слишком большими для этого узкого бледного лица, а в остальном все как у людей. Возможно, у Риса была причина опасаться, что его опознает кто не надо.
– Эта пелерина вся в брильянтах, если загнать их по отдельности – заживем, как лорды, но можно погореть, вот и просим тебя разведать, не выйдет ли боком, если ее хапнем.
– Чья пелерина?
– Принцессы Лормы, – выложил после заминки Ференц.
В течение некоторого времени Рис сидел неподвижно и молчал, непроницаемый за своей буйной челкой. Потом пробормотал:
– Ничего себе, у вас аппетиты.
– Мы все обмозговали. Принцесса два раза в месяц ездит к одной бабке-ведьме, жрице Лухинь Двуликой. Тейзург знает, что у них за ведьмовские дела, но это у нас в Заречье, мы следили. В дом заходит в пелерине, а возле окна стоит без нее – значит, скидывает в прихожей. А через квартал оттуда есть сонные дома, рукой подать. Ты нас там дождешься, мы рванем через дворы, мигом проскочим. Что скажешь?
– Я подумаю.
– Возьми, чего мы тебе притаранили.
Ференц положил перед ним пару новых добротных ботинок и холщовую сумку со снедью. Это немного смахивало на приношение божеству. Рис прямо на месте переобулся, его прежние башмаки вконец изодрались, вот-вот подметки отвалятся. Обувка на нем все равно что горела.
– Впору?
– Ага, – он тряхнул челкой. – Спасибо.
Еще бы не впору! На заказ изготовили, как для аристократа. В конце осени он как-то раз заночевал на хазе у нижнереченских, и с его узкой грязной ступни сняли мерку (даже не заметил, дрых, как убитый), с тех пор уже третью пару справили, чтоб носил на здоровье. Все по велению хитрого и дальновидного старого Берды. Тот считал, что этого Риса угрозами принуждать к соучастию бесполезно и обманывать тоже нельзя – прогадаешь, его надо приручить, как собаку или кошку.
Ференц не всегда понимал своего деда, но тот неизменно оказывался прав, а кто его не слушал, потом локти кусали. Однажды Рис уже отплатил за добро: на исходе зимы предупредил о грядущем рейде городской стражи, так что не зря его прикармливали и зазывали погреться, ничего не спрашивая взамен. Кабы не то предостережение, всем нижнереченским пришлось бы худо. Старый Берда – самый башковитый из главарей городских банд, он знает, что делает.
Рис поднялся на ноги, пацаны тоже повставали и расступились. Мгновение – и его след простыл.
Вокруг теснились многоэтажные дома с растрескавшейся штукатуркой и мелкими окошками. Мутные коричневые лужи, кучи мусора, нахватавшиеся крысиных повадок эонхийские голуби. Недоброе, словно пеплом присыпанное небо. Пограничная территория между Заречьем и Шестигоркой, если нарваться тут на шестигорских – будет сшибка.
– Валим домой, – скомандовал Ференц.
Им пришлось побегать, выслеживая Риса. Он с виду тщедушный и хрупкий, словно не жилец на этом свете, но именно что с виду, а на деле носится, лазает и прыгает – будь здоров. Если прижмет, может с крыши на крышу сигануть, и ни разу еще не сорвался. Эх, какой бы знатный вор из него вышел! Но Рис говорит, что ему нельзя: на нем то ли заклятие, то ли порча, и если от его воровства кому-то станет плохо, он на другой же день помрет страшной смертью. Так что стянуть он может разве что какую-нибудь съестную мелочовку вроде булки или яблока, и то не у всякого. Ференц от всей души его жалел: талант есть, а пользоваться не моги.
Берда велел нижнереченским в случае чего за него заступаться, хотя обычно он успевал улепетнуть раньше, чем начинались неприятности. Правда, один раз не успел. Его тогда скрутили и затащили в подвал трое отморозков самого дрянного пошиба. Что произошло после, никто не видел, но их всех нашли в этом подвале мертвых, с растерзанными глотками. Рваные раны, следы клыков, как будто напала собака. Или что-то похуже собаки. Рис ничего толком объяснить не мог: вроде он каким-то образом вырвался и убежал, но что за существо атаковало его мучителей – не понял, не рассмотрел. Он потом еще долго ходил перепуганный, шарахался от каждого встречного.
