел. Сконфуженно ухмыльнувшись, Ференц извлек из кармана добытую в лавке бутылку портвейна «Багряный кулак». «Багряный» – потому что цвет такой, а «кулак» – потому что вырубает. Ему хотелось вырубиться, чтобы хоть на время забыть о том, что висело на стенке в купеческой развалине.
Выковырял ножом пробку, отхлебнул из горлышка, сунул выпивку Рису. Тот слыл таким трезвенником, что смех один, однако сейчас отказываться не стал, тоже отхлебнул. Небось развезет его. Но что бы он по пьяни ни отколол, Ференц не дурак, чтобы потешаться над парнем, который способен зубами перегрызть незримую нить, соединяющую дух с бренным телом.
Рис поставил «Багряный кулак» на пол, разжал перемазанные засохшей кровью пальцы. Ага, он же поклялся на крови, что убьет Гонбера… Такими обещаниями не бросаются. Ференц схватил бутылку и снова отхлебнул, чтобы прогнать жуть, и тут его осенило:
– Рис, послушай… Разве ты не можешь Живодера так же прикончить? Ну, жевануть «пастилы» – и отправить его в небеса, как воздушный шарик, и пусть его сучью душу демоны слопают!
– Думаешь, я не пробовал? Помнишь, я зимой выпросил у вас «пастилу», полторы плитки? Я с нее не просто так торчал, а пытался достать Живодера. Насмотрелся тогда, что он делает… Научился освобождать тех, кого он мучает, но его самого таким способом не убьешь. Его держит не нить, а много канатов, которые