– Гля! – Труди пихнул Ференца в бок, показывая на грязную арку подворотни. – Чего там?
Ференц уже и сам заметил: толпа народу, стоят, галдят, словно что-то стряслось.
Держась ватагой, настороженно зыркая по сторонам, пацаны вошли во двор – вдруг тут можно чем- нибудь поживиться?
Распахнутое окно на первом этаже. В темной полости комнаты гудят мухи. Запах, как в лавке мясника, где рубили сырое мясо. Много сырого мяса.
Внутри кто-то надсадно рыдал, и у всех, топтавшихся во дворе, лица были бледные, как скисшее молоко. Разговаривали вполголоса, как будто боялись, что ветер подхватит их слова и унесет, куда не надо. Среди этих тревожно шелестящих реплик Ференц разобрал: «…ждали в гости дочь с ребятенком, еще вчера были такие веселые, улыбались, собирались лепешек напечь…», – а потом еще имя – Гонбер.
Ну, если Гонбер, все понятно.
От страшного запаха и оглушительного жужжания мух Ференца Берду слегка мутило. Самый младший в банде, Петруш, и вовсе позеленел, того и гляди с завтраком попрощается – он совсем шкет, одиннадцатилетка, да и страшилок о Гонбере Живодере наслушался по самое не хочу. Как, впрочем, и все остальные.
Никто не знал, кто такой Гонбер по видовой принадлежности – демон или человек, но все были в курсе, что он убийца-живодер, и счет его жертв идет на тысячи, и с ним не раз пытались разделаться, и за его голову обещана не одна зашибенная награда, прикончи его – озолотишься. Откуда он появился, дело темное, но произошло это около тридцати лет назад. Герцог Эонхийский сначала собирался с ним расправиться, а потом неожиданно сменил гнев на милость и взял его под защиту. Неофициально – но этого было достаточно, чтобы за Гонбером с тех пор в открытую не охотились.
Минувшей ночью он убил двух стариков, ждавших в гости «дочь с ребятенком». Наверное, это она сейчас плачет – приехала с утра пораньше, отперла дверь своим ключом и увидела… Ференц мог представить, что она там увидела: лужи крови, по всей комнате внутренности, кишки… А ребятенка, должно быть, увели к соседям.
– Хальнор, да услышь нас, наконец! – запрокинув лицо к холодному пепельному небу, выкрикнула костлявая тетка в заношенном халате и тапках на босу ногу. – Ты же бог, ты Страж Сонхийский! Почему ты все это позволяешь?! Убей изувера, чтоб он подох!
Одни поспешили отойти в сторону, другие предупреждающе зашикали: проклятый Страж Мира в своем нынешнем состоянии вряд ли услышит ее вопли, зато герцогские шпики или сам Живодер – вполне даже могут, и быть тогда глупой старухе следующей жертвой.
Петруша все-таки вырвало. Не его первого, под ногами у понурых зевак уже пестрело несколько растоптанных пятен свежей блевотины.
– Пошли, – сипло позвал Ференц. – Че мы тут забыли… Время задарма тратим.
Когда вышли на улицу, он, сам не зная почему, поглядел вверх – и вздрогнул: неподалеку высился необитаемый сонный дом, и на последнем поднебесном этаже маячила в лоджии, выделяясь на фоне светлой стены, человеческая фигурка. Кто там – Рис, успевший забраться на самую верхотуру? Или Гонбер, который, как рассказывают, тоже может беспрепятственно гулять по опасным хороминам?
Ференц поежился – так, чтобы пацаны не заметили. Ему очень хотелось верить, что сверху за ними наблюдает Рис, а не Гонбер.
Ивархо – большой остров, но это всего-навсего остров, сиречь кусок суши, со всех сторон окруженный водой. Отсюда никуда не денешься. На протяжении последних полутора лет Гаян считал это обстоятельство недостатком, но теперь переменил свое мнение. Тем, кого он подрядился убить, затеряться негде.
Обавия Клаха, старосту деревни Верхние Перлы, он выследил в городе. Тот приехал с товаром: копченая рыба и редкие лекарственные водоросли, все отборное, отменнейшего качества. Каким образом Верхние Перлы десять лет назад расплатились за это качество, Клах, наверное, предпочитал не вспоминать. Меньше помнишь – крепче спишь. Главное, что торговцы с материка такой товар с руками оторвут, а что
